(Не) дай мне уйти

Мария Фирсова

(Не) дай мне уйти

Пролог

Поверхность реки напоминала зеркало. Кривое зеркало. Водная гладь отражала мое лицо – искаженную гримасу боли. Я даже усмехнулась на мгновение, подумав, что вид у меня, в самом деле, какой-то потрепанный. А ведь вечер обещал быть увлекательным. Не зря ж я нацепила все эти побрякушки.

Поднеся руку к шее, коснулась кончиками пальцев тонкой цепочки, что всегда носила, как память. Память о нем. О таком близком и одновременно далеком.

Родной. И до боли такой чужой.

Кривая улыбка печального Арлекина обнажила зубы, заставляя прикрыть глаза. Как же я устала. Устала, черт возьми, искать его отражение в предметах и не находить. Никогда…

Мир подобно качелям раскачивался ежедневно с бешеной скоростью. Маятник, что в руках гипнотизёра.

Вцепившись дрожащими пальцами в золотой «ошейник», я дернула цепочку, сорвав ее. Надуманное освобождение, липовое… искусственное, как вся моя жизнь с момента нашего знакомства.

Разжав ладонь, я еще раз взглянула на тонкую металлическую нить, а в голове пронеслись его слова. Жестокая истина. Как жаль, что раньше я не понимала всю суть, не видела ее в упор, предпочитая сосредотачиваться на собственных ранах. Золотая цепочка на шее, как удавка, как веревка, что удерживала собачонку на привязи, не давая возможности сорваться.

Я пропустила украшение сквозь пальцы, наблюдая, как оно стремительно летит вниз, скрываясь под темной вуалью реки. Надо уметь прощаться, уходить, хлопнув дверью в нужный момент.

В общем, мне есть чему поучиться еще у жизни. Уроки ее, конечно, порой безжалостны, и выть приходится ночами, царапая ладони ногтями, вырывая из себя эту проклятую любовь, будто занозу.

Ветер трепал волосы, заставляя путаться пряди и слезиться глаза. Тушь вперемешку с солеными каплями стекала ручейками по щекам, а я терла лицо окоченевшими пальцами, словно пытаясь сорвать маску. Найти себя настоящую, понять… Подружиться с той Полиной, которая была до встречи с ним. Полюбить себя, или хотя бы перестать ненавидеть.

– Театр одного актера продолжается?! – раздался сзади знакомый голос.

Спокойный до одури, пьянящий до потери сознания.

Ухватившись пальцами за чугунный парапет мостовой, я подняла глаза в черное, как смола, небо.

–Ты меня преследуешь или тебе просто скучно живется? – стараясь держать марку, процедила я в ответ.

– Не поверишь, но до встречи с тобой считал, что моя жизнь вполне удалась.

Я хмыкнула, представляя его выражение лица. Развернуться бы, залепить пощечину, а потом… целовать пока губы не опухнут. Чувствовать запах кожи, мышцы, что перекатываются под рубашкой. Ощущать дыхание этого подонка на своем теле, и понимать, что внутри распирает от счастья. Глупого счастья, простого такого, женского.

– У тебя имеется прекрасный шанс попрощаться со мной здесь и сейчас, – настойчиво продолжала я его уговаривать, или все-таки саму себя.

Потому что прекрасно знала, что розовых единорогов и сахарных пряников в этой истории не будет, как и слов любви, по крайней мере, с его стороны точно.

Мы из разного теста, такие непохожие, и в то же время одинаковые в каких-то незначительных моментах. Он – сильный, резкий, дурманящий, заставляющий терять почву под ногами. И я – ни капли несмелая, потерянная для чувств, боящаяся авантюр… Влюбленная в двух мужчин одновременно.

Глава 1

Капли дождя медленно стекали по лобовому стеклу, оставляя после себя дорожки. Из динамиков доносился низкий голос фронтмена канадской рок-группы. Не сказать, чтобы я прислушивалась, но пальцами отбивала ритм, царапая обивку руля. Музыка, пожалуй, единственная вещь в моей настоящей жизни, которая не только не раздражала, но и вселяла порой уверенность, что за непроглядной тьмой будет обязательно свет. И чтобы его увидеть, не обязательно умирать. Руки потянулись к бардачку, и, коснувшись пальцами крышки, я на мгновение остановилась. Мама, конечно, не одобрит. А папа вообще объявит выговор. Но, слава богу, пубертатный период остался в прошлом – мне давно исполнилось восемнадцать. А, значит, и решать имею право самостоятельно.

