Пятнадцать ножевых

— Это почему же? Мы хотим отыграться!

— В прошлый раз ты снял с нас больше стольника, — поддержал Авдеева один из фельдшеров.

— Решил завязать с картами. Не повезло на днях, — пришлось врать. — Продул полкуска. Так что играть пока не на что.

— Пять сотен! — в глазах Авдеева появилось уважение. — Ну ты силен!

Отделавшись от фельдшеров, я сел ждать нового вызова. На стене работал старый черно-белый Рекорд, показывали Клуб кинопутешественников. Обаятельный Сенкевич вещал о принципах программы:

«...Зрители, вероятно, заметили, что в странствиях по планете мы себя ничем не ограничиваем. Если можно опуститься под землю, познакомиться с загадочным миром пещер, мы это с удовольствием делаем. Подняться в воздух — пожалуйста. Если возникает возможность заглянуть в глубины Мирового океана — мы её используем. Для кинопутешествий нет ничего невыполнимого...».

Кадры с дикими племенами Амазонки чередовались с пейзажами подводных глубин, а я думал о Лизе. Нехорошо с ней выходит.

Телефон был свободен, поднял трубку. В записной книжке нашел номер Шишкиной, быстро его набрал. Пошли длинные гудки.

— Квартира профессора Шишкина. Слушаю, — прозвучал знакомый голос. И это была не Лиза. А ее маман. Я ничего не сказал, бросил трубку.

— Что купить на вечеринку? Торт, вино? — спросил я довольную Томилину, которая только что вошла в ординаторскую. Я порадовался, что трубку подняла старшая Шишкина. Сейчас бы объяснялся с Лизой при Лене — то еще развлечение... Эх, как же не хватает вотсапа или телеграмма. Початился тайком и дело в шляпе!

— Ничего не надо, — Томилина замялась. — Я слышала, ты в карты хорошо играешь?

— Баловство одно. Это все в прошлом, — твердо произнес я.

— А можешь показать какие-нибудь карточные фокусы?

Хм... Изображать из себя Кио?

— С этим у меня никак, — вздохнул я. — А давай я познакомлю твоих друзей с новой игрой. Без карт. Вам понравится.

— И как же она называется?

— Мафия!

***

Утром гад Лебензон передал мне через Томилину ценное указание написать докладик об инородных телах и зачитать его. На вопрос, за что именно я удостоился такой чести, она только пожала плечами. Ладно, изображу. Мне труда не составит.

Сегодня, однако, насыщенная программа. Сначала домой, конечно же. Помыться, позавтракать. До одиннадцати не спеша — сто раз успею. А почему именно к этому времени? Так любому советскому человеку понятно. Только в этот час начинается отпуск алкогольных напитков населению. Раньше — официально никак. А мне сегодня как раз нужен коньяк. И не просто любой, а ереванского завода. Пять звездей. Хорошему человеку нравится именно такой.

Вышел в без десяти, как раз до гастронома дойти. К счастью, искомый напиток в продаже есть. Беру две бутылки, прячу в дипломат — и дальше, к родному институту. Потому что студенты, которые не уехали в колхоз, бездельничать не должны. Вот их и рассовывают по разным кафедрам в должности «старший куда пошлют». Но люди поопытнее знают обходные пути.

Кем там числился Степан Авдеевич, не в курсе. Кем-то по хозчасти. Виду он был — маршальского. Глянул на такого, и сразу убежал менять штаны. Взгляд из-под бровей такой кустистости, что и нынешний генсек обзавидовался бы, сигнализировал: беги отсюда быстрее. Но внешность обманчива. Не помню уже как, но в прошлой жизни я с Авдеичем познакомился уже на шестом курсе. Послали помочь в организации похорон какого-то институтского босса. Вот пока мы с ним катались то на кладбище, то в кафе, то еще в десяток мест, разговорились. Милейший человек, фронтовик, почти профессиональный заводчик аквариумных рыбок. Вот к нему и пошел я, презрев остальные условности.

Дядя Степа нашелся в какой-то каморке, ругался не то со слесарем, не то с электриком. Я дождался, когда работник, получив люлей, ушел, и зарулил в берлогу, прикрыв за собой дверь.

— Кто такой? Чего надо? — буркнул он, не поднимая головы. Поиски чего-то в выдвижном ящике древнего канцелярского стола занимали его больше посетителя.

— Студент Панов Андрей, пятый курс лечфака, — доложил я, поставив чемоданчик на стол.

— А сюда чего приперся? Иди, учись на врача, — кивнул он на дверь.

— Это вам, Степан Авдеевич, — выставил я перед ним коньяк.

— Так бы сразу и сказал, что по делу, — Авдеич взял бутылку в руки, покрутил, причмокнул и поставил назад. — Излагай, — отеческим тоном разрешил он.

— Панов, пятый курс, — повторил я, а дядя Степа кивнул, мол, запомнил. — Я у вас на время сельхозработ, — левая бровь Авдеича возмущенно прыгнула вверх, и мне пришлось поспешно добавить: — Еще два литра с меня.

—Договорились, сейчас скажу кому надо, — он достал потрепанный блокнот, полистал, и записал куда-то фамилию.

— Вот номер телефона, Степан Авдеевич, если что, на связи, — я дал ему заготовленную заранее четвертушку тетрадного листочка с семью цифрами и фамилией.

— Иди уже, связист, — пробормотал он, пряча бутылки в стол.

***

Поднимаясь по эскалатору на «Площади Ногина», я ощутил, что меня начало слегка потряхивать. Ладони вспотели, несмотря на довольно-таки прохладную погоду. Хорошо хоть догадался в институте в туалет сходить, а то организм от волнения всякие штуки выкидывать может. Но вот как свернул с Солянки в Воспитательный проезд — как отрезало. Такое ощущение, что сто раз здесь бывал и сейчас просто иду решать какой-то пустяковый вопрос, о котором и по телефону можно было переговорить, но вот решил лично, просто, чтобы прогуляться.

Это хорошо, что подсказали вчера, куда идти и где искать. Заблудиться здесь можно запросто. Но я уверенно поднялся на второй этаж в нужном месте и прошел к соответствующему кабинету. Оделся в то же, что и к Шишкиным, галстук только добавил. Хороший, солидный, в тон рубашке. То, что я в этой одежде вроде как потерпел неудачу, меня не остановило. Во-первых, я не суеверен, а во-вторых, неудача ли это была?

К тому же, когда вел раскопки в поисках галстука, зачем-то полез в зимний ботинок студента. Не всю правду он своему другу Давиду сказал. Расписочка от некоего М.М. Асланова на одну тысячу рублей, а не две сотни, как думал я до этого, лежала в обувке, свернутая в трубочку.

Морозов сидел в кабинете один, приемная заместителю директора хоть и полагалась, но там никого не было. Наверное, вышла секретарша — следы присутствия человека все же есть — бумаги в легком творческом беспорядке разложены, в пишущую машинку листик заправлен.