Страница 5 из 23
Во время дороги Шишков хранил молчание, исподлобья посматривая на полицейских чинов. Спустя полчаса карета подкатила к воротам Управления сыскной полиции, размещавшегося в то время на одной из самых аристократических улиц города. Итак, к вечеру того же дня, когда было обнаружено убийство, был задержан один из подозреваемых.
Итак, к вечеру того же дня, когда было обнаружено убийство, был задержан один из подозреваемых.
Между тем все подробности происшествия (вид задушенной жертвы, которая нещадным образом была перевязана или, вернее сказать, скручена веревками; время, которое надо было иметь, чтобы оторвать эту веревку от шторы, не выпуская жертвы из рук, так как веревка, очевидно, потребовалась уже после задушения, для безопасности, чтобы не вскочил придушенный, и, наконец, довольно значительные следы крови и повреждений на несгораемом сундуке, прикованном к полу), вместе взятые, убеждали меня в том, что тут работал не один человек, а несколько, друг другу помогавших, и потому ограничиться арестом одного из подозреваемых в убийстве – значит, не выполнить всей задачи раскрытия преступления.
Но как обнаружить сообщников преступления? Признание Шишкова и указание на сообщников, несомненно, облегчили бы поиски преступников. Надеясь на это, я тотчас, по доставлении Шишкова в сыскное отделение, дал знать судебным властям.
По экстраординарности ли преступления или, быть может, потому, что быстрота поимки преступника возбуждала у лиц судебной власти некоторое сомнение насчет того, не захватила ли полиция по излишнему усердию кого ни попало. Шишкова не потребовали на Литейную для допроса, как это делалось обыкновенно, а напротив, все высокопоставленное общество, находившееся в квартире убитого, судебные чины и зрители – все без исключения пожаловали в Управление сыскной полиции.
По экстраординарности ли преступления или, быть может, потому, что быстрота поимки преступника возбуждала у лиц судебной власти некоторое сомнение насчет того, не захватила ли полиция по излишнему усердию кого ни попало.
Прокурор и следователи с некоторым недоверием принялись допрашивать Шишкова, но тот упорно отрицал свою виновность. Судебным властям предстояло немало с ним повозиться, но моя роль по отношению к нему была окончена.
Несмотря на то что Шишков не признавался, я был глубоко убежден, что он, несомненно, один из виновников преступления. Я решил искать соучастников Шишкова среди преступников, отбывавших наказание в тюрьме вместе с ним, и с этой целью вновь отправил в тюрьму чиновника Б.
Из его беседы с двумя арестантами, которым, как старым знакомым, не раз побывавшим в сыскном отделении, он привез чаю, сахару и калачей, Б. узнал, что Шишков, вообще не любимый арестантами за свою злобность и необщительность, дружил с одним лишь арестантом – Гребенниковым, окончившим свой срок заключения несколькими днями ранее Шишкова. Те же арестанты в общих чертах сообщили Б. приметы Гребенникова.
Но всякие следы о местопребывании Гребенникова отсутствовали. Ни родных, ни знакомых обнаружить не удалось.
Узнав от Б. эти подробности, я велел дежурному полицейскому надзирателю, чтобы к десяти часам вечера весь наличный состав сыскного отделения был в сборе и ждал моих дальнейших распоряжений.
Около полуночи я собрал агентов и приказал им обойти все трактиры и притоны и собрать сведения о молодом человеке 25–28 лет, высокого роста, с маленькими черными усиками и такою же бородкой, что-нибудь купившим в одном из этих заведений в течение сегодняшнего дня, причем при расплате он мог рассчитываться французскими золотыми монетами.
– Человек, которого нам нужно найти, – сказал я агентам, – сегодня утром был, вероятно, в сером цилиндре с трауром. Если вы найдете такого господина, не упускайте его из виду, в крайнем случае – арестуйте и доставьте ко мне. Вам же, – обратился я к полицейскому Б. и двум агентам, – поручаю особенно тщательно осмотреть трактирные заведения и постоялые дворы, расположенные по Знаменской улице, а именно трактиры: «Три великана», «Рыбинск», «Калач», «Избушка», «Старый друг» и «Лакомый кусочек». В этих заведениях, если вы не встретите самого Петра Гребенникова, которого, конечно, тотчас арестуйте, то от буфетчиков, половых, маркеров и завсегдатаев получите, конечно, при некоторой ловкости, сведения о местопребывании Гребенникова; старайтесь разузнать, есть ли у Гребенникова любовницы; особое внимание обратите на проституток.
