Страница 10 из 14
Но стрелка на часах неумолимо приближается к 12 ночи, и я с грустью понимаю, что мне пора.
— Ладно, Наташ, я пойду, — поднимаюсь с дивана. — Спасибо за чай.
— Это тебе спасибо, — встает следом за мной.
Уж мне-то точно не за что говорить спасибо, думаю про себя.
Наташа провожает меня до прихожей и стоит рядом, пока я одеваюсь. Уже в куртке и с портфелем на плече, я поворачиваюсь к девушке и снова встречаюсь с ней взглядами. И на секунду мы так и замираем.
— Леша, а почему ты раньше никогда со мной не общался? — тихо спрашивает, и снова ее щеки покрываются румянцем.
— Разве? — не придумываю ничего лучше этого слова. Не говорить же ей, как есть: «Я такой же влюбленный в тебя идиот, как и все остальные в нашей школе. Вот только в отличие от меня они могут открыто проявить к тебе интерес».
— Да. Ты в школе со всеми общаешься, кроме меня, — в ее голосе сквозит обида. — Меня для тебя как-будто нет.
— Это не так, — тихо произношу. — Ты есть.
«Иногда мне кажется, что только ты и есть», — мысленно добавляю.
Наташа делает глубокий вдох и задерживает дыхание. Мы очень близко друг к другу, наши лица разделяет всего пара десятков сантиметров. Я понимаю, что могу поцеловать ее сейчас, и она меня не оттолкнет.
Более того — Наташа ждет этого.
Готов поспорить на что угодно: еще ни один парень не стоял так близко к ней и еще ни на кого она не смотрела такими глазами. И еще ни в чьем присутствии она так не краснела и не смущалась.
— Спокойной ночи, Наташа, — я слегка касаюсь губами ее щеки, от чего она замирает. — Увидимся в школе.
Я быстро поворачиваю ключ в замке и выхожу за дверь. Решаю не ждать лифт и бегу по лестнице вниз. Холодный осенний ветер приятно холодит лицо, приводя меня в чувство.
Я мог ее поцеловать и выиграть спор с друзьями. Но Наташа не заслуживает того, чтобы так с ней поступать. Я уже совершил гадкий поступок, организовав это псевдо-нападение.
Уже дома я понимаю, что так и не отдал Наташе украденный у нее учебник по алгебре. Друзьям в школе говорю, что у меня ничего не вышло, и Кузнецова продинамила меня так же, как и их всех.
— Давайте заканчивать этот дурацкий спор, — раздраженно говорю Владу и Кириллу. — Мы все проиграли.
— Ну я еще предприму одну попытку, — загадочно отвечает Влад.
— Какую?
— Попробую подкатить к ней на осеннем балу.
Меня на осеннем балу не будет, я уезжаю на соревнования по плаванию. На секунду я напрягаюсь, но потом успокаиваю себя тем, что Владу в любом случае ничего с Наташей не светит.
Теперь уже становится невозможно делать вид, что я не замечаю Кузнецову. Тем более что она часто стала подходить ко мне на переменах первой. И во время наших коротких диалогов она так смотрит на меня, и у нее так розовеют щеки от смущения... Мне едва удается держать себя в руках. Вести с ней непринужденный разговор, как с любой другой девчонкой, почти невозможно.
В глубине души я догадываюсь, что нравлюсь ей. Протяну руку — и Наташа моя. Но мне это запрещено.
Глава 11. Утро после выпускного
Противная трель будильника словно бьет по голове бейсбольной битой. Не размыкая глаз, я нащупываю телефон на тумбочке и бью пальцами по экрану. Назойливый звук замолкает, и я облегченно выдыхаю.
Но не надолго. Потому что без какого-либо стука резко распахивается дверь в мою комнату.
— Леша, вставай! — железный тон матери бьет по башке похлеще будильника.
— Блин, мам, у меня вчера выпускной был! — отворачиваюсь к стенке и повыше натягиваю одеяло.
Ее острые шпильки трижды стучат по паркету прежде, чем мать оказывается у моей постели.
— Пора вставать, говорю, — трясет меня за плечо.
Я знаю, что она не даст мне послабления, даже несмотря на выпускной. Ей все равно. Еще вчера она пускала сентиментальную слезу, когда я получал аттестат, но уже сегодня превратилась в железную леди, возглавляющую крупнейшую строительную компанию страны.
