Мадин

Я услышал истеричные вопли своей супруги еще издалека. Что-то опять стряслось, и она выплескивала свою ярость на ни в чем неповинных людях. Она делала это и раньше, прослыла среди обслуживающего персонала той еще злобной истеричкой, но в последнее время все стало еще хуже. Я пару раз пытался с ней поговорить об этом, но Самира лишь огрызнулась, мол, гормоны. А я внутренне сжался. Если мне предстояло это терпеть еще почти девять месяцев, то, наверное, стоило подыскать себе съемное жилье на время.

Я вышел на источник шума и уже на следующем повороте столкнулся с супругой и бывшей невестой. Вот так совпадение, надо же. В воздухе запахло грозой.

22

— Что происходит?! — я хмуро обвел взглядом своих женщин.

Судя по тому, что Ева дрожала и плакала, Самира уже успела отыграться на ней по полной. Иногда я смотрел на супругу и диву давался, как же она любила причинять людям боль и страдания. Казалось, что она не просто наслаждается ими, упивается, как самый настоящий маньяк.

К слову, Еву довести до рыданий было тяжело. По крайней мере ту девушку, что я знал точно. Конечно, был шанс, что она могла кардинально измениться, но как-то не верилось.

— Эта дрянь совсем из ума выжила! Все эти необразованные нищебродки только об одном и думают, как занять хозяйское место! Ты мерзкий раб, ты должна делать то, что я говорю, тебе ясно, идиотка?!

— Самира… — я поморщился. Иногда жена была не просто неприятной личностью, скажу больше, вызывала отвращение. Нельзя было так обходиться с людьми, я много раз пытался объяснить ей это, но бесполезно. Самира со всеми обращалась, как с грязью. Даже с теми, кто был богат, как и она.

— Ты хоть знаешь, что она сделала?!

— Какая разница?!

Господи, да знаю я, что она сделала. Нечаянно что-нибудь уронила и разбила. У нас была целая куча дорого, коллекционного хлама, которое слуги то и дело, что периодически разбивали. Ключевое слово — хлама. Для меня идеальным был минималистический интерьер, есть я мог и из посуды с ИКЕА, а древнюю рухлядь, которую Самира с таким благоговением собирала и вовсе бы куда-нибудь сплавил. Делов-то. Но жена всегда разводила из этого настоящую трагедию. Для нее это было сродни катастрофе!

— Эта гнида подзаборная лапала мое платье! Свадебное платье! Она пыталась его примерить!

— Это неправда…

— Ах, ты, дешевая…

— Самира! — предостерегающе буркнул я. Терпеть не мог, когда из уст женщины лилась нецензурная брань. Хотелось встряхнуть ее в такие моменты, да как следует.

— Я не примеряла его… — прошептала Ева, обнимая себя руками, словно пытаясь отгородиться от всего происходящего. — Просто держала перед собой, я просто держала его…

— Зачем ты вообще полезла к нему? Жалкая, полевая мышь! Что ты о себе удумала? Ты прислуга, раб, вот и знай свое место! Скажу сидеть, значит, надо будет сидеть, скажу прыгать, значит, прыгать! Тварь! Ты знаешь, сколько людей хотят попасть на твое место?! Вам платишь кучу денег, а потом находишь лазающими в нижнем белье!

— Успокойся!

— Как тут успокоиться? Она своими грязными руками трогала мое свадебное платье!

— Самира! Хватит, я сказал! — Супруга уставилась на меня ошалелым взглядом. Красивое лицо исказилось гримасой гнева, к щекам прилил алый румянец. Мне кажется, если бы не я, она бы набросилась на Еву…

— Ты защищаешь ее? — уже чуть тише выдала она.

— Ушла к себе. Живо. Дважды повторять не буду.

Иногда Самира понимала только такой тон. Использовал я его крайне редко, но сейчас она по-настоящему вывела меня из себя. Приличные люди так не вели себя с другими, и неважно, кто именно перед тобой находился. Такое поведение говорило в первую очередь о ее внутреннем мире, воспитании и происхождении. Именно она сейчас вела себя как «нищебродка» и «шавка».

Она повиновалась. Я знал, что жена побаивалась меня. Наверное, это было что-то на уровне подсознания, потому что на самом деле я никогда не принял к ней силы. И даже не потому, что война с ее семьей мне была совершенно  не нужна, а потому что трогать женщин было табу. И неважно, до какой степени они были неправы. Но Самира знала, что при желании, я найду на нее управу. Знала и боялась меня. Я чувствовал это.

