Пятнадцать ножевых

Глава 4

Жизнь решила знакомить с окружением студента быстро и интенсивно. Не успел я выйти на улицу, как чуть взвигнув от резковатой остановки, возле меня тормознула белая «шестерка».

— Андрюша, привет, куда ты пропал? — выбираясь с водительского сиденья, закричала какая-то красотка.

Что делать? Улыбаюсь от уха до уха и иду навстречу. Похоже, специальные навыки парковки для навороченных тачек имеют давние традиции. Девушка мало того что чуть не заехала на тротуар, так еще и дверцу оставила открытой. А знакомая у Панова ого-го. Приметная. Блондинка, высокая, стройная, ноги, что называется, от ушей. И короткое белое платье в тон «шестерки» дает возможность всем желающим нижние конечности оценить во всех подробностях. Ну разве что верхние сантиметров десять скрыты от посторонних взглядов. А уж грудь... весьма выдающаяся, кабы не четверочка. Взор приковывает не меньше чем ноги. Я заглянул в вырез, пропал на целый день. Потом вылез, перекурил и еще разок нырнул... Эх, хороша молодость!

— Привет, — отвечаю я ей и обнимаю. Ненадолго, в щечку чмокнуть, но столкновение ее бюста с моей грудной клеткой продолжают приводить отдельные части организма в восторг.

Поцелуй в щечку, девушка быстро переводит в настоящий. В губы. Ой.. Я с трудом отстраняюсь. Иначе все, пропал.

— Ты почему в понедельник теннис пропустил? — красотка улыбаясь, поправляет пепельный локон — Ракетка твоя у меня в машине так и лежит. Без тебя скучно было...

Девушка капризно надула пухлые губки.

Теннис? Я, конечно, знаю такой вид спорта, но не более. Не играл никогда. Надо срочно что-то придумать.

— Слушай, засада такая... — я попытался соорудить обиду со смущением на лице. — Отравился я тут. Не так чтобы сильно, уже иду на поправку...

Красотка хмурится, трогает мое лицо.

— А ты осунулся. Точно все прошло?

Ага. Любой похудеет на аминазине и больничной еде.

— Конечно. Врачи прописали то, се — иду на поправку. Но недельку-другую без меня поиграй, лады?

— Хорошо. Но ты помнишь, что в эту субботу мы идем к моим родителям знакомиться?

Вот засада!

— Помню, помню. Слушай, я тут записную книжку посеял — продиктуй еще разок свой домашний.

— Назубок должен помнить! — девушка улыбается, возвращается в машину за сумочкой. Там в ней начинает копаться. Как обычно бывает у женщины, ничего не находится, красотка в раздражении вываливает содержимое на сидение. На землю падает студенческий и я коршуном бросаюсь подбирать.

Елизавета Николаевна Шишкина. Есть контакт!

— На, держи.

Лиза протягивает мне бумажку с семью цифрами.

— Звони, сходим куда-нибудь вечерком.

На свиданку? Да с такой роскошной красавицей? Это я завсегда!

— Конечно. Подержи пока ракетку у себя. Скоро буду в строю.

— Я тебя люблю, — Лиза быстро наклоняется ко мне, целует. Да таким голосом можно и на амбразуру посылать, никто против не будет. И что тут отвечать? Ну только по классике. Иначе не поймут.

— Я тебя тоже!

***

Пока я ходил в деканат, Давид так и не приступил к приготовлению пищи. Авоська с картошкой лежала на полу нетронутая.

— Не передумал еще сходить нормально поесть? — спросил я своего соседа, задумчиво изучающего потолок нашей комнаты. Естественно, лежа.

— Комсомол всегда готов! Как подумал, что эту картошку надо мыть, чистить, жарить — вся эрекция пропала. Пойдем, тут есть местечко, где кормят почти неплохо.

Мужику собраться — только проверить, не с дырками ли носки, если он планирует разуваться. Через пару минут мы уже были на улице. Пошли по Пироговской в сторону переулка Хользунова. Вернее, Ашхацава вел, а я с ним. На перекрестке, возле пединститута, Давид кивнул во двор.

— Помнишь, мы на втором курсе учились, здесь виварий разбежался? — спросил Давид. — Весело тогда было. Педагогши визжат, аж уши закладывает, военные, — он махнул рукой, показывая на здание, явно принадлежащее минобороны, — примчались, мышей и крыс сапогами давить начали. Пока наши из вивария сообразили что к чему, спасать уже нечего было. Нас с пар по микробам посылали трупы собирать, — мечтательно закончил он.

Я даже не ответил ничего. Во времена моей учебы этот случай явно превратился в мелкую легенду вивария, я о нем точно не слышал.

***

Шли долго, у меня чуть ноги не отвалились. На вопросы, скоро ли, Давид односложно отвечал «Потерпи». Ресторанчик был почти незаметным, Из-за расположения во дворе вывеску получалось обнаружить с промежутка метров пять длиной, не больше. Я даже не ожидал такого в это время увидеть. Давид уверенно свернул к нему и открыл передо мной дверь.

— Заходи, не стесняйся. Ви бюдити прыятна удывлыны! — в его речи впервые появился кавказский акцент, настолько нарочитый, что я невольно улыбнулся.

— Спасыба, дарагой, — ответил я и прошел внутрь.

А здесь, однако, неплохо. Чистенько, на столах скатерти белые. Пахнет чем-то мясным. Из колонок музычка тихо играет. Вот здесь я был весьма приятно удивлен. Не ожидал. Всегда думал, что Коэна у нас начали слушать после того, как Пелевин дал ему охрененную рекламу в «Чапаеве». А тут на — в каком-то ресторане, в восьмидесятом, звучит песня про синий плащ.

К нам подошла официантка. Лет сорока, суровая такая, смотрит, будто мы ей по жизни должны, а она из последних сил идет к нам навстречу. Но передник чистый, накрахмаленный. А наколка в волосах даже с брошечкой какой-то. Вместо кокарды, наверное.

— Что будете? — спросила она, отвернувшись куда-то в сторону.

— Суп сегодня какой посоветуете?.. — поинтересовался Давид.

— С фрикадельками, — она вздохнула так тяжело, будто мясные шарики нарубили из ее любимой собачки.

— Две порции, — скомандовал мой товарищ. — Две котлеты по-киевски... Салатики... на ваш вкус, парочку...

Официантка кивала, соглашаясь, но с таким тяжелым выражением лица, что я всерьез начал переживать за ее душевное здоровье.

— Пить будете что? — спросила она.

— А есть морс? Или компот? — это я влез.

Похоже, я смог ее удивить. Она хмыкнула и ответила:

— Компот из сухофруктов.

— Кувшинчик принесите, пожалуйста, — попросил я. — Музыка у вас хорошая.

Буквально секунд за десять до этого песня про плащ кончилась и музыкальную программу продолжил Тони Джо Вайт, сообщавший всем о подробностях дождливой ночи в Грузии.

— Это Ванька, паразит, — любящим голосом объяснила официантка. — Как включил с утра нудятину свою, не успокоится никак. Все нервы вымотал этим вытьём. Нет бы Пугачеву поставить. Или Ободзинского.