Страница 4 из 46
— Ну так зачем?.. — торопит Вадим.
— Да! — вякает наш не менее любопытный директор, и я решаю пойти в отказ.
Но тут на помощь приходит Федор Иванович:
— Вы не обязаны отвечать про скелет, — сухо произносит следак в сторону своего стажера. — У нас объяснение по другим фактам.
— Спасибо, — бормочу я. — Ну что, мы приступим?..
Следак вооружается ручкой; директор нервно теребит свой пиджак и поочередно моргает обоими глазами. Похоже, что он пытается подать мне какой-то сигнал, вот только менты просекают это на раз, а ваша покорная слуга — с некоторым опозданием. В итоге Федор Иванович бормочет что-то про тайны следствия и настоятельно просит директора выйти. Тот ощутимо бледнеет и медленно, по стеночке, выползает в коридор.
В процессе сердобольный стажер Вадим предлагает ему валидольчик, но мой непосредственный начальник благородно отказывается. Что, в принципе, понятно — Донцова пишет, что все эти успокоительные здорово замедляют скорость реакции.
Следак переглядывается со стажером (точнее, сурово сверкает глазами, чтобы тот не отвлекался), кладет ручку на стол и вновь фокусирует взгляд на мне:
— Для начала, Марина Васильевна, опишите педагогический коллектив.
Ну что ж, по крайней мере, они отошли от темы скелета. И это не может не радовать!
Я начинаю выкладывать сплетни о том, что трудовик мутит с химичкой, физрук ненавидит детей, физик загадочно связан с учительницей литературы, а муж нашей биологички работает в каком-то медицинском ВУЗе, и та то и дело приносит на работу списанные макеты венерических заболеваний со всеми соответствующими частями тела и ужасающими подробностями. И как-то весь этот кошмар разглядели две пятиклассницы… ох, шуму-то было…
Заботливо просвещаю ментов о том, что все парты исписаны сверху и залеплены жвачками снизу; и что учительница русского языка временам читает надписи на столах и иногда даже что-то дописывает (пространно и нецензурно), но детишки об этом пока не догадываются, потому что в тетрадях она пишет правой рукой, а на партах левой.
Рассказываю, что учительница по рисованию в контрах с учительницей по черчению, и если ты вдруг получишь пятерку по одному предмету, вторая училка посмотрит журнал и влепит двойку из вредности. Поэтому хитрые детки безбожно хватают «лебедей» по ИЗО и тут же получают «заслуженные» оценки по черчению, хотя и то, и другое они знают примерно на одном уровне — нулевом.
Сообщаю о том, что отличникам постоянно завышают оценки, потому что они — надежда и гордость. И если десятый класс еще ничего, но одиннадцатый совсем обнаглел — детишки изволят ходить почти исключительно на предметы с ЕГЭ, а если случайно придут на другие, то все равно ничего не делают…
Следак прерывает мой бурный рассказ (я с возмущением замечаю, что на листе «объяснения» до сих пор пусто) и приступает к конкретным вопросам.
Девятые классы.
Их всего два, «а» и «б», но в каждом человек тридцать. Куратор у них один на двоих — суровая, мрачная «англичанка». Она обожает классическую литературу и гордо носит на обесцвеченной голове жутковатого вида начес; не слишком-то любит нашего физика, но дружит с биологичкой. Детишки ее боятся. Две трети девятиклассников курят, отдельные личности балуются пивом. Примерно с месяц назад один ученик (нет-нет, не убитый) изволил прийти в состоянии алкогольного опьянения. Сначала его стошнило в туалете, потом сия безответственная личность зачем-то решила пойти на урок и ухитрилась столкнуться с директором. Шуму-то было…
Денис Костылев, покойный девятиклассник.
О нем я почти ничего не знаю. Нет, правда. Об отношениях в коллективе меня любезно просвещает скучающая на вахте Галька, но промывать кости ученикам она пока что не начала. Каких-то, конечно, я знаю и так, но этот несчастный к ним не относится. Нет, ну, в лицо я его узнаю, но если передо мной посадить десять человек… точнее, положить десять трупов, едва ли смогу понять, который из них Денис.
Зарплата.
