Страница 4 из 7
– С запахом гуталина, – добавил иногда очень сообразительный Фафик. – Но сначала надо сходить домой пообедать.
Глава пятая,
в которой Семён Семёнович и Пёсик Фафик подключают к операции сенбернара Ионафана, рассуждают о голодной философии и вспоминают свои школьные годы
Неподалёку от своего двора Семён Семёнович и Пёсик Фафик встретили соседского сенбернара Ионафана. Фафик не удержался и стал делиться с ним новостями, а поэт поспешил домой, к обеденному столу.
Фафик и Ионафан дружили и часто играли в домино. Пёсик довольно долго рассказывал сенбернару об опасном расследовании. Он предложил этому здоровенному псу поучаствовать в деле, потому что сам очень побаивался. «Если что – зови», – сказал добродушный Ионафан.
Когда Фафик вбежал во двор, возле будки его поджидал Семён Семёнович.
– Друг сердечный Пёсик Фафик, что страшней всего на свете? – спросил он.
– Мрачноватые картины и остаться без обеда, – таким же стихотворным размером, хореем, ответил Фафик (он всё-таки был собакой поэта). – Но давайте всё же прозой… Эти две вещи мне сразу пришли на ум. Возможно, есть страхи и посильнее, но о них говорить страшно.
– А я вообще боюсь называть любые страхи, и посильнее, и послабее, – поэт достал из кармана тёмные очки и надел на нос. – Мне кажется, что, как только я их назову, они сразу появятся, слова превратятся в настоящие предметы и события.
– Ну, Семён Семёныч, ведь от того, что я сказал «мрачноватые картины» и «остаться без обеда», мрачноватые картины не появились и я не остался без обеда.
– Насчёт первого, пожалуй, верно, а вот насчёт вашего обеда…
– Что?! – схватился за сердце Фафик.
– Я только что видел, как кот Базилевс увёл вашу миску с супом харчо.
– Ааа!!! – трагически крикнул Фафик и упал на землю. – Ооо!!! – застонал он.
– А вот и