Курьерская служба

Толпа позади меня корчилась от боли и отступала назад. Парни в брониках выбежали из кузова, половина уткнулась стволами и прижала к стенам ультрасов, половина — подбежала к нам, помогла подняться, увела назад. Позади девушки звука не было слышно.

— Скорую! — крикнул спецназовец в рацию.

Приятеля Сид, кажется, по фамилии Тарагупта, уже осматривал дежурный медик. Вечер оказался таким суматошным, что пронёсся достаточно быстро. Нас с Сидом отвезли в ближайший травмпункт, мало чем отличавшийся от всех подобных. ВИП-отделение для дворян и аристократов оказалось закрыто, и меня принимали в обычном, “людском”, то есть для мещан и крепостных. Осмотрели, сделали пару рентгеновских снимков — или какой-то другой аналогичной технологии. Аппарат был удивительно компактный, бесшумный, и врач находился рядом, когда снимали. У меня переломов не оказалось, а вот у Сида диагностировали трещину в ребре, пару серьёзных ушибов, травму колена и растяжение лодыжки.

— Легко отделались, — резюмировал Сид, когда мы ехали на такси домой к тётушке. — Спасибо, что пытался спасти меня, барь.

— Ты тоже пытался. И тебе спасибо.

— Знаешь… Я понял, что произошло. Читал о таком в книжках. Ты инопланетянин, да?

— В каком смысле?

Он прищурился и посмотрел на меня, перейдя на полущёпот.

— Вовсе это не амнезия. В Эльдара Матвеевича кто-то вселился. Там, в этом зале в университете. Я помню хорошо барина—фаната мультипликации. А ты совсем другой. Ну вообще нихрена не похож!

— С чего ты взял. Ты бред какой-то несёшь. У тебя же вроде бы сотрясения нет?

Я рассмеялся. Прозвучало убедительно, но не подействовало.

— Не бред. При амнезии человек вряд ли приобретает навыки меткой стрельбы. И так сильно характер меняет. В общем, можешь не признаваться, барь. Кем бы ты ни был и какие бы цели не преследовал — ты нормаль. Мне нравится.

— Ну, спасибо и на том, — усмехнулся я.

Некоторое время ехали молча, затем Сид спросил:

— Как зовут-то хоть? Настоящее имя.

— Имя моё — Эльдар Матвеевич Циммер. Родители — Валентина Альбертовна и Матвей Генрихович. Шестнадцатого октября девяносто первого родился. В… Подольске.

Сид кивнул.

— Всё сходится… Кроме даты. Ты второго октября родился. Видимо, спутались даты, когда вселялся? Календари разные, что ли…

Наш диалог прервал водитель, спросив:

— С какой стороны заезжать? Там ворота откроют?

— Откроют, откроют, слева поверни, — сказал Сид. — Не плати, барь, я сам заплачу, если не сложно, помоги с сумками.

Попрощался с Сидом, дошёл до кровати, услужливо расстеленной Ленкой. В первую ночь в новом мире я уснул быстро. В обрывках снов я видел битву в переулке и свою последнюю схватку в полуразрушенном здании, где подкравшиеся спецназовцы Западно-Сибирской Хунты накрыли наш диверсионный отряд. Снились вражеский ствол у виска, холод гильотины у горла и звон разбитой бутылки. Две битвы и две смерти в один день — более чем достаточно, чтобы спать крепко. Но ничего, теперь я жив, и этот мир, в любом случае, выглядит куда безопаснее предыдущего.

Встал рано и до пробуждения домашних принялся готовиться к вылету в Москву. Предстояло ещё подготовить вещи и многое узнать.

Глава 5

Тетушка вышла пить чай, когда в квартиру уже завалился Сид: хромающий, перевязанный, весь в пластырях. Спросил разрешения сесть за общий стол, тётка хмыкнула:

— Я тебе когда-нибудь запрещала? — а затем, бросив взгляд на его лицо, спросила. — Это где вас так вчера? Неужели англичашки? По радио говорили, что на улицах драка была.

— Они самые, — кивнул Сид. — Кто-то остервенение учинил, лезли, как зомби из фильмов. Эльдар Матвеич даже шмальнул в одного — без толку. Сирены только помогли.

— Шмальнул? — насторожилась тётушка.

— В ногу. Жандарм рядом стоял, ничего не сказал.

Я добавил:

— А перед сообщил, что дали распоряжение «не стрелять». Видимо — какие-то игры подковерные.

