Страница 4 из 4
Ему становилось хуже. Лицо серело, словно покрывалось пеплом. Губы потрескались так, что было больно смотреть.
- Узнаете, когда прочтете… Только учтите мою ошибку. Ускорение импульса действует на гипофиз и другие железы. Это я проверил на себе. Узнаете из дневника…
- Почему вы бросились в огонь? - закричал я. - Ведь любой из нас…
- Там надо было быстро… Слишком быстро для нормального человека…
Значит просто расчет. Не благородство, не самопожертвование… Я не верил ему, и он это понял по моему лицу. Хотел еще что-то сказать, но не смог. Его бегающий взгляд остановился, как маятник часов.
Откуда-то появились санитары. Осторожно положили его на носилки. Он не стонал и не шевелился. Торий Вениаминович умер по дороге в больницу.
Я разбираю его бумаги. Стремительный почерк, буквы похожи на стенографические значки. Кляксы разбросаны по страницам, как попадания. Очень много исправлений разноцветными карандашами: красный правит чернила, синий карандаш правит красный, зеленый правит синий - так, очевидно, он различал более поздние правки от ранних. Исписанные листы сухо шелестят, говорят со мной его голосом. Он первым решился поставить на себе опыт, который мы пока проводили на животных - моделях. И если не бояться горечи, то надо признать, что он и был тем человеком, о котором мы мечтали, - Homo celeria ingenii. Он пришел к нам из будущего. Почему же нам было так трудно с ним?..