Страница 27 из 46
Господа Костылевы живут в элитной девятиэтажке недалеко от школы. Скорее всего, выбирая учебное заведение для своего сыночка, они руководствовались соображениями транспортной доступности. В принципе, это правильно: зачем мучить ребенка, таская его в элитную гимназию на другой конец города, если по профильным предметам можно нанять репетитора (откровенно говоря, дети богатых родителей не всегда стремятся учиться). Хотя в данном случае они все равно выбрали неудачно…
Погруженная в размышления об извечной проблеме отцов и детей, я захожу в подъезд и вздрагиваю от неожиданности: широкий коридор сужается по принципу песочных часов, самое узкое место перекрыто турникетом, в прозрачной кабине поодаль расположилась тучная немолодая вахтерша. Женщина выгодно отличается от привычных сторожевых бабок внимательным блеском в глазах; но для меня от этого никаких плюсов. Скорее, наоборот.
— Эй, эй! — стучит по стеклу вахтерша. Охранница явно интересуется моей персоной, но очень странно: как будто я какая-то черепашка или рыбешка. Мне кажется, или это явление называется «профессиональная деформация».
Неторопливо приближаюсь к стеклу. Неспешно, с пяточки на носок, цок-цок-цок. Походку я репетировала перед зеркалом и в результате «доцокалась» — соседи снизу выразили свое возмущение ударом по батарее. Бедняги, не привыкли — обычно я перемещаюсь по квартире почти бесшумно.
— Добрый вечер! Мне нужно попасть в восьмую квартиру. Вы не могли бы…
Меня мгновенно перебивают уверенным заявлением, что Ярослав Иванович не принимает всяких там «репортерш». Кхм, кхм. Не думала, что я так похожа на журналистку.
Ну ладно, попробуем еще раз:
— Простите, но я работаю в школе…
— Без разницы! — рявкает тетка. Похоже, она очень любит свою работу — настолько, что собралась защищать все подступы к квартире Костылевых до последней капли крови.
А, может, вахтерша не прочь на кого-нибудь поорать?
Я знаю такой типаж. Мы с Катькой назвали его «трамвайная бабка». Эта коварная пожилая женщина, которая ездит в общественном транспорте и копит в себе негатив, чтобы выплеснуть его на ком-нибудь беззащитном. А лучший способ начать скандал в транспорте это, конечно, накинуться на кого-нибудь с требованием уступить место. Я не имею в виду бабусь, которые вежливо просят уступить место — о нет, только ту версию, которая забирается в автобус и начинает освобождать сиденье с наезда. Она никогда не пойдет к взрослому мужику, если можно прогнать молодую девушку или школьника.
Помню, как пару назад ко мне тоже так подгребали. Дело было утром, всю ночь я пахала как лошадь на другом конце города и сейчас возвращалась домой после смены. Устала как три собаки, сижу, почти сплю, и тут появляется бабка. Подходит, швартуется возле меня и начинает бурчать про наглую молодежь. Недоуменно оглядываюсь в поисках «молодежи» — в пределах видимости только пенсионеры пополам с мужиками-вахтовиками. Бурчание набирает обороты, до сонной Марины доходит плохо, и я понимаю претензии лишь тогда, когда бабка переходит к конкретике. Нетрудно догадаться, чью сторону примет автобус, если я вдруг спрошу, почему она выбрала меня, а не, к примеру, того мужика, который расположился правее. Ругаться не хочется; я примирительно улыбаюсь и начинаю вставать… пол резко уходит из-под ног, я падаю на бабку, толкаю тележку с ее помидорами и, кажется, наступаю на ногу. Бабуся шипит и бросается за тележкой, вахтовики орут на водителя что нечего так тормозить, я вежливо извиняюсь и пытаюсь абстрагироваться от нотаций, которые льются как из ведра.
Так вот, о чем это я? Похоже, что эта вахтерша искала кого-то побезобидней — едва ли она рискнула бы разговаривать в таком тоне с супругой местного олигарха. А на меня можно рявкать сколько захочется — я все равно не смогу ей как-нибудь повредить.
Опять же, сама виновата — в общении с теткой я выбрала не тот тон. Не стоит забывать, что сегодня я вроде как властная и уверенная в себе дама, а не простая уборщица с ведром и тряпкой наперевес.