— Демидовы, наверное, — кивнула Мариэтта Генриховна. — Они ж в последние годы все оружейные заводы на севере под себя подмяли. А с Англией у нас переговоры о границах в Зеленогорье и в Африке, вот и хотят подогреть ситуацию, чтобы государство побольше у них заказало.

Я решил узнать подробнее.

— Тётя, ты, напомни, за границей где была?

— Да я ж невыездная долго была, только в колониях и союзных. Ну... на Аляске, она тогда наша была, на Филиппинах. Которых в Петрины переименовали. Ещё до того, как они о независимости объявили. А, ну, в Греции десять лет назад, в Сербии. А сейчас обросла народом — всё-таки, пятнадцать душ уже, куда я уеду. Своих детей нет, так эти охламоны вместо... У Ленки вон двоюродная на сносях — опять подарок барский готовить.

А дальше началось то, по чему я в какой-то мере даже соскучился: легендарные «разговоры на кухне», которые встречались мне во всех возможных мирах, при любом возможном политическом и социальном строе. Тётушка немного рассказала про своих крепостных: почти все проживали в Верх-Исетске, только одна семья на окраинах. Про то, что всем старалась дать образование и помочь с жилплощадью.

— Сейчас вашему брату, Исидор, хорошо — тебе и семья помогает, и баре, и Дворянский дом, и государство, и у картелей программы социальные. Пенсия на пять лет раньше нашей. Отработка всего два часа в сутки.

«Исидор» — с небольшим удивлением я отметил, что совсем не предполагал такое полное имя у своего камердинера. Он же немного неуверенно вступил в дискуссию:

— Десятина... Смена жилья при переезде барина.

— Повозмущайся мне! — тётка впервые, похоже, подняла голос. — Ты знаешь, сколько я налогов плачу? У меня у некоторых мещан знакомых дом богаче уставлен, чем у меня. Льготные продукты малоимущим.

— Наказания суровей... Ну, и как некоторые баре зверствуют, тоже знаете.

— Знаю, — поморщилась тётушка. — Ну, мы же не Демидовы какие-нибудь. Не Козицкие. И твоя хозяйка, Валентина Альбертовна — тоже.

— И я это очень ценю, — Сид в характерном жесте приложил руку к груди, но тут же поморщился от боли в ребре. — Болит, зараза!

Тётушка посмотрела на эту картину с сожалением, потом полезла в телефон.

— Вася? Свободный? У тебя же на этой неделе вообще часов отработки не было? Свободен? Задачка есть. Тут у меня племяш, а у него комардин раненый, да ещё машина в ремонте. В аэропорт доставишь?

Кивнула и продолжила:

— Ну, собирайтесь. Васька поможет.

Вещи мои уже были собраны, поэтому затягивать не стали. Васька, живущий на первом этаже, оказался коренастым и слегка лысым мужичком лет сорока, улыбчивым, но приветствовал сухо. В дороге разговорились: выяснилось, что он управляющий магазинчика электронных девайсов, записанного на тётушку.

— В этом году слабые продажи, цены на конвейерную электронику поднялись, кризис поставок редкоземельных. А камнерезы нарасхват, все на военку выходят. Да и стоят аппараты вроде «Циммера» — впятеро дороже обычных. Вот вы отучитесь... Как у вас, Эльдар Матвеич, с учёбой-то?

Сказал он и осёкся, видимо, понял, почему мы едем в аэропорт, и что сморозил глупость. Но тут же исправился.

— Ну и ладно. Осенью в московских или питерских вузах попробуете. Там, конечно, и конкурс выше, и учат хуже, зато ближе к дому. Вы по стопам отца не думали идти?

— В каком смысле? — осторожно спросил я.

— Ну... он же у вас, насколько знаю, кризисный менеджер в ПУГК? Или сменил уже работу?

— Поволжско-Уральский Газовый Картель, да, — выручил меня Сид. — Где находится Матвей Генрихович — неизвестно. Где-то в колониях, судя по всему.

— Общается только письмами пару раз в году, — добавил я.

Надо будет почитать биографию отца. Наверняка что-то есть в открытых источниках, подумалось мне. Пока ехал, соображал, что скажу матери по прилёту: следовало одновременно и объяснить, почему многого не знаю и не понимаю, и показать себя адекватным, чтобы не спихнули в какое-нибудь закрытое лечебное заведение. Хотя я знал, что психушка — не конец. Переселение сознания — это всегда немного безумие. За несколько сотен жизней мне случалось побывать и в них, и в тюрьмах, и даже в пыточных у безумных учёных. Но если есть возможность избежать, то я бы предпочёл ею воспользоваться.