Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 58



Медвежья кровь

Вступление

— У меня ружье! И я буду стрелять!

Приходилось кричать так громко, как я была в состоянии делать, чтобы только перекричать истеричный и надрывный лай моих верных псов…

…И чтобы эта тень услышала!

Тень, которая скользила от окна до окна, выглядела такой огромной, что загораживала собой рассеянный свет луны и заставляла меня содрогаться от ужаса в попытках понять, что я могу сделать, чтобы защитить себя!

Не было слышно ни звука шагов, ни шороха ветра.

Словно сама природа замерла и прислушалась.

Можно было бы подумать, что мне всего лишь кажется это все, если бы не приглушенный смех, который я слышала, отчего волосы вставали дыбом, а зубы стучали друг о друга.

Мужской смех.

Низкий, обволакивающий, вязкий, словно туман, который ползет из леса густой, беспроглядной пеленой, заставляя зябко кутаться в теплый плед. И спешить скорее к огню, чтобы согреться и успокоить свою душу от мыслей о том, что и кто может прятаться за его рассеянной дымкой.

Он забавлялся со мной.

Играл, подбираясь все ближе и ближе, и словно чувствовал, насколько я беспомощна перед ним, как бы ни храбрилась и ни цеплялась за охотничье ружье отца, сжимая его до ломоты в пальцах.

— В последний раз предупреждаю! — снова крикнула я, вздрагивая всем телом оттого, что тень скользнула у последнего окна нашего большого, просторного дома, и с холодным ужасом понимая, что теперь остался ровно один поворот. Всего один угол, который этой тени стоит преодолеть, чтобы найти входную дверь.

И пусть она была надежно закрыта на засов, у меня не было уверенности в том, что это поможет мне.

На самом деле я не в первый раз оставалась одна, но никогда еще мне не было настолько страшно!

Никогда еще не было этого удушливого, щемящего ощущения, словно я попала на полном серьезе в фильм ужасов, где за стенами бродит самый настоящий маньяк.

И сколько бы я от него ни убегала и как бы ни пряталась, он все равно найдет меня!

Впервые дом перестал быть моей нерушимой крепостью и центром добра и тепла, где меня не страшило совершенно ничего.

Впервые окружающий наш дом лес стал чем-то страшным и загадочным, храня тайны, которые было лучше не знать, чтобы продолжать спокойно жить.

Тень снова рассмеялась приглушенно и хрипло, опьяняя баритоном и словно заманивая в ловушку своей бархатной мягкостью, когда я отчетливо понимала, что даже у волка изумительная, мягкая и теплая шерсть, но ведь и она не сделает его клыки менее устрашающими и смертельно опасными.

— Ведь ты сама позвала меня, глупая.

— Я вас не знаю! И никуда не звала!

Оттого что его приглушенный смех, слегка хрипящий, но все равно такой по-мужски притягательный в своей силе и глубине, раздался уже совсем близко, а порог скрипнул, меня бросило в холодный пот и во рту пересохло.

Ну вот и все!

Он у двери!

Было жуткое, совершенно необъяснимое чувство, что меня не спасет ни засов, ни дверь, ни ружье, как бы устрашающе я им ни целилась, надеясь лишь на то, что он не увидит, как неловко я его держу.

— Уходите прочь!

Он снова рассмеялся, заставляя меня поежиться и покоситься на странное поведение моих четвероногих друзей, которые хоть и лаяли, но при этом поджимали хвосты и не бросались вперед, как это было раньше и, к сожалению, далеко не единожды.

Словно даже мои псы ощущали что-то таинственное, ужасающее и давящее на психику с появлением этой тени, что ощущала и я слишком отчетливо, чтобы не обращать на это внимания, но боясь вдаваться в подробности.

Легко нападать на того, кто беззащитен перед миром…

Жаль, что человеческая сущность была настолько низкая и подлая, что этим не пользовался разве что ленивый…



Не нужно было обладать блестящим умом, чтобы прийти к девушке, которая осталась одна в большом доме со странным маленьким мальчиком и двумя собаками, ожидая от нее благосклонности.

Этот человек не был оригинален в своем появлении, но пугал меня гораздо сильнее всех остальных таких же наглых, распутных, а зачастую в стельку пьяных мужчин, кто уже приходил на порог моего дома в попытках завоевать расположение не столько своим поведением, сколько грубой силой.

В таежном поселке не может быть секретов, когда все видят друг друга и обсуждают еще много недель любой, даже незначительный пустяк.

И я не могла винить людей в том, что наша семья стала поводом для разговоров и сплетен еще пару лет назад.

Я любила тайгу.

Я здесь родилась.

Меня назвали в честь лесной фиалки — Иля.

Здесь мои родители нашли друг друга и шли по жизни, крепко держась за руки, зарабатывая посильным трудом деньги, но не пытаясь перебраться в большой город, даже когда ситуация в лесоперерабатывающей промышленности резко ухудшилась.

Мой отец сначала был начальником местного отдела лесной полиции, а когда его расформировали за ненадобностью, он пошел работать бригадиром лесозаготовительной бригады, уезжая в самую глубь леса на несколько недель вместе с десятком мужчин.

Мама была скромным поваром на переправе, где все водители больших лесовозных машин останавливались, чтобы согреться в зимние морозы и перекусить на половине долгой и опасной дороги.

Они всегда были рядом, всегда поддерживали и защищали друг друга, а наша семья была дружной и сплоченной на зависть и пересуды многим в маленьком таежном поселке.

Но когда родился мой младший брат — мой маленький лунный мальчик,— деньги стали нужны как никогда, и родители оставляли дом на меня, чтобы работать сутки напролет и иметь возможность вывозить нашего кроху на дорогостоящее лечение в город.

Беда пришла откуда не ждали…

Ни для кого не секрет, что работать в лес идут или от безнадежности, или пытаясь скрыться.

А еще люди, которые не могут устроиться на другую работу в силу некоторых причин.

Например, таких, как бывшая судимость.

Отец не брал в свою бригаду тех, в ком не был уверен, но многие другие брали.

Именно один из таких людей посчитал, что имеет право приставать к маме, несмотря на то, что знал о ее семье и муже, который работает рядом.

Конечно же, папа не оставил этого.

Завязалась потасовка, которая переросла в драку… и закончилась случайной смертью обидчика: он ударился головой о выступ коряги, что невозможно было увидеть из-за снега.

Мы с мамой до последнего молились и надеялись на то, что эту ситуацию признают необходимой обороной и папу выпустят на свободу.

Но все было тщетно.

Так наша размеренная жизнь закончилась в один страшный день, оставляя наедине с одиночеством, страхом, болью и своей беспомощностью перед обстоятельствами, а еще показывая истинное лицо окружающих нас людей.

На протяжении последних трех лет, пока папы не было рядом с нами, кто только ни приходил на порог нашего дома из местных наглецов и приезжих работников из леса, которые считали, что мы с мамой просто обязаны обогреть и обласкать каждого желающего, совершенно не задумываясь над тем, как они унижали нас и пугали.

Никогда еще в своей жизни я не плакала столько, как в эти годы, от омерзения и оскорблений, когда совершенно незнакомые мужчины ломились в наш дом, зная, что я остаюсь совсем одна, и нет никого, кто способен поставить их на место.

Большинство из них были пьяны.

Они били стекла, отшатываясь от моих огромных псов, которые стали единственной моей опорой и защитой; кричали о том, что я дура и могу заработать собой много денег, а еще их защиту.

…Но все, чего я хотела,— это покой.

Простой, тихий человеческий покой, чтобы могла ложиться спать в большом двухэтажном доме, не вздрагивая от каждого звука и не держа рядом с собой папино ружье.

В такие моменты я думала, что, наверное, это даже хорошо, что мой брат ничего не понимал и не мог испугаться так, как боялась я.

Я вздрогнула, хватаясь отчаянно за ружье, когда дверь вдруг дрогнула и — как мне на секунду показалось — слегка прогнулась, словно была не из дерева, а всего лишь фанерным листом.