Достав из бардачка пачку сигарет, я медленно покрутила ее в ладонях, бросая то и дело взгляд на капли, что падали с неба. Противная осень. И за что только ее любили поэты, посвящали ей стихи?! По мне, так нет в ней ничего романтичного: грязь, сырость, сгнившие листья. И холод, от которого некуда спрятаться. Потому что, когда внутри человека вечная мерзлота, тут уж никакой обогреватель не спасет. Увы, но пациент скорее мертв, чем жив. Реанимировать бесполезно. Уговоры и обещания, что с понедельника начнется новая жизнь, тоже не являлись стимулом, чтобы начать видеть мир в ярких тонах.

Достав сигарету, я извлекла из кармана зажигалку и только собралась прикурить, как ожил мобильный. Догадаться было несложно – звонила мама. Она, будто чувствовала момент, когда ее дочь близка к греху.

– Эх, мама, где ты была пять лет назад?! – пробубнила я, мысленно усмехнувшись.

Если честно, то разговаривать не хотелось также как и видеть кого-то. В маленькой, но уютной компании с Чадом, что пел о несчастной любви, мне было уютно и вполне комфортно, и уж в нотациях я точно не нуждалась. Но проще было ответить сразу на звонок. Иначе один пропущенный грозил перерасти в катастрофу всемирного масштаба.

– Привет, мам, – протараторила я, не оставляя попыток справиться с сигаретой.

Пальцы дрожали, зажигалка отказывалась работать, словно Вселенная намекала – не курила и нечего начинать. Но я с упорством, того самого ежика из анекдота, продолжала чиркать ею, параллельно вставляя «да» в разговоре. Не слушала, но создавала иллюзию, что нахожусь в теме.

Когда, кажется, справиться получилось, и можно было впустить в легкие дурманящий дым, мама произнесла то, отчего я выронила сигарету и едва ли не прожгла юбку.

– Полина, представляешь, кого я сегодня встретила? – воодушевлённо пропела она.

Я раздраженно закатила глаза, приготовившись выслушивать местные сплетни, но мама смогла удивить, заявив с неподдельным чувством радости.

– С Сергеем столкнулась в детском магазине.

Именно в этот момент руки задрожали, словно у меня в двадцать восемь наметился Паркинсон, и чертова сигарета аккурат приземлилась мне на колени. Я шикнула, захлопав глазами, еще до конца, не понимая, забрасывать ли маму вопросами или мчать домой.

На миг внутри что-то заныло. Сладкая истома кольнула кончики пальцев, но эта слепая надежда так же быстро растаяла, как и родилась.

– Сергей? – переспросила я, кашлянув в кулак.

Глупое сердце сделало кульбит, все еще всерьез не веря, что подобное возможно. Ведь чудес не бывает. Или все-таки порой они происходят?!

Хотелось бы верить, что да, но опыт подсказывал обратное. Гнать бы прочь незваные мысли, заслониться, спрятаться от них, оказаться бы под прозрачным колпаком, как растение в парнике, и жить себе спокойно, не ощущая помех извне. Но к сожалению, жизнь устроена иначе и, наверное, стоит смириться с теми вещами, которые нам неподвластны.

– Он похорошел, – с улюлюканьем пропела мама, наверняка расплываясь в улыбке. – Возмужал. В общем, сильно изменился.

– Изменился? – повторила я эхом, напоминая больше в этот момент жреца тайного культа, который пребывает в трансе.

– Еще как. Да ты, наверное, помнишь его. Сергей Журавлев учился с тобой в одном классе.

Во все клеточки тела в этот момент проникло ощущение, что меня столкнули с обрыва в заботливой попытке обучить плаванию. А я не только не научилась, но назло всем и утонула, устроившись с комфортом на дне реки. Удар под дых! Нокаут, и десяти секунд мне явно мало, чтобы подняться на ноги.

– Полина, ты меня вообще слышишь?! – заголосила мама.