Поэтому я гордо вскидываю голову и заявляю:
— Тогда давайте позвоним Костылеву и спросим у него разрешения.
Мой голос звенит не сталью, он бряцает мягкими металлическими линейками, но это лучше, чем ничего.
Вахтерша проникается настолько, что переходит на «Вы»:
— Я вам что, нанималась… — впрочем, звонить Костылеву она не спешит.
Перебиваю на полуслове. Невежливо — и плевать. Сейчас я решила быть злой — для хороших манер у нас есть русичка.
Хотя на самом деле она еще та змея…
— Вообще-то нанимались. Вам за это и платят. Если что.
Вахтерша широко раскрывает глаза и слегка багровеет. Совсем чуть-чуть (а, может быть, это отблеск). После чего произносит длинную тираду с ехидно-нравоучительным «так-то» на конце. С ее точки зрения, я должна быть раздавлена. Еще чего! Повторяю ее предпоследнюю реплику с максимально противными интонациями, после чего добавляю немного ехидных фраз. Эта методика называется «Катька-стайл», она способна вывести из себя даже такого спокойного человека, как я.
Вахтерша вступает в дискуссию с пугающим энтузиазмом, но вместо того, чтобы давить меня, как вначале, высокомерием, она почему-то опускается на уровень ниже и гневно рычит (хорошо хоть не матом). Отмахиваюсь от нее короткими пренебрежительными репликами. Почему короткими? Длинную реплику долго придумывать, тем более, что у меня нет опыта ругани. Зато эта «леди», похоже, прирожденный боец…
Тем не менее, она выходит из себя быстрее. У вахтерши есть опыт ругаться, а у меня — выслушивать ругань. Едва ли у нее получится так изощренно поносить собеседника, как у моего бывшего мужа, орать громким басом как Галька или шипеть ехидной змеей как Катя, а злобный и нервный клекот директора вообще вне конкуренции.
Так или иначе, звонить Костылеву противница явно не собирается. Похоже, я снова выбрала не ту тактику. А вот интересно, что все-таки нужно было сказать, чтобы проникнуть к цели без ругани?
В середине «второго раунда» в подъезд заваливается высокий мужик в деловом костюме. Вахтерша едва заметно сбивается с ритма и косится на него. Поворачиваюсь в его сторону и замираю от восхищения. Так вон он какой, Ярослав Костылев!
Мои восхищенные ахи предназначаются не столько отцу покойного школьника, сколько Борису Семеновичу с его неслабым описательным талантом. Ей-богу, я не смогу составить портрет Костылева точнее. С виду он вроде похож на преуспевающего бизнесмена — высокий, с красивой подтянутой физиономией и предательски нависающим над ремнем едва завязавшимся животиком, но это если рассматривать картинку в статике. А если попробовать глянуть в динамике, для бизнесмена он слишком нервный. Не такой вдохновенно-дерганый, как наш директор, а, скорее, слегка неуверенный. Как будто высокая должность свалилась на него неожиданно, и он почему-то уверен, что с кресла его скоро подвинут. И эта неуверенность касается не только работы, но и вообще всего (по крайней мере, с точки зрения директора).
Не знаю, не знаю, за полминуты разглядывания я не успеваю подметить таких деталей, но на меня проходящий мимо Костылев «зыркает» достаточно подозрительно. Поймав его пристальный взгляд, прекращаю изучать украдкой и разворачиваюсь лицом.
— Добрый вечер! Я работаю в школе, где учился ваш сын. Хочу обсудить пару организационных моментов.
Почти дошагавший до вахты господин Костылев небрежно бросает:
— И кем вы работаете?
Борис Семенович прав: его голос звучит как-то более нервно, чем можно ждать от «большого начальника» в деловом костюме.
— Я — физик…
Месье Костылев мгновенно перебивает:
— Между прочим, я хорошо знаком с единственным учителем физики в нашей школе.
Тем не менее, он тормозит в двух шагах от вертящегося турникета и даже слегка поворачивает голову. Видимо, ждет, что я буду врать дальше.
— Я — физик по образованию, а преподаю технологию у девочек.
Едва ли он в курсе, какие сугубо специфические науки изучают наши девочки. Но мне не очень-то нравится его «хорошо знаком»…