Тайный сын миллиардера

— Я поспешила. Поторопилась…

— О, черт, — усмехнулся Кирилл. — Давай проговорим твои триггеры!

— Тоже мне, психолог нашелся!

— Давай проговорим! — упрямо заявил Крестовский. — Если тебе гарантий недостаточно, я хоть завтра на тебе женюсь и какой хочешь договор подпишу!

— Какой ты хитрый! — изумилась я. — Снова на брак намекаешь, но теперь уже под другим предлогом! Нет!

— Хорошо, — выдавил из себя миллиардер, нервно постукивая носком туфли по притоптанной земли. — Подождем. Ты должна подумать о том, что случилось. Только думая, не обманывай себя, пожалуйста. А еще… Еще подумай о том, что Мирослав Стефана недолюбливает, это о чем-то говорит. Дети людей чувствуют.

— Все было более-менее приемлемо, но в конце ты снова перешел на Стефана. Наверное, не можешь принять тот факт, что он сделал для меня большем, чем ты, и все эти годы был рядом.

— Да, мне тошно, что чужого мужика, причем скользкого, ты боготворишь, а меня отпинываешь. Я собираюсь тебе доказать, что лучше! Но есть ли смысл, когда твои глаза настолько зашорены?

Крестовский прошел мимо меня во двор и открыл дверь дома:

— Марш в дом! — скомандовал. — Нечего с голой задницей разгуливать по ночным улицам…

Ох уж этот командный тон! И наглое выражение лица, и взгляд, полный уверенности, будто он знает, как лучше и правильно! Хотела что-то возразить ему, но не стала. Надо побыть наедине со своими мыслями.

Вошла в дом, следом за мной двинулся Кирилл, топая.

— Будь тише! — попросила. — Не топай, всех разбудишь!

— Я даже не… — Кирилл не успел окончить фразу, громко зашипел и выбранился.

— Да тише же ты! — шикнула.

Кирилл матерился уже сдавленным голосом и пнул в сторону какой-то осколок. Я с удивлением узнала в нем осколок вазы, подаренной Стефаном.

— О мой бог… О боже! Ваза!

— Нога! — передразнил Кирилл и продемонстрировал мне окровавленный светлый носок. — Я на эту фигню ногой наступил, глубоко порезался!

— Поделом тебе! Боже, ваза… Она разбита!

Мне стало плохо. Сразу же подурнело…

— Ты даже представить себе не можешь, насколько ценным был этот подарок! — волосы на голове зашевелились.

— Потому что от Стефана, да?

— Это просто очень дорогая ваза, очень старая. Кирилл, она стоит целое состояние. Черт… Как она разбилась?! — я посмотрела на Крестовского.

Он поклонился издевательски.

— Да, вазу разбил я!

— Гад! — в глазах защипало.

Я смотрела на Кирилла, дрожащего от негодования. Его серые глаза метали серебристые молнии, поза была напряженной. Он выглядел, как граната, у которой в каждый миг могло сорвать чеку. Кажется, еще совсем недавно я верила искренне, что мы с Кириллом изменились.

Прошло столько лет, мы оба стали старше, взрослее. Бог мой, у нас дети достаточно большие! Мы оба — родители, должны быть мудрее и подавать хороший пример. Но черт побери, стоило лишь стать ближе, переступить запретную черту, как все пошло кувырком. Мы словно и не изменились ничуть, собачились, как в прежние времена, когда каждый разговор, любая беседа превращалась в пикировку и провокацию.

Я принялась искать осколки, всхлипывая. Самый крупный осколок нашла за тумбой, на которой красовалась ваза.

— Ну что ты слезы роняешь? Куплю я тебе точь-в-точь такую же вазу!

— Не стоит! И вообще, держись от меня подальше! — попросила я, складывая осколки один на другой. — Бессовестный, даже мусор какой-то успел закинуть!

— Какой еще мусор?!

— Такой…

— Покажи!

Думаю, он и сам прекрасно знал, что побросал в вазу мелкие предметы — какой-то тонкий проводок, рядом еще валялся диск, размером чуть больше пуговицы. Понятия не имею, что это за предметы, но очень смахивало на детали какие-то. Наверняка Крестовский мусор из карманов выгреб и стряхнул в вазу, желая унизить соперника даже в мелочах, опошлить все, подаренное им!

— Не покажу!

Я собрала все осколки в пакет, планируя отдать вазу реставраторам… Безумно ценная вещь испорчена, как мне теперь смотреть в глаза Стефану?!

— Давай я договорюсь о восстановлении? — мирным тоном предложил Крестовский. — Спрошу у Эмина, он коллекционер, спец в искусстве, знает реставраторов…

— Нет! Даже приближаться не смей! Ты уже испортил все, что только мог испортить! А еще… Иди спать, и чтобы завтра к пробуждению Мирослава тебя уже не было! — потребовала я.

— Выгоняешь нас с Бусинкой? За порог выставляешь?! — изумился Крестовский и заявил твердо. — Окей, я прямо сейчас дочку заберу.

— Нет, не надо сейчас, она же спит! — смутилась я, понимая, что переборщила.

— Довольно! Ты свое условие выдвинула, я не стану мозолить тебе глаза. Мы прямо сейчас уезжаем! Я не хочу мешать тебе горевать над осколками вазы. Это куда ценнее разрушенных жизней! — съязвил Крестовский и вихрем пронесся мимо меня вверх по лестнице.

Я не верила, что он уедет. Я ни на секунду не поверила, но буквально через несколько минут Крестовский спустился, осторожно неся спящую дочку на руках, завернутой в одеяло. Бусинка стала уже такой большой! Ее рыжие волосы свешивались вниз длинными, огненными прядями.

— Кирилл! — попыталась его остановить. — Боже, ты совсем из ума выжил! Положи ребенка на кровать и дай ей поспать! Я не имела в виду, чтобы ты прямо сейчас покидал дом!

— Ничего страшного, — Кирилл наклонился и поцеловал дочку в лобик. — Я буду ехать медленно и осторожно, она даже не проснется! За чужое одеяло не переживай, верну в целости и сохранности!

Миллиардер вышел, трепетно прижимая к груди свою дочь. Еще через минуту раздался звук отъезжающей машины.

Крестовский уехал.

Мои руки опустились вниз, внезапно пакет с осколками показался безумно тяжелым! Я опустила его на комод и поплелась в ванную, чтобы умыться и переодеться ко сну. На ключице красовался засос… Совершенно выбившаяся из сил, я поднялась в спальню и, осторожно, чтобы не разбудить Мирослава, легла на кровать.

Я закрыла глаза, думая, что усну моментально, но сон мне не шел. В голове крутились мысли, по щекам заскользили слезы. Я заплакала, но старалась не всхлипывать, чтобы не разбудить Мирослава.

Внезапно раздался шорох. Сын сел на кровати взлохмаченный, прижав в груди любимого из гавриков. Мирослав даже спать умудрялся в обнимку с резиновым динозавром.

— Мама… — сказал он тихим голосом. — Мамочка, не плачь.

— Я не плачу.

— Плачешь, я слышал. И, как ты папу прогнала, тоже слышал! — признался.

— Подслушивал?

— Вы громко ругались. Теперь он больше не придет? — спросил с внезапной грустью. — Он хотел со мной дружить.

— Правда?

— Правда-правда, — закивал сын. — Мы говорили немножко. Он обещал на тебе жениться!

— Что?

Крестовский! Вот же гад… Когда успел?!

— Он так и сказал?!

— Нет, он только про секрет сказал. Но я знаю, что папы и мамы женятся. Значит, он хотел жениться на тебе! У него нет усов, — добавил.

— Опять про усы?

— Да. Они гадкие. Значит, папа не придет? Все плохо из-за вазы?

— Все хорошо, Мир. Спи.

Я притянула к себе Мирослава и обняла, вдохнув его запах.

— Мама, это я разбил ту дурацкую вазу! Специально! — признался Мирослав и заревел в голос.

Мне пришлось потратить битых полчаса, чтобы успокоить Мирослава. Только спустя время он перестал всхлипывать и посмотрел на меня, через минуту виновато опустив взгляд на покрывало.

— Теперь расскажи, как так получилось, что ваза разбилась.

— Нечаянно! — выпалил хитрец.

— Мирослав… Ты только что сказал, что разбил специально, а теперь говоришь другое. И кому же мне верить? Мирослав-обманщику или Мирославу-сынишке?

— А это разные люди? — удивился он и даже осмотрел себя.

— Нет, не разные люди. Это все ты, Мир, можешь быть обманщиком и хитрецом, а можешь честно признаться, как все было. Когда честно признаешься в проступке и раскаиваешься, за правду не наказывают.

— Даже за вазу Стефана?

— Даже за вазу Стефана.