Полчаса спустя один из агентов, юркий М., входил на грязную половину трактира «Избушка». Здесь дым стоял коромыслом: из бильярдной слышался стук шаров и пьяные возгласы. Агент протолкался в бильярдную и, сев за столик, спросил бутылку пива. Публика, если так можно назвать сброд, наполнявший трактир, все прибывала и прибывала. Агент, севший в тени, чтобы не обращать на себя внимания, зорко вглядывался в каждого входившего и прислушивался к разговору. Убедившись, наконец, что в бильярдной Гребенникова нет, М. сел в общий зал недалеко от буфета. Здесь почти все столики были заняты. Две проститутки были уже сильно навеселе, и около них увивались «кавалеры», среди которых агент без труда узнал многих известных полиции карманных воров и других рыцарей воровского ордена.
Часы пробили половину двенадцатого – оставалось мало времени до закрытия заведения. М. перестал надеяться получить какие-либо сведения о Гребенникове. Вдруг его внимание привлек донесшийся до него разговор.
– Выпил, братец ты мой, он три рюмки водки, закусил балыком и кидает мне на выручку золотой… «Получите, – говорит, – что следует…» Я взял в руки золотой, да уж больно маленький он мне показался. Поглядел, вижу, что не по-нашему на нем написано. «Припасай, – говорю, – шляпа, другую монету, а эта у нас не ходит». «Сразу видно, – говорит он мне, – что вы человек необразованный, во французском золоте ничего не смыслите!» Золотой-то назад взял и «канареечную» мне сунул, ну я ему сорок копеек с нее и сдал. Мне за эти слова обидно стало и говорю ему: «Давно ли, Петр Петрович, форсить в цилиндрах стали? По вашей роже и картуз впору, видно, у факельщика взяли да траур снять позабыли! Это я про черную ленту на шляпе». Ну, а он: «Серая необразованность», – говорит, да и стрекача дал, конфузно, видно, стало! – заключил буфетчик, обращаясь к стоявшему у прилавка испитому человеку в фуражке с чиновничьей кокардой, как видно, своему доброму приятелю.
М. выждал закрытия трактира и, когда трактир опустел, подошел к буфетчику и, объявив ему, кто он, расспросил о приметах человека в цилиндре. По всем приметам это был не кто иной, как Гребенников. От того же буфетчика агент узнал, что утром в трактире была любовница Гребенникова – Мария Кислова.
Заручившись адресом Кисловой и объявив буфетчику, что в случае прихода Гребенникова он должен быть немедленно арестован как подозреваемый в убийстве, М. отправился к Кисловой. Однако дома он застал только ее подругу, которая сообщила, что Кислова не приходила домой с восьми часов вечера (был уже второй час ночи). Сделав распоряжение о немедленном аресте Гребенникова и Кисловой, если они явятся сюда ночевать, М. оставил квартиру под наблюдением двух опытных агентов и отправился в публичные дома на поиски Гребенникова.
В течение целой ночи агенты докладывали мне о своих безрезультатных поисках. Три лица, задержанные благодаря сходству с Гребенниковым, были отпущены. Явился и агент М. Слушая его доклад, я все более убеждался в том, что сегодня Гребенников будет в наших руках.
В течение целой ночи агенты докладывали мне о своих безрезультатных поисках.
Я приказал М. вместе с двумя агентами наблюдать за трактиром «Избушка»; другим агентам – караулить квартиру любовницы Гребенникова, а двенадцати агентам – следить за всеми трактирами по Знаменской и прилегающим к ней улицам.
Как оказалось, по справкам адресного стола, Гребенников проживал раньше на Знаменской улице, поэтому и можно было ожидать, что, получив деньги, он явится в один из тех трактиров, где был завсегдатаем.