Пятнадцать ножевых

На прощание Давид оставил мне два здоровенных красных яблока. Привет с родины, наверное. Я их сразу есть не стал, запихнул в карманы пижамы.

***

Прямо с прогулки я пошел к врачу. А чего время зря терять? Основное узнал, можно выгребать.

Я постучался, дождался разрешения. Доктор сидел один, второй стол пустовал. Вернее, был завален старыми историями. В психушке как — поступил кто, на него запрашивают из архива следы предыдущих госпитализаций. Мало ли что посмотреть придется. Чем лечили, что говорил, как вел себя. А так как у некоторых за плечами десятки поступлений, то архивные истории иной раз впору на тележке возить. Как выпишется, свежую историю сошьют в кучу — и до следующего раза.

— Слушаю, — буркнул Анатолий Аркадьевич, не отрываясь от записей.

— Да я насчет выписки, — что тут хороводы водить, быстро выяснил и пошел.

— Какая выписка, Панов? — всё еще продолжая заполнять бумаги, спросил он. — Амнезия не прошла, дезориентирован. Это я тебе как коллеге сообщаю. Чтобы понимал, никаких козней против тебя. Рано тебе уходить еще. И потом... — Анатолий Аркадьевич внимательно на меня посмотрел: — Зайди ка, присядь. И дверь, дверь закрой.

Ситуация перестала мне нравится. Зашел, переложил истории болезней на стол, сел.

— Панов — доктор достал из какой-то папки пару бумажек, посмотрел на них — Ты где тарен взял?

— Таблетки от отравления ФОС?!

Мне оставалось только удивленно хлопать глазами.

— Они, они. У тебя следы тарена в анализах.

Вот откуда галлюцинации!

— Ни сном ни духом, — честно глядя в глаза Анатолию Аркадьевичу признался я. — Отмечали начало учебного года. Была вечеринка с алкоголем...

— Личное дело у тебя чистое — врач задумался — На учете ты не состоял, что не удивительно...

—Подсыпали? — я откинулся на стуле — тот жалобно скрипнул.

— Будем выяснять, — Аркадьевич строго на меня посмотрел. — Я знаю, что сейчас стало модно у золотой молодежи травкой баловаться...

Только не это! Пятно с наркотиками — на всю жизнь. Не отмоешься потом.

— Сообщайте в милицию! — твердо произнес я — Я чист

***

С милицией мне откровенно повезло. Незадолго до обеда, в палату зашла фактурная дознавательница в форменном кителе и белом халате поверх. Брюнетка лет тридцати, с томными карими глазами. Макияж тоже — вроде и не видно, но чувствуется, что старалась долго. Короче, если и не милиционерша с обложки ведомственного журнала, то где-то близко. В будущем такие зачитывают в телевизор всякую особо важную информацию, глядя в объектив немигающими глазами.

Представилась — лейтенант Видных. Анна Петровна. И фамилия подстать. Разглядев меня, вскочившего, Видная слегка покраснела, поправила прядь над ухом. Предложила пройти в ординаторскую, которую, к нашему приходу, освободили для беседы.

На стул я сел по-турецки, да еще закатал рукава пижамы. Анна Петровна уставилась на мои руки, вздохнула. Достала бумаги, стала, стреляя в меня глазками, быстро заполнять. Сначала шли обычные вопросы — где родился, учился... Благо я знал ответы и дело спорилось.

Наконец, дошли до главного:

— Я уже была у вас в институте. На военной кафедре пропал тарен из аптечек.

— Стал бы я его воровать, чтобы потом закинуться и отвечать на такие вопросы...

— Понимаю. — Видных пощелкала ручкой. — Панов, какие у тебя отношения с Серафимой Голубевой?

И вот что отвечать?

— Сложные.

— Мне рассказали, что ты ее недавно бросил и встречаешься с другой девушкой.

— Допустим.

— А почему тогда она была на вашей вчерашней вечеринке?

— Так мы же учимся вместе... — промямлил я.

— Андрей, ты же понимаешь, что попытка отравления — это покушение на убийство?

— От дозировки зависит...

Дознавательница улыбнулась.

— Смотри ка... Подкованный!

— Я же на скорой подрабатываю.

— Да, это я выясняла. И там у тебя тоже сложные отношения с коллегами, правда?

Я неопределенно пожал плечами.

— Панов, в твоих же интересах мне все рассказать!

— Да не знаю я ничего! Сидели, выпивали, веселились. Ни с кем не конфликтовал. Потом почувствовал себя странно, понесло...

Изображать искренний гнев не пришлось. Я и правда, ничего не знал. Все было запутано

— Что пили?

— Водку. Девчонкам вино.

Тут меня Давид подковал. Спасибо ему.

— Не медицинский спирт?

Я рассмеялся, подвинулся ближе к Видной. Глазками в меня стреляешь? И кольца на руке нет....

— Анна Петровна, спирт — это уже давно анахронизм. Для медицинских целей используется технический вариант. Сейчас пациенты несут врачам водку, коньяк, даже хорошие вина попадаются. Мартини

— Мартини?

Видная отодвинулась, но взгляда от меня не отводила.

— Не приходилась пробовать?

— Не-ет

— Могу угостить

— Ты?

— Я!

— Что же... Вам на скорой такое дарят? Даже фельдшерам?

— Бывает и перепадает. Мы же жизни спасаем!

Прозвучало пафосно, но на лейтенанта это подействовало. Она накрутила прядь волос, еще раз стрельнула в меня глазками.

— Ну Панов... ты ходок, я смотрю!

Облом.

— На ходу подметки режешь! Мартини он меня угостит... Вот же ухарь!

— Ну рядом с такой красивой женщиной... — я отсел обратно, вздохнул.

— Короче так, Панов. Я с тебя подозрения не снимаю! Знаю ваши вечеринки! Приходилось уже видеть последствия. Кстати, в морге тоже!

Мы помолчали, я разглядывал потолок. Что тут можно еще сделать? Только идти в полный отказ и несознанку. Много скажешь — много дадут. Принцип известный.

— Ладно, пока к тебе больше вопросов нет. Появятся — вызову повесткой.

Ой, как страшно. Какая повестка? Дело не возбуждали, со мной только беседы проводить можно. Хотя на малограмотных студентов должно производить впечатление.

Я посмотрел исподлобья на Анну Петровну, грустно вздохнул. На этом наше общение закончилась.

***

Сходил на обед, попытался поесть жидкого больничного супчика с переваренным рисом и редкими вкраплениями плохо чищенной картошки. Нет, это точно не для меня. Отдал вечно голодному Курочкину. Дед долго не церемонился — выпил варево из миски и посмотрел, не поделюсь ли чем-нибудь еще? Но вот на второе было нечто съедобное. Блюдо под названием «перловый плов» оказалось даже вкусным. И мяса в нем достаточно. Так что моему молодому организму пошло за милую душу. Это когда тебе за шестьдесят, иной раз за целый день желания поесть не возникает. А в двадцать три жрать хочется постоянно.

И только после этого пошел в палату, лег на свою продавленную кровать, стараясь не думать о происхождении пятен и разводов на матрасе, и уснул, снова без сновидений.