Страница 16 из 18
Вдалеке позвякивала карусель, но это она просто от ветра.
На следующий день я сел на поезд и уехал. У поезда плохая память – все пролетает мимо, ничего не задерживается. Он проезжает и тут же забывает кукурузные поля Иллинойса, реки детства, мосты, озера, долины, дома, обиды и радости. Он отбрасывает их назад – и они падают куда-то за горизонт.
У меня удлинились кости, я оброс плотью, сменил свой юный ум на более взрослый, выбросил одежду, потому что она мне больше не годилась, прошел все ступени от начальной школы до средней, и дальше – к университетским учебникам и книгам по праву. А потом у меня появилась девушка, в Сакраменто. Какое-то время мы встречались, потом поженились.
Я продолжал изучать право. К двадцати двум годам я почти забыл, как выглядит восток.
Но Маргарет предложила провести в этих краях наш отложенный медовый месяц.
Так же, как и память, поезд работает в обе стороны. Он может вернуть все то, что было оставлено позади много лет назад.
На горизонте появился Лейк-Блафф – город с населением 10 000 человек. Маргарет прекрасно выглядела в своей красивой новой одежде. Но я уже чувствовал, как мой старый мир начинает затягивать меня обратно в свое бытие. И Маргарет заметила это. Все время, пока поезд подъезжал к станции Блафф и вывозили наш багаж, она не выпускала моей руки.
Годы, что они делают с лицами и телами людей… Когда мы шли по городу, мне не встретилось никого, кого бы я узнал. Были лица с какими-то отзвуками. Как эхо в ущельях. Лица, в которых узнаются глупые смешки на уроке где-нибудь в закрытой гимназии, и как они качались на железных качелях и гоняли туда-сюда на роликах. Но я молчал. Я шел и смотрел, и складывал в себя все эти воспоминания, как осенью сгребают листья, чтобы потом сжечь.
В общей сложности мы пробыли там две недели и все места объезжали вместе. Дни были счастливыми. Маргарет была очень любима мной. По крайней мере, мне так казалось.
В один из последних дней нашего пребывания мы гуляли по берегу. Было еще не то время года, как в тот день много лет назад, но на берегу уже появились первые признаки запустения. Толпа поредела, несколько киосков с хот-догами были закрыты и заколочены, а ветер взял дыхание, чтобы исполнить нам свои извечные песнопения.
Я почти как наяву увидел маму, сидящую на песке, как она обычно сидела. И точно так же мне захотелось побыть одному. Но разве я мог сказать об этом Маргарет. Нет, я только держал ее за руку и ждал.
День клонился к закату. Почти все дети разошлись по домам, и только несколько мужчин и женщин нежились в лучах солнца.
К берегу подплыла спасательная лодка. Из нее стал медленно вылезать спасатель, который нес что-то в руках.
Я замер на месте. Затаил дыхание – и вдруг стал маленьким. Мне всего двенадцать, я ужасно мал, просто бесконечно мал, и мне очень страшно. И завывает ветер. И нет никакой Маргарет. Я видел только берег и на нем спасателя, который медленно-медленно выходит из лодки с серым, видно, что не очень тяжелым, мешком в руках, почти таким же, как его серое морщинистое лицо.
– Посиди здесь, Маргарет, – сказал я.
Я не знаю, почему я это сказал.
– Но почему?
– Просто посиди здесь, и все…
Я медленно пошел по песку к месту, где стоял спасатель. Он посмотрел на меня.
– Что это? – спросил я.
Спасатель долго смотрел на меня и не мог говорить. Он поставил серый мешок на песок, вода с шипеньем обступила его и тут же ушла обратно.
– Что это? – еще раз спросил я.
– Погибшая, – тихо сказал спасатель.
Я ждал.
– Это очень странно, – сказал он тихо, – никогда не видел ничего подобного. Она погибла… очень давно.
Я повторил за ним, как эхо.
Он кивнул.
– Я бы сказал, уже лет десять как. В этом году здесь не было ни одного утонувшего ребенка. С 1933 года здесь утонуло двенадцать детей, но их всех нашли, в течение несколько часов. Всех, кроме одной, я помню. А это тело, как раз, наверное, лет десять пролежало в воде. Зрелище не из приятных.
Я, не отрываясь, смотрел на серый мешок в его руках.
– Откройте, – сказал я.
Не знаю, почему я это сказал. Ветер взвыл еще громче. Спасатель продолжал возиться с мешком.
– Насколько я понял, это девочка, потому что на ней сохранился медальон. Больше ничего сказать не могу.
