Моя Нирвана

Я слышу, как она сбрасывает на пуфик сумку. Как кладет ключи от квартиры на тумбочку у зеркала. Как делает несколько шагов по направлению к гостиной и резко останавливается. Я ее не вижу, но знаю, что она печатает сообщение на телефоне. Вот сейчас убирает его в карман и идет дальше. Заходит в комнату.

Я все еще с зажмуренными глазами, но чувствую, как ее взгляд скользит по мне. Чувствую, как разводит губы в презрительной ухмылке. Она проходит мимо, обдавая меня мощнейшим шлейфом своих духов, и плюхается рядом на диван.

Ее запах заполняет легкие. Это гребанный наркотик для меня, и я инстинктивно вдыхаю еще глубже. Лиза меняет парфюм каждый год. Сейчас у нее какие-то цветочные духи. Но не они мне интересны, а ее личный запах.

Отбрасываю мишуру вроде то ли пионов, то ли роз и концентрируюсь на ее собственном аромате. Лиза пахнет айвой. Задерживаю дыхание, цепляясь за наркотическую айву, и чувствую, как чистый кайф разливается по всему телу.

Я продолжаю сидеть с закрытыми глазами, но чувствую, как она прожигает своими невозможными серыми глазами мой профиль. Даже знаю, что подняла правый уголок губ в презрительной усмешке.

Ее взгляд просто выворачивает меня.

Не выдерживаю, открываю глаза и поворачиваю голову к ней. Да, именно так она на меня и смотрит, как я только что подумал. Отрываюсь от ее глаз и скольжу вниз по телу. Сердце неприятно саднит, когда я осознаю, что она вырядилась, как шлюха.

— Что это еще за проститутская юбка? — рассматриваю кусок джинсовой ткани на ее бедрах, который едва прикрывает трусы.

— Тебя забыла спросить, как мне одеваться. — И показывает мне фак с красным лаком на ногте.

— Я тебе этот палец сейчас в задницу засуну.

— Рискни.

Ну конечно, она пришла провоцировать и выводить меня на эмоции. И день для этого выбрала подходящий. Она знает, как я ненавижу 18 августа.

Три года назад Лиза зачем-то поперлась на кладбище со мной и мамой. Перед этим она с особой тщательностью расспросила родительницу, что это за женщина, на могилу которой мы каждый год ездим. Мать ответила, что это была ее лучшая подруга и одноклассница, которая покрестила меня, когда я родился. Лиза тут же увязалась с нами.

Сероглазая бестия внимательно всматривалась в надгробный камень, о чем-то усердно размышляя. Мать погрузилась в раздумья и не замечала никого вокруг. А мне, как всегда, было скучно и хотелось поскорее свалить, поэтому я просто наблюдал за Лизкой. Она щурила глаза, и у нее было такое выражение лица, будто она в уме решает задачи по матанализу.

В машине Лиза начала задавать маме новые вопросы.

— Кристина, а из-за чего умерла твоя подруга?

— Трагически погибла, — сухо ответила мать. Она не любила говорить на эту тему.

— А сколько Мише было лет, когда это случилось?

— Три годика.

Какая разница, сколько мне было лет???

— А у нее был муж?

От этого вопроса растерялась даже мама.

— Нет, Вика была не замужем.

— А какие-нибудь родственники у нее были?

— Были, но она с ними не очень ладила.

— То есть, ты была для нее самым близким человеком?

Вот зачем Лизе вся эта информация?

— Да. — Просто ответила мама и сконцентрировалась на дороге, давая падчерице понять, что больше не хочет говорить на эту тему.

Но Лиза не унималась и повернулась ко мне.

— Миша, ты вообще ее не помнишь?

— Вообще, — отрезал и засунул в уши наушники, повернувшись к окну. Но я затылком чувствовал Лизин пристальный взгляд.

И вот сегодня, 18 августа, эта Бестия, зная о том, что мама по моей вине загремела в больницу, и я ездил на кладбище один, приперлась сюда, чтобы добить меня окончательно.

Я отворачиваюсь от нее и смотрю на фотографию молодых родителей, висящую на стене.

— Какой же сегодня хороший день! — восклицает Лиза. — Правда, Миш? — и издает смешок.

