Страница 27 из 32
Я наблюдала за беззаботными детьми, которые сидели у костра и увлечённо играли в резные деревянные фигурки, сделанные, судя по теням от огня, в виде животных. Маленькие деревянные лошадки, находясь в детских ручках, скакали по земле и прыгали через пламя. Их сопровождали искусно вырезанные модельки собак, кошек и других животных. Малыши были в восторге и не замечали никого вокруг. Я улыбнулась, вспоминая точно такие же игры в собственной деревушке. Сердце каждый раз сжималось от боли, стоило картинам прошлого вспыхнуть в голове, но я запрещала себе отсылать их прочь, потому что некому больше было о них помнить.
В кучке детей я заметила знакомое лицо и приникла ближе к стеклу, оставляя на нём запотевшие пятна от своего дыхания. Бойкая черноволосая девчонка с непослушными волосами что-то рассказывала другим девочкам и комично хлопала своими длинными тёмными ресничками. Она была самой крохотной из всех, хотя по возрасту все дети казались одинаковыми. Я бы не дала им больше шести.
Рядом с сестрой Николаса, оттеняемый костром, застыл огромный холмик в виде спящей овчарки. При виде собаки мои глаза загорелись сильнее. Ужасно захотелось присесть рядом и зарыться в её шелковистую шёрстку зонарного окраса. Время от времени собака приоткрывала сонные золотистые глаза и проверяла, на месте ли её маленькая хозяйка. С усталой улыбкой я наблюдала за ними, пока не услышала шаги за дверью. Улыбка сошла на нет, а сердце заколотилось где-то в горле.
Тихий стук в дверь, а потом она начала медленно открываться, с лёгкостью отодвигая сооружённую мной конструкцию и впуская яркий свет в мой маленький тусклый мир. Я продолжала стоять, напрягшись всем телом и кусая губы. Смотря в окно, но ничего за ним не видя.
В нос ударил притягательный аромат свежеприготовленного мяса, а также запахи лекарств и настоек, которые окончательно убедили меня в цели визита пришедшего. В личности этого человека я тоже не сомневалась с самого начала. Отражение в окне явило моему взору высокую фигуру Николаса. В одной руке он держал большую свечу, в другой – свёрток ткани, ботинки и деревянный поднос с мисками. Те, что лежали на столике с утра, с глухим стуком посыпались на пол, но Ник даже не обратил на них внимания, рассматривая моё опухшее лицо и окровавленную одежду, отражающуюся в толстом стекле. Я лишь мимолётно встретилась с ним взглядом и снова переключила внимание на группу у костра.
Дверь бесшумно закрылась, отгораживая нас от остальной части дома, которую я пока не успела изучить.
Временно поставив принесённое на пол, мужчина молча вернул мебель на место. Он с такой лёгкостью поднял кровать, будто она весила не больше одной из принесённых им мисочек, когда я чуть не надорвалась, придвигая её к двери. Мышцы на его руках при этом впечатляюще напряглись, и я яростно одёрнула себя, злясь, что вечно обращаю на это внимание.
Закончив, Николас еще немного потоптался, очевидно, думая, что сказать, или, наоборот, чем занять себя, чтобы не говорить.
– Всё готово, – наконец сообщил он.
Я незаметно вздохнула, собираясь с силами, повернулась и присела на край кровати, который как раз доходил до начала окна, так что я вновь могла обратить своё внимание на улицу без необходимости поворачиваться к Нику. Но оказалось, что это было моим самым опрометчивым решением, потому что стоило мужчине присесть сзади, как его и мое отражения тут же показались в стекле. Но я не стала закрывать глаза, вопреки своему желанию. Он больше не увидит меня слабой.
Но куда проще было договориться с самой собой, нежели прийти к согласию со своим телом. Если в голове мне и удавалось навести сомнительный порядок, то тело предательски выдавало дрожь страха, которая усилилась, как только пальцы Николаса коснулись завязок на задней стороне платья. А сердце стучало так громко, что мужчина наверняка должен был слышать.
– Ты боишься, – тихо произнёс он, убирая руки и заглядывая в мои отражающиеся глаза.
Я ничего не ответила, не став отрицать или соглашаться. Но само молчание дало более ясный ответ.
Он тяжело вздохнул и склонил голову набок, продолжая смотреть.
– Я ничего тебе больше не сделаю, клянусь. Понимаю, ты не хочешь видеть меня, и я бы не стал заставлять, но моя мать сейчас осматривает заболевшего ребёнка. Скорей всего, она проведёт с ним всю ночь, а твоими ранами нужно было заняться еще в полдень, – медленно объяснил он, безуспешно пытаясь встретиться со мной взглядом. – Но если тебе страшно, я могу уйти, только скажи.
Было страшно и больше всего мне сейчас хотелось снова остаться в одиночестве, но…
– Мне больно.
Эти едва слышные слова были единственным ответом, слетевшим с моих губ. И крылось за ним многим большее. Если бы я попыталась сейчас себя представить, то увидела бы лишь сгусток крови, в котором размылась грань физического и духовного.
Ник хмуро кивнул, принимая его, и начал развязывать тесёмки. Они тянулись до самого низа спины, но он не стал распускать их до конца, оставив обнажёнными лишь места порезов от кнута и плечи. Пропитавшиеся старой и свежей кровью бинты быстро оказались на полу. Я почувствовала себя совсем беззащитной и задышала слишком громко и часто, чтобы мужчина не заметил, но он предпочёл промолчать.
Шорох тканей стих, Ник шёпотом выругался и замер за моей спиной. Я наконец отважилась посмотреть на его отражение и увидела, как он сжал губы.
– Придётся распустить те нити и зашить заново.
Я прикрыла глаза и молча кивнула, готовясь к боли, которая последовала уже при промывании.
Долгое время мы сидели в напряжённой тишине.
– Фрейя, – вдруг тихо вздохнул он, вытягивая из раны чёрные от крови нити. – Мне жаль. То, что я сделал… Было отвратительно. Ты через столькое прошла. Я должен был отнестись с пониманием и вести себя сдержаннее. До сих пор поражаюсь, как тебе удалось так быстро вывести меня из себя. Обычно для этого требуется гораздо больше времени. Я практически не понимал, что делаю. Знаю, звучит, как глупое оправдание, но так и есть. Тогда в моём представлении всё было совсем иначе. Я хотел напугать, да. Хотел показать, что случается, Фрейя, когда не отдаёшь отчёта своим словам. Но я совершенно не желал делать тебе больно и вызывать такой ужас, – наши глаза всё же встретились. – Я ошибся. Прости меня.
Эти признания, такие человечные, его извинения настолько потрясли меня, что на время я лишилась дара речи. И на миг, лишь на миг позабыла, кем являлась в этом доме.
– Зачем? – прошептала наконец.
– Что?
– Зачем тебе моё прощение? Тебя не должно волновать, что я чувствую.
– Но волнует, – просто ответил он.
Мы снова замолчали. Молчание было неловким, тяжёлым, но я, по крайней мере, перестала бояться, обдумывая слова мужчины. Однако последующая дальше боль от накладываемых стежков заглушила все мысли. Я терпела, как могла, но всё равно то и дело вздрагивала и выгибалась, с шумом втягивая носом воздух. В такие моменты Николас останавливался, давая мне время перетерпеть, и часто смазывал края раны каким-то успокаивающим снадобьем, которое источало приятный аромат.
Когда возня с плечом осталась позади, мы оба облегчённо выдохнули. Следующим испытанием стало лечение глубоких следов от плети. Но я так устала, что мои глаза даже начали слипаться под успокаивающими движениями Ника и теплом, исходящим от его массивной фигуры, когда он вдруг нарушил тишину странной фразой:
– Я хочу заключить с тобой сделку.
Вся сонливость разом слетела с меня, и я настороженно посмотрела на его силуэт в окне, но он явно был сосредоточен на ранах и даже не заметил этого.
– Какую ещё сделку?
– Ты ведь всё равно не оставишь попыток сбежать? – немного недовольно спросил он.
Мне некогда было задумываться об этом. В таком состоянии я бы всё равно далеко не ушла, к тому же, в этом не было никакого смысла. Я не помнила дорогу назад и вряд ли правильно определила бы направление, не говоря уже о том, что не хотела больше подвергать риску волков. Но было одно дело, которое всё ещё требовало моего внимания, только оно больше походило на самоубийство и, видимо, ждало меня совсем не в ближайшем времени.