— Встаю, — обреченно выдыхаю и скидываю с себя одеяло.
Мама уходит, а я сажусь на постели и тру лицо. Случайно задеваю губу и морщусь от боли. По ощущениям она опухла. Подхожу к зеркалу и вижу, что это действительно так. Нижняя губа не только увеличилась в размере в два раза, под ней еще на весь подбородок разросся синяк.
Придурок Влад.
Я иду в ванную комнату, принимаю душ, быстро сушу голову феном, возвращаюсь к себе и гардероб. Он набит классическими костюмами, рубашками и галстуками. Внизу в ряд стоят начищенные туфли.
Я выбираю темно-синие брюки и пиджак, белоснежную рубашку и синий галстук в белую крапинку. Завязывае шнурки на черных туфлях и иду в комнату старшей сестры. Ира развалилась на кровати звездочкой и видит десятый сон.
— Ир, — трясу ее за плечо.
Сестра издает непонятные звуки, похожие на мычание, и поднимает на лоб маску для сна.
— Чего? — щурит глаза.
— Дай тональный крем.
— Что?
— Тональный крем дай, — слегка повышаю голос. — Мне синяк замазать надо.
Сестра несколько секунд смотрит на меня сонным, ничего непонимающим взглядом, а затем все-таки встает с кровати и бредет к туалетному столику.
— На, — протягивает мне в руки маленький тюбик.
— Спасибо.
Я возвращаюсь к себе и приступаю к маскировке синяка, но выходит слабо. Если намазывать подбородок тонким слоем крема, то синяк остается виден. Если мазать пожирнее, то невооруженным глазом заметно, что у меня на лице косметика.
Даже не знаю, что из этого хуже.
Дверь моей комнаты снова распахивается, и на пороге возникает мама.
— Нам через 10 минут выходить, а ты еще не позавтракал.
— Я не хочу.
Она приглядывается к моему лицу.
— Что это? — подходит ближе и смотрит на разбитую губу с опухшим подбородком.
— Ударился вчера в темноте об дверь, — сочиняю на ходу. — Вот не знаю, как лучше: быть с синяком или замазать его? Но тогда видно, что у меня на лице тональный крем.
Мама недовольно вздыхает и хмурится.
— Иди смой. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь подумал, что ты нетрадиционной ориентации.
Я непроизвольно смеюсь, за что родительница награждает меня строгим взглядом. Я тут же успокаиваюсь и молча иду в ванную смывать тональный крем.
Через 10 минут, наспех выпив на кухне кофе, я сажусь на заднее сиденье «Мерседеса» премиального класса. Мама уже ждет меня там. Водитель заводит мотор и выгоняет автомобиль со двора.
— Мне нужно твое мнение по этому проекту, — мать протягивает мне в руки красную папку.
Открыв ее, я вижу предложение о строительстве двух школ и трех детских садов в Архангельской области.
— Государственно-частное партнерство? — уточняю у мамы, прочитав соответствующий пункт в документах.
— Да.
— Нам это разве выгодно?
— Вот я и хочу услышать твое мнение, — она слегка поворачивает ко мне голову и пристально смотрит.
Я продолжаю читать дальше.
У моей мамы трое детей: мой старший брат Миша, потом сестра Ира и я. Миша был усыновлен в возрасте трех лет еще до того, как мы с Ирой родились, но тем не менее родители считают его родным сыном, а мы с Ирой родным братом. Разделения между нами не было, и никто бы никогда не узнал о том, что Миша усыновлен, если бы однажды он сам не пошел это проверять. Сравнил свой ДНК с Лизой, папиной дочкой от другого брака.
И вот из всех детей мама почему-то увидела своего преемника именно во мне. С самого детства она погружала меня в тонкости строительного бизнеса, показывала чертежи проектов и учила в них разбираться, лет с 14 я стал ходить на совещания. Как раз сейчас мы едем на одно такое.
Я никогда не возражал. У меня технический склад ума, и любые, даже самые сложные, чертежи мне понятны. Мне нравится анализировать: я могу взять любую отчетность с миллионом цифр и понять ее за минуту. Мне нравится вести переговоры. После 9 класса мать отправила меня на курсы ораторского мастерства и искусства убеждения. Отдельно я прошел курс дебатов на английском языке.