Страница 7 из 12
Сергей сам придумал развлечение – с закрытыми глазами идти от двери к окну, затем махание руками по воздуху в стиле бокса. После этого – разворот и к двери, там отработка ударов ногами, но опять, же по воздуху. Это хоть как-то убивало время и согревало. Обычно в карцере в своей одежде находиться не разрешают. Но ввиду холодов и во избежание обморожений сидельцу позволили взять с собой в камеру даже верхнюю одежду и шапочку. Когда Галкин уставал от придуманного им развлечения, то просто сидел на «шконке» и думал о своей жизни, стараясь припомнить смешные моменты. Такие воспоминания скрашивали будни узника, и время шло чуть быстрее….
…5 октября 1983 года все опера кинешемского уголовного розыска отмечали свой профессиональный праздник в ресторане «Волга» возле главпочтамта. Естественно они выпили, но, как говорится, в меру. В самом заведении никаких конфликтов не произошло и это Сергея радовало, драк без серьезной причины он не любил. Возле восемнадцати часов Галкин со своим коллегой Володей Панкратовым стоял на остановке автобуса «Главпочтамт». В милицейские времена Сергей любил носить светлый плащ и такую же шляпу с большими полями. Напротив сотрудников милиции стоял трезвый парень, лет двадцати пяти, среднего роста и телосложения и внимательно наблюдал за ними. Вдруг, не сказав ни слова, он подошел к Сергею и… ударил по его шляпе. Та улетела прямо в большую лужу на дороге. Реакция опера на необъяснимую агрессию оказалась мгновенной. Незнакомец улегся без сознания рядом с головным убором. Опера уехали на подошедшем автобусе, не дожидаясь, когда очнется нервный гражданин…. «И все-таки эта история не очень смешная», – с грустью подумал сиделец, посмотрев в сторону окна, за которым осталась свобода и его прошлая жизнь….
Ну, а днем часовая прогулка в обычном тюремном дворике. Только находился в нем Сергей один. Правда, все дворики, как и стены внутри СИЗО, имеют пробитые отверстия – «кабуры». При желании пообщаться с соседями вполне реально, но Галкину обычно оказывалось не до разговоров. Во время прогулок на свежем воздухе, несмотря на голодовку, юрист проводил свою обычную тренировку. Судя по весам у фельдшера, к которому его водили раз в два-три дня, от такого образа жизни он таял, как снеговик весной. Забегая вперед – за семнадцать дней, что он провел в карцере, потерял шестнадцать килограммов живого веса!
Перед сном, чтобы хоть как-то согреться под одеялом из «меха бразильской обезьяны», он опять же тренировался. Только в условиях узкого каземата, приходилось привыкать к определенной специфике нанесения ударов. Затем прямо в одежде и даже спортивной шапочке Галкин ложился на жесткие нары под тонкое одеяло и пытался уснуть. Через три- четыре часа, иногда и раньше, холод будил его, и он вновь махал руками и ногами – запасался теплом на следующие три- четыре часа. Однажды произошла довольно забавная история. Около трех часов ночи юрист поднялся с постели и стал проводить уже привычную согревающую тренировку. По мере повышения температуры тела снимал с себя одежду, чтобы потом быстро одеть на себя и залезть под одеяло. Но в этот день он так увлекся ударами ног и рук, что делал их на громком выдохе. Эти звуки услышал дежуривший сотрудник. Он открыл «кормяк» и увидел Сергея голого по пояс резко наносящего удары по воздуху.
– «Крыша» от карцера поехала? – спросил он растеряно.
– Да нет, просто спать сильно хочется – ответил юрист.
Понял ли его дежурный сотрудник неизвестно, но Галкина он больше не беспокоил.
Наконец наступил день рассмотрения вопроса о мере пресечения в октябрьском районном суде. Сергей подготовил полноценное выступление в своей голове, но…его слушать никто не стал. Заседание шло не более восьми минут и настолько формально, что в душе осталась какая-то пустота. Таких безразличных людей, как судьи, видимо, выращивают в парниках, а не рожают. Но поделать с судебной системой, повлиять на нее, ни Галкин, никто другой не в силах, остается только смириться. Продолжать и дальше тяжелую голодовку не имело смысла. А прекратить ее оказалось очень просто – достаточно нажать на кнопочку вызова дежурного, которая есть в каждой камере. Его необходимо информировать о прекращении добровольного истязания организма. Через пять – десять минут конвойный вернет страдальца в ту «хату», откуда он и попал в карцер.
