Страница 4 из 32
— Это нормально? — не выдерживаю я. — Все мои студенты балагуры и идиоты, но все они приходят трезвые и уважают так или иначе это место или себя, А это… Может быть стоит его отчислить.
Чернов поднимается и чешет затылок.
— Ну будь это обычный вуз, а Распутин сын обычного бизнесмена, тогда да, можно было бы и отчислить.
— А что, отец у мальчика необычный бизнесмен? — складываю руки на груди. Я на многое готова, чтобы этот парень не учился на моих занятиях, чтобы не мелькал перед глазами и не лез ко мне под кожу. И я сама не могу понять своего страха и отвращения перед ним.
Тут я вскрикиваю, потому что что — то, а именно клешня этого парня, грубые пальцы дергают ткань моей юбки, что была в зоне его доступа.
— Давай я сниму с тебя эту уродскую тряпку и покажу какой у меня в штанах мальчик.
Я пытаюсь вырвать ткань, но кажется проще ее отрезать, так он в ней вцепился. Чернов приходит на помощь, а Распутин тут же засыпает.
— Давайте оставим его здесь, — уводит меня Чернов, придерживая талию. Но все то время, что мы отдаляемся от наглого мажора, я чувствую спиной его прожигающий взгляд, буквально секущий и рассекающий одежду плетьми позора.
Невольно оборачиваюсь перед самым поворотом, а он не спит, а делает бедрами волнообразные движения, явно имитируя что — то крайне неприличное. Я тут же отворачиваюсь, стараясь не поддаться панике. И это пошлое чудо будет на моих парах?
— Виктор Александрович, вы же видели!
— Я все вижу, Аврора Михайловна. Но Распутин наследник самого крупного металлургического комбината в стране. По факту он самый богатый папенькин сынок в нашем вузе, а его отец довольно частый наш спонсор.
— Ну все. Теперь все ему должны кланяться в ноги только за то, что он родился в удачной семье?
— По факту да, но скажу вам по секрету, что его отец настоятельно просил быть с парнем построже, и сделать все, чтобы он начал по-настоящему учиться. Не знаю насколько это реально, учитывая, что за четыре года, он появлялся здесь раз десять, но вдруг случиться чудо.
Единственное чудо, которого я желаю, чтобы на следующее занятие этот наследник не пришел.
Глава 5.
Он не появлялся два дня. За которые помимо дополнительной работы и кропотливой подготовки к занятиям, я решала бытовые проблемы. Вроде попытки справиться с текущим краном и органами опеки, которая пришла именно в тот момент, когда вся квартира была затоплена.
В общем неделя не самая лучшая, а единственный лучик счастья, мелькнувшей в этой тьме — это Лева, который несмотря не на что, всегда был рад меня видеть. Но это пока ему два года, гораздо сложнее будет объяснить, почему мы не живем вместе, когда он подрастет. Я лишь надеюсь, что к этому времени все наладится.
Каждый раз у меня обливается кровью сердце, потому что я не могу просто его забрать, просто взять на ручки маленькое тепло и убежать куда подальше.
Следующие занятия у старшего курса у меня в пятницу, и я готовилась к нему основательно. Нашла интересную тему, которую вся группа точно захочет изучить. И если честно совсем забыла про мажора Распутина. Даже убедила себя, что это была разовая акция. И одиннадцатого посещения не будет. Два дня же его в вузе не было. Значит и сегодня может не быть.
Так что настроение, несмотря не на что, было отличное, разве что погода подкачала. Дождь лил с самого утра, неприятный, холодный, по-осеннему мерзкий. Я поднималась из метро медленно, прекрасно понимая, что зонт меня не спасет.
Ну ничего, осталось перебежать дорогу, и я буду в теплом кабинете, готовиться к занятию и пить черный кофе.
Я спокойно захожу на пешеходный переход, но тут кто — то отскакивает, потому что на последние секунды зеленого сигнала светофора несется чёрная, тонированная акула. Именно так я называю эти немецкие иномарки. Более того, она колесом задевает небольшую лужу, аккурат брызгая в меня и тех, кто стоял рядом.
Я даже пошевелиться не могу, настолько ошеломлена и расстроена. Но делать нечего, удлиненный пиджак и зонт сдержали часть потока, но настроение смылось вместе с каплями, стекающими с пиджака.