Она ушла. Недовольно повиновалась, потому что должна была и знала, что иначе все плохо для нее закончится. Резко развернувшись и взмахнув длинными волосами, она исчезала за поворотом, оставляя нас с Евой одних.

Взглянув на бывшую я понял, что она все еще немного дрожит. Не знаю почему, но сделал к ней пару шагов и подошел ближе.

— Ты в порядке? — вырвалось само собой. Но не успела Ева ответить, как я замер на месте. Застыл, как вкопанный. До этого момента она стояла ко мне боком и тень падала на лицо, а когда я подошел ближе, вплотную, то смог разглядеть начавший расцветать синяк. На всю скулу.

— Все хорошо, — прошептала Ева, смахивая слезы с лица, но я ни на секунду ей не поверил.

23

— Это что такое? — Я осторожно взял ее за подбородок, развернул ближе к себе и убедился в опасениях. — Она что, ударила тебя?!

— Н-нет… то есть… это не важно… пожалуйста, поговори с ней! Скажи, чтобы не увольняла, пожалуйста! — взмолилась Ева, забывая о своей прежней холодности, теряя свою маску сдержанности. Ей было страшно, я видел это по глазам. Плевать было на унижение, на задетую гордость, на все, важна была только работа, и сейчас я понимал, почему.

Я отдернул руку, понимая, что нежная кожа обжигает мои пальцы, грозится распространить этот огонь и может сжечь меня дотла. Сделал шаг назад, вдохнул, медленно выдохнул, пытаясь унять зарождавшуюся волну гнева.

Самира все-таки могла быть дрянью и иногда заслуживала отменной порки. И сегодня она заслужила выслушать все, что я о ней думал.

— Можешь ехать домой, я тебя отпускаю. Завтра приезжай на работу, как обычно. Ни о чем не думай и ничего не бойся, никто тебя не уволит. Я даю слово.

Ева перестала плакать и посмотрела на меня. Во взгляде ее промелькнуло и удивление, и благодарность, и, отчего-то, страх.

— С-спасибо…

Я развернулся и быстрыми шагами направился в сторону спальни. Залетел туда и с силой захлопнул за собой дверь, заставляя стоявшую спиной ко мне Самиру едва не подпрыгнуть.

— Кусок чертового платья стоит того, чтобы вести себя так, как вела себя только что ты?

— Да о чем ты? — снова начала заводиться супруга. Самира взмахнула руками, пытаясь мне что-то доказать.

— Ты больная что ли, я просто не пойму?

— Мадин…

— Ты отвесила этой девушке пощечину за то, что она тронула твое платье?! Чертово платье?! Да кому оно вообще на хрен нужно?! Ответь мне, что с тобой не так, потому что я вот уже два года, как пытаюсь это понять! Почему ты такая ядовитая, холодная и высокомерная? За что так ненавидишь и окружающих людей, и весь мир вокруг себя? За что мучаешь ни в чем неповинных людей? Ты ведь выросла в роскоши, тебя всегда любили родители, ты красива, молода, здорова, так чего тебе не хватает, откуда в тебе столько гнева и ярости?!

— Мадин… — снова повторилась Самира, ошарашено разглядывая меня. Так, словно видела в первый раз. А мне вот давно хотелось задать ей эти вопросы.

— Почему ты считаешь, что имеешь право распускать руки с другими людьми? И что, что они не так богаты, как ты? Дальше-то что? Да они все лучше тебя, ты понимаешь?!

— Что?! — глаза супруги округлились, губы так и остались приоткрыты в немой "о".

— Ты ни дня в своей жизни не делала ничего полезного. Учебу закончила за деньги отца, никогда не работала. Вся твоя жизнь заключается в том, что ты целыми днями разъезжаешься по столице и тратишь деньги, заработанные другими людьми! Магазины, рестораны, концерты, тренажерный зал, все! Все, понимаешь, вот она твоя жизнь! Ты ничем не полезна обществу, ты не делаешь ничего важного, в отличие от людей, которых ты так презираешь! Они работают, в отличие от тебя! Кормят свои семьи, учатся, мечтают, развиваются, поднимаются выше, что-то делают, пока ты греешь свой зад на островах и шатаешься по бутикам в поисках очередной шмотки, которая затеряется среди сотен таких же! Как вообще можно ударить человека из-за куска ткани, что вообще творится с тобой? Ты пустая. Пустая у тебя голова и такая же пустая жизнь. А девушку эту больше трогать не смей. Она одна растит больного ребенка, поэтому ты не посмеешь ее уволить, ясно тебе?