А им-то какая разница? Ладно, ладно… зарплата нормальная. Конечно, могла быть побольше, но, в принципе, я довольна. На детективы хватает. На еду — не всегда, но разве я виновата, что нежно любимая мною Дарья Донцова так быстро пишет. Ну а тех пор, как я выпнула Петьку с его перманентным алкоголизмом, мои финансовые дела пошли в гору и хватать на конфетки. Со следующей зарплаты, может, и куртку куплю…
Директор.
При всех своих недостатках это хороший мужик. Он взял меня на работу, стабильно выплачивает зарплату, почти не пристает… Что? Часто ли ко мне пристают? Да не, не в том смысле! Хотела сказать, не прессует. А в первом смысле… да он же не извращенец! Наверно… Откуда мне знать?
Хотя в последнее время мне кажется, что директор какой-то подозрительно нервный. Эмоции он, похоже, не скрывает вообще! Захотел — наорал, захотел — побледнел…
Само происшествие.
Ну, вот, началось. Вздыхаю и начинаю рассказывать, что и зачем. Тезка любимого мопсика Даши Васильевой Федор Иванович довольно щурит глаза и торопливо записывает, изредка подкидывая вопросы: как меня занесло в кабинет физики, куда я так торопливо помчалась, зачем захватила с собой ведро, не видела ли Дениса, где в это время был физик.
Отвечаю максимально развернуто и подробно, молчу лишь о странном поведении физика — мне не хотелось бы обсуждать с ментами мои отношения с этим типом.
Потом я просто сижу и жду. Следак торопливо дописывает объяснение и сует мне его на подпись. Ага, щ-щас! Мне его жуткий почерк в жизни не разобрать. Прошу зачитать. Хучик исполняет мою просьбу без особых восторгов. Хватаю предложенную ручку, секунду раздумываю, а не снять ли перчатки, а то подписывать неудобно и…
Шарах!
Менты нервно вздрагивают, их взгляды скрещиваются на двери. Тихонечко хмыкаю и оставляю на бланке свою закорючку. Потом еще и еще — на каждом листе.
Вахтерша Галина рассказывала, что года четыре назад, когда в каморке потребовался ремонт, дражайший директор опять ударился в экономию, и дверь устанавливал трудовик. Мужик он, конечно, хороший, а столяр так вообще выше всяких похвал, но установка дверей, по-видимому, не его — мало того, что она из железа, к косяку прилегает неплотно, да еще фиг пойми, в какую сторону открывать. Я, помнится, путалась где-то месяц, следак ухитрился открыть с первого раза, а кто-то с той стороны… похоже, не угадал.
— Дурацкая дверь, — бормочет, переступая через порожек, эксперт.
Следом за ним просачиваются еще две какие-то личности. Все трое размахивают руками, объясняют, рассказывают и показывают. Я вижу, как темные глаза Вадима становятся все больше, больше… в отличие от стажера, Федор Иванович понимает, о чем идет речь, и мрачнеет буквально на глазах.
Я закрываю глаза, машинально тяну ко рту ручку… а, вот, дурацкий практикум с первого курса. Помнится, я — отличница — сдала его с третьего раза. Баллистика явно не мой конек. Хотя, наверно, это и не баллистика. Знания в голове сохранились, а название предмета почило в Лете.
Но вывод тут однозначен:
— Вы, что, хотите сказать, он не сам?..
Эксперт раздраженно кивает:
— Скорее всего. Экспертиза покажет.
Следак поворачивается ко мне, черты его лица слегка заостряются. Чуточку, самую малость — но мне вдруг становится жутко. Дешевая синяя ручка предпринимает попытку вырваться из моих пальцев, по спине сползает капля пота.
— Откуда вы знаете? — ласково улыбаясь, интересуется Хучик.
Угу-угу. Знаем мы эти улыбочки… Я опускаю ручку на стол и пожимаю плечами. Выходит немного нервно.
— Ну, я же все-таки физик…
Мент удивленно расширяет глаза. Интересно, с чего это вдруг? Я же ему… а, нет, не сказала. В моем объяснении есть графа про образование, но там записано просто «высшее». Распространяться в подробностях почему-то не хочется, получится как со скелетом.
— Поня-ятно… — тянет Хучик.
Он забирает у меня «объяснение»… и, кажется, впервые обращает внимание на мои руки.
— Будьте добры, снимите перчатки.