Я наконец перехожу пешеходный и вижу на парковке ту самую акулу. Моему возмущению нет предела, и я впервые в жизни хочу отчитать незнакомца, ведь в конце концов он студент. Не важно чей. Но стоит мне сделать шаг к машине, а двери открыться, как я застываю каменным изваянием. Даже дышать перестаю. Это черт побери Распутин. Все в той же кожанке, но судя по твердому шагу и улыбке прохожей девушке уже трезвый. Да еще и сигаретой в зубах.
Я отворачиваюсь, про себя обещая этому лихачу самые сложные задания на своем экзамене и стою ровно столько, чтобы он зашел внутрь и не заметил меня в таком виде. Только потом поднимаюсь на кафедру, где мой конфуз конечно замечают.
— Аврора Михайловна, все нормально? У вас нет зонта? — причитает наша вечная сплетница Ольга Дмитриевна. Она пухлая, шумно дышашая мама одиночка, у которой кроме любимого сыночка и социологии радостей в жизни нет. Ее не очень любят студенты, потому что она нудновата на мой взгляд. Просто темы по своему предмету выбирает самые наискучнейшие. О личной жизни своих коллег она рассказывает гораздо охотнее.
— Из лужи обрызгали. Ничего, высохнет.
— Ну во-от…
Она суетится, делает мне кофе, и я благодарно улыбаюсь. На месте уже и Чернов. Коротко махнув всем рукой, тут же убегает по делам. И еще несколько довольно приветливых, но молчаливых преподавателей.
— Окатили из лужи? — поднимает брови Георгий Андреевич и я киваю. — Не удивлюсь, если кто — то из наших мальчиков на своих машинках.
Он преподаватель экономики. Терпеть не может своих студентов и это у них взаимно. Но порой ставит зачеты просто так, чтобы не слышать, как он выражается «Той чуши, что они несут».
Выпив кофе, я понимаю, что нужно спешить на занятие, но пиджак оказывается мокрым, и я его снимаю, оставаясь в одной тонкой рубашке. На вид, все прилично, но чувствую без пиджака себя голой.
Но делать нечего, и я иду на занятие. Парни и девушки уже в сборе, и ради уважения, даже встают, приветствуя меня.
Я не могу не улыбнуться, хотя и делаю это не слишком широко.
— Вы сегодня решили, наконец, нас порадовать и сняли с себя один слой? — Ольховский подмигивает, а я закатываю глаза.
— Это разовая акция, так что можете не обольщаться.
Я быстро пробегаю взглядом фамилии, замечая в журнале Распутина, квадратики которого всегда стоят пустые. Проверяю присутствующих и приступаю к занятию. Он приехал, но не пришел. Какая прелесть. День становится все лучше и лучше.
— Сегодня я приготовила для вас кое — что особенное.
— Особеннее лифака, который можно увидеть сквозь рубашку.
— Гораздо, Ольховский. Гораздо. Сегодня я предложу вашему вниманию самые популярные темы фильмов для взрослых.
Аудитория загудела, но весь вой перебивает грубый, немного хрипловатый голос сбоку, от которого по телу проходит дрожь страха, словно я не в аудитории, а в темном лесу, от которого не знаешь, чего ждать. Не знаешь, какие чудовища бродят во тьме.
— Какие, однако, интересные темы, а я и не знал.
Он стоит расслабленно, безразлично, прислонившись к косяку. Буквально пожирает меня взглядом с ног до головы. Даже трезвый и в чистой белой футболке под кожанкой он все равно выглядит пугающе. Настолько, что я готова перекреститься.
— Вы опоздали, Распутин. Я такое не приветствую.
— Москва, пробки, — он делает шаг внутрь.
Лжец.
— Не стоит обманывать преподавателя, Распутин. Я видела вас пол часа назад, очевидно пробки были по дороге на второй этаж?
— Точно. Из моих поклонниц. Судя по вашим стоящим соскам мы следующая.
Подобная вопиющая наглость просто оглушает. Рубашка мокрая, но я не знаю, как он смог разглядеть там что — то. Я прекрасно понимаю, что теперь каждый студент будет смотреть на мою грудь и демонстративно надеваю мокрый пиджак. Рискую заболеть я сохраняю свою гордость.