Летний сад

– Значимые подробности, процедуры, формальные рамки… Чем вы думали заниматься на Западе, Курбатов?

Русский неопределенно пожал плечами.

– Впрочем, это не важно. Даже самые скромные ваши планы выглядят сейчас практически неосуществимыми. Слишком много совпадений. Но вот что самое удивительное, Курбатов… Ваша активность вокруг капиталов Дахьи поразительно возросла летом прошлого года. Не объясните ли, по какой такой причине?..

Случайная истерика автомобильного клаксона прервала воспоминания Кроу. Сэр Арчибальд посмотрел на часы. До встречи оставалось еще целых полтора часа, а четкого плана действий как не было, так и нет. Блефовать с посредником он не собирается – это недостойно джентльмена, да и по-человечески недальновидно. Что интересует русских в Курбатове? Он сам или вывезенные им деньги? Согласятся ли они передать информацию о провале Джейн, если Курбатов окажется на Западе без прикрытия английской разведки? Какое-то смутное и тревожное чувство принудило его ускорить шаг и покинуть Бейсуотерское шоссе. Незаметно он оказался здесь, возле мраморной арки, и, для того чтобы двигаться в нужном направлении, ему было необходимо пройти по Парк-Лейн в сторону Пикадилли, повернуть направо к Веллингтон-плейс и Конститьюшн-хилл, а затем проследовать к Мэйлу мимо Букингемского дворца.

Осилив сложную трассу намеченного маршрута, сэр Арчибальд направился к Темзе. До него уже доносился запах соли и илистой маслянистой грязи, смешанный с выхлопными газами автомобилей. Упорядоченные мысли покинули его, и разведчик Ее Величества, отбросив тщетные попытки найти красивое решение проблемы, просто мерил шагами лондонские мостовые. Маршрут вывел его на Нортумберленд-авеню и, пройдя положенное, Кроу повернул к реке. В опустившихся на город сумерках было что-то театральное, нарочито и неожиданно ноябрьское: небо, нависшее над головой, было сердитым, как называют его шотландцы, и темнота быстро затягивала окружающий город-ской пейзаж. Серебристые вспышки автомобильных фар на Хангерфордском мосту мелькали непрерывно, одна за другой. Кроу вышел на набережную Виктории, свернул налево. Достигнув Замковой лестницы, остановился и, облокотившись о перила, начал разглядывать оживленную гладь реки. Он находился в месте, которое называлось Королевский плес. Этакий праздный наблюдатель за буксирами, толкающими баржи вверх и вниз по течению.

– Извините, – обратился к нему голос с заметным акцентом, – вы, случайно, не обратили внимания: не пробегал ли тут карликовый пинчер в красной шлейке?

– Послушайте, Рару, это экспромт или заимствование из какой-нибудь оперетки?

– Не обижайтесь, сэр Арчибальд. Так действует ваша погода на мою натуру. Не хватает солнца, красок, экспрессии.

– А у вашего Чаушеску, надо понимать, всего этого добра в изрядных количествах припасено?

Румын облокотился на перила рядом с Кроу. Широкая улыбка, открывающая безупречно белоснежные зубы, не сходила с его смуглого лица.

– Эх, дорогой Кроу! Если бы вы только представляли себе румынское лето! Бухарест, утопающий в зелени, наливающийся солнечным светом виноград Тарнавы и освежающую прохладу Трансильванских Альп!

– По которым бродит неприкаянный граф Дракула, – мрачно перебил собеседника Кроу.

– Господарь Влад если где и бродит, то только по съемочным площадкам ваших друзей-американцев, дорогой Арчибальд. И раз уж речь зашла о них, держите. – Рару достал из кармана небольшой конверт.

– Что здесь?

– Всего лишь фотография, но говорящая понимающему человеку о многом.

Сэр Арчибальд нерешительно повертел конверт в руках.

– Что-то не так, сэр?

– Видите ли, Рару… Мне нет нужды вводить вас в заблуждение. Но изменившиеся обстоятельства не оставляют мне возможности выполнять обязательства, которые открываются после моего ознакомления с содержимым этого конверта. Мне очень жаль, дорогой Рару, но получается, что я совершенно зря беспокоил и вас, и себя.

– Неужели господин Курбатов стал ценным приобретением для английского правительства?

– Мы не станем это обсуждать, дорогой Рару. Если это в какой-то степени сможет утешить вас и извинить меня, то считайте, что личный интерес Арчибальда Кроу вошел в противоречие с интересами короны и нации. Можете так и передать своему московскому другу.

– Нечто подобное допускалось изначально. Поэтому мои полномочия позволяют… – Рару решительно взял конверт из рук англичанина и столь же энергичным жестом профессионального фокусника извлек из конверта фотоснимок. В неверных огнях лондонского вечера глянцевая поверхность сверкнула, как драгоценность сомнительного качества. – Узнаете, сэр Арчибальд?

Одного мимолетного взгляда было достаточно. Все подозрения и сомнения, что в течение последних трех лет отравляли покой его души, разом получили почти документальное подтверждение. «Почти»… Кроу был профессиональным разведчиком и прекрасно понимал, насколько выгодно «красным» вбить клин между англичанами и американцами. Тем более, что запечатленный на снимке мистер Болтон являлся для него не совсем посторонним человеком. Но сейчас важным было не откровение сделанного где-то на Востоке снимка, а сам факт снисходительной щедрости, с которой русские руками Рару подставляли Болтона.

– Вы правильно оценили мои слова, Рару? Я не считаю себя обязанным выполнять какие-либо обещания, связанные с Курбатовым…

– Этого совершенно не требуется, сэр Арчибальд. Считайте, что это просто жест доброй воли.

Кроу задумчиво посмотрел на реку. Мимо Королевского плеса проходила древняя на вид крутобокая баржа с голландским торговым флагом на корме. По палубе, заливаясь тонким лаем, метался карликовый пинчер в еле различимой с берега, но, несомненно, алой шлейке. Сэр Арчибальд усмехнулся:

– Не ваша ли пропажа, Рару?

Румын звонко цокнул языком:

– Что наша жизнь, дорогой Кроу? Череда бесконечных совпадений и парадоксальных случайностей.

– А жизнь этого песика? Что вы скажете о ней?

– А что особенного можно сказать о собачьей жизни?

Требовательный сигнал будильника возвестил о наступлении очередного английского утра. Джейн с трудом открыла глаза. Наступивший день встретил ее косой серебряной сеткой дождя. Живое полотно из капель завесило снаружи окна квартиры, а тихий ритм, отбиваемый теми же каплями, навевал непроизвольную дремоту.

Это был первый лондонский дождь после возвращения Джейн из России. Она улыбнулась и вспомнила себя, прежнюю Джейн Болтон. Дисциплинированную резвушку, покидавшую уютную и теплую постель по первому требованию механического Цербера, маленького и стойкого солдатика из рода Глазго-Фаррагутов, искренне верившего в необходимость строгого соблюдения режима с самого раннего детства. Так было заведено в пыльном викторианском позавчера, так продолжается в приличных домах и по сей день… Джейн хмыкнула, на мгновение открыла глаза и обвела взглядом комнату. Смешанная обстановка: колониальная мебель красного дерева и модные шведские трансформеры из полиэфира, фарфоровая антикварная мелочь и космический на вид автоответчик, электрическая печатная машинка и футуристическая настольная лампа никак не подходили девушке, воспитанной в лучших традициях. Слишком быстро меняется жизнь, и человек пытается изменяться вместе с ней. Раньше… При чем тут раньше?! Теперь! Теперь умудренная непродолжительным, но серьезным жизненным опытом Джейн Болтон не торопится покидать тепло одинокой постели, пусть хоть все королевские службы мира в нетерпении ожидают ее присутствия! Она будет слушать музыку дождя, грустить о вещах, известных только ей одной, и никуда, совершенно никуда не будет торопиться!

Гонг на входной двери и телефонный звонок раздались одновременно. Джейн замерла, даже придержала дыхание. «Если никого в доме нет, то кто тогда разговаривает со мной?» – строчка из милновского Пуха пришла на память мгновенно. А никто ни с кем и не разговаривает! Девушка закрыла глаза, но телефон был удивительно настойчив, а гонг у дверей повторился.