– Открывайте, скорее! – крикнул я.
– Лучше не стоит, – сказал он.
Но потом, похоже, увидел, что стало (как я думаю) с моим лицом.
– Совсем девчонка…
Он открыл только на чуть-чуть. Но этого хватило.
Пляж был пустынным. Только небо, ветер, вода – и одиноко бредущая осень. Я смотрел на нее. Что-то говорил и повторял опять. Имя. Спасатель смотрел на меня.
– Где вы ее нашли? – спросил я.
– Вниз по пляжу, вон там, на мелководье. Ну, очень, очень долго была в воде…
Я покачал головой.
– Да, долго… Чертовски долго.
Я подумал: «Люди растут. Я вырос. А она не изменилась. Она все так же девочка. Такая же юная. Смерть не дает расти или меняться. У нее все те же золотые волосы. Она всегда будет юной. И я всегда буду любить ее. Да, я всегда буду любить ее. Всегда буду…»
Спасатель завязал мешок обратно.
Через несколько минут я шел один по пляжу. Остановился – и кое-что увидел. «Это как раз то место, где спасатель ее нашел», – сказал я себе.
Там, у самой кромки воды, стоял замок из песка, построенный наполовину. Так же, как мы с Талли обычно их строили. Половину – она, половину – я.
Я посмотрел на него, опустился на колени рядом с песчаным замком и увидел маленькие отпечатки ног, которые приходили из озера и снова уходили в озеро и больше не возвращались.
Тогда я понял.
– Я помогу тебе закончить его, – сказал я.
Так и сделал. Я очень медленно ее строил, вторую часть замка. А потом встал, повернулся и пошел прочь, чтобы не видеть, как он рушится от волн, как рушится все.
И вернулся на пляж, где меня ждала незнакомая женщина по имени Маргарет, ждала и улыбалась…
The Tombstone
Надгробие
В качестве вступления была долгая поездка, пыль, которая лезла прямо в ее хрупкие ноздри, и тщедушное тельце Уолтера (это ее муж из Оклахомы[11]), которое с таким самодовольным видом тряслось на сиденье их «Форда» модели «T»[12], что аж плюнуть хотелось. А потом они въехали в этот крупный город из кирпича, странный, как старый грех, и разыскали там жилье и его хозяина. Хозяин подвел их к какой-то комнатушке и отпер дверь.
Прямо посередине полупустой комнаты стояло надгробие.
Глаза Леоты сузились, как при виде добычи, она немедленно сделала вид, что задыхается, и ее мысли забегали с дьявольской быстротой. Суеверия и предрассудки – это была та область, которой Уолтер никогда не смел даже касаться, не говоря уже о том, чтобы на нее посягать. Задохнувшись, Леота отпрянула, и Уолтер вперил в нее свои лучистые серые глаза.
– Нет, нет и нет! – громко отчеканила Леота. – Я не собираюсь селиться ни в какие комнаты ни с какими мертвецами!
– Леота! – сказал ее муж.
– Что вы имеете в виду? – удивился хозяин. – Мадам, вы же не…
Леота внутренне улыбнулась. Разумеется, на самом деле она ни во что такое не верила, но это было ее единственное оружие против ее оклахомца, а посему…
– Я имею в виду, что я не буду спать в одной комнате с трупом. Уберите его отсюда!
Уолтер с усталым видом посмотрел на покосившуюся кровать, и Леота порадовалась, что ей удалось ему досадить. Все-таки удобная это штука – суеверия. Она услышала, как хозяин дома сказал:
– Это надгробие из лучшего серого мрамора. Оно принадлежит мистеру Уэтмору.
– А на камне высечено «Уайт», – холодно заметила Леота.
– Разумеется. Это фамилия человека, для которого был сделан камень.
– И он умер? – спросила Леота, выжидая.
11
Автор особо подчеркивает происхождение персонажа, поскольку уроженцы штата Оклахома имеют в США определенную репутацию. Его называют «штат проворных». Семья Рэя Брэдбери переехала в Лос-Анджелес в 1934 году (тогда ему было 14 лет), в разгар Великой депрессии, когда многие жители Оклахомы бежали в Калифорнию в поисках работы, поэтому он знал об этом не понаслышке. – Прим. пер.
12
Ford Model T, также известный как «Жестяная Лиззи», – автомобиль, выпускавшийся Ford Motor Company с 1908 по 1927 год, а значит, в 1944 году, когда был написан этот рассказ, был уже, мягко говоря, не новым. – Прим. пер.