Когда Галкин появился в камере № 38, минут на пять воцарилась полная тишина. Видимо, внешний вид сильно похудевшего Сергея впечатлил даже самые черствые души. Шарип сварил компот из кураги и весь отдал юристу для плавного выхода из голодовки. Двое суток тот пил только его, не принимая твердую пищу. Затем по теории можно принимать легкие салаты из овощей. А где их взять? И у Галкина вновь открылась хроническая язва на желудке. На очень сильные боли жаловаться некому, да и бесполезно. У каждого своя беда….
Однажды у юриста спросил совета один из сидельцев – тот, который в наколках, с Тейкова, почти земляк Сергея, по имени Михаил. Он хотел прямо в изоляторе расписаться со своей любимой женщиной. Причем арестовали его за то, что приревновал к ней одного мужчину и ударил его ножом в грудь. Потерпевший умер до приезда скорой помощи. Предыдущая судимость, с его слов, оказалась по той же причине. Только женщина, объект ревности – другая. Наказание отбывал в Нижнем Тагиле полностью, как говорится, «от звонка до звонка» – целых десять лет! И вот опять…Галкин посоветовал отказаться от регистрации брака до отбытия нового наказания.
– Почему? – прямо спросил Михаил.
Юристу бы промолчать, а он откровенно ответил:
– А что ты сделаешь, если жена тебе изменит? Убьешь обоих?
– Именно так и поступлю! – ответил Михаил.
– Тогда подумай сам, ты получишь большой срок, а жена будет скучать. У подруг: то день рождения, то другие праздники. Выпьют алкоголь. Ждать она тебя будет лет восемь, а то и десять?
Михаил задумался, а со второго яруса кто-то спросил:
– А мне уже дали семь лет, что и меня жена по твоему разумению не дождется?
– Нет,– ответил жестко Сергей.
Подобные вопросы посыпались от остальных сидельцев, тема-то оказалась для всех «больная». Вместе с вопросами и сами задающие посыпались со всех сторон и окружили каратиста явно не для душевной беседы. Шарип молча слушал, пока обстановка не накалилась, а потом встал с кровати и резко сказал:
– Ну, быстро успокоились, а то всех сейчас уложим на пол.
Двух каратистов сокамерники могли и не одолеть и все разошлись по своим местам….
Однажды жене Галкина следователь Белов разрешил краткосрочное свидание. Для этого в изоляторе есть специальная комната. В ней стоят длинные столы, посередине разделительная перегородка из плексигласа и по обе стороны телефоны внутренней связи и длинные лавки. Все переговоры открыто прослушивает специальный сотрудник СИЗО. При этом разговоры об уголовном деле запрещены. Жена Наташа сообщила Сергею, что ходила на прием к прокурору Кинешмы Игнатову. Тот рекомендовал Галкину написать заявление на перевод в кинешемский следственный изолятор № 2. Тогда прокурор, якобы, вызовет его к себе и изменит меру пресечения через суд. И юрист поверил. Главное, кому? Потом сам на свою наивность удивлялся и на всю оставшуюся жизнь зарекся верить работникам прокуратуры….
В день этапирования, Галкина сотрудники СИЗО разбудили в три часа ночи. Он долго находился в одиночном боксе. Затем усадили в «автозак» и к шести часам утра привезли на железнодорожный вокзал. Кроме юриста в машине находилось человек двадцать обычных арестованных, но наручники на руках оказались только у него. Красную полосу в личном деле никто не отменял. Мать Галкина ранее передала ему в изолятор новый матрац, на казенных спать тяжело из-за ватных «шишек» по всему спальному месту. Чтобы как-то нести материнский подарок, он попросил конвойных одеть «браслеты» спереди. Кроме матраца имелась и сумка с накопившимися личными вещами. Пошли навстречу – ослабили режим. Отправление поезда на Кинешму около десяти часов утра! Найти хоть какую-то логику в такой страховке по времени нормальному человеку невозможно. Задолго до того, как подойдут к поезду на посадку обычные граждане, арестованных загрузили в специально оборудованный «столыпинский» вагон. Он представлял собой раздельные купе, но огороженные по всей длине вагона толстой решеткой. Открывалась она для каждого купе по отдельности. Кроме юриста на лавках разместилось человек шесть обычных зэков из «черных хат». Всех сильно интересовал вопрос, за какие заслуги Сергея «наградили браслетами». Однако на этот момент он и сам ответа толком не знал. О любой отметке в личном деле сидельцев не информируют, тем более о ее причине. За все время в туалет не вывели ни разу, хотя необходимость возникла у всех, но… пока поезд стоит – не положено. Кто-то разузнал, что конвой в вагоне с города Владимира. Старшим у них был невысокий вредный очкарик. Он буквально смеялся над желающими посетить уборную, предлагал справить нужду друг другу в карман.