Я продолжаю смотреть на портрет папы и мамы, игнорируя ее выпад.

— Но скоро лето закончится, — продолжает. — Начнется учеба. — На секунду замолкает. — Ой, у тебя не начнется. Тебя же снова отчислили. В который раз, напомни?

Я все еще молчу, но стерва не унимается.

— Все дети как дети в нашей семье, один ты непонятно, в кого пошел, — качает головой осуждающе. — Как там Кристина? Живая хоть? Или ты уже до могилы ее довел?

— Закрой рот, — цежу. — И даже не произноси имя моей мамы.

Бестия громко смеется.

— Хорошо, я не буду произносить имя твоей мамы. — Она делает акцент на слове «твоей».

Я бы с радостью ушел сейчас в свою комнату, но никогда не доставлю стерве такое удовольствие — знать, что я сдался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Боковым зрением замечаю, как она достает из кармана проститутской юбки телефон и берет его в руки горизонтально. Бьет пальцами по экрану и включает какое-то комедийное шоу.

Вот только этого мне не хватало.

— Надень наушники, — говорю ей спокойно. Почти прошу.

Она делает громче.

В груди поднимается вспышка гнева, но я изо всех сил стараюсь ее сдержать.

— Выключи или надень наушники, — повторяю тихо, но строго.

Она снова увеличивает громкость и смеется какой-то шутке.

— Если ты немедленно не прекратишь, я вышвырну твой телефон.

Стерва делает еще громче.

Сжимаю кулаки до хруста.

Клянусь, я правда изо всех сил старался сдержать в себе ярость. Но не получилось.

Подскакиваю с дивана и резким движением вырываю из ее рук проклятый телефон, а уже в следующую секунду со всей силы швыряю его в стену.

Глава 6. Придурок

Комедийное шоу замолкает.

— ТЫ ОХРЕНЕЛ, ПРИДУРОК!!!??? — Лиза подскакивает следом и орет на меня, что есть силы.

В этот момент меня снова обдает шлейфом ее запаха, и айва проникает глубоко в клетки.

Ну все, меня накрыло.

Беру Лизу за плечи и оттаскиваю к стене, вжимаю всем телом и хватаю за шею. Вот сейчас очень важно сдержаться и не придушить ее на самом деле.

Она замирает. Правой ладонью на Лизиной шее я чувствую, как быстро бьется ее пульс. Левой ладонью на талии ощущаю участившееся дыхание девушки.

— Зачем ты провоцируешь меня? — спрашиваю сквозь зубы.

В ответ она лишь тихо смеется.

Четыре года назад с Лизой что-то случилось, и она слетела с катушек. Я долго анализировал, в какой именно момент произошли перемены, и понял, что после того дня, когда она плакала в подъезде, а я смотрел на нее в растерянности и хотел стереть в порошок любого, кто обидел ее.

Нет, я не стал в тот день считать ее своей сестрой. Хоть миллион человек в один голос скажут, что она моя сестра, я не приму этот факт. С самого первого дня я четко осознал: она мне никто. И мое мнение об этом не изменится никогда. Да, умом я понимаю, что у нас один отец, но никто и ничто не заставят меня принять этот факт. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Я скорее умру, чем назову ее своей сестрой.

Но тогда в подъезде, смотря на слезы, которые градом катились по ее щекам, я хотел разорвать того, кто сделал с ней это. И тогда же я осознал, что больше не хочу с ней по-плохому. А по-хорошему не могу. Наверное, я действительно придурок, как говорит Лиза.

И я снова перестал ее задирать. Зачинщиком наших перепалок всегда был я, она лишь велась на мои провокации. Я прекратил это и решил, что лучше всего не обращать на нее внимания.

Но это больное сумасшествие оказалось нужно ей. С тех пор на эмоции и ярость она выводит меня умышленно. Вот как сейчас. Пришла в этот ненавистный день и стала издеваться. Она мазохистка.

Лиза чертова мазохистка, которая испытывает удовольствие от того, что я вот так ее скручиваю.

Чувствую ладонью на ее шее, как она сглатывает. Вскидывает голову наверх и смотрит мне ровно в глаза сквозь волосы, которые упали ей на лицо. Она пробует сдуть их, и порывом ее дыхания светлые пряди достают до моего подбородка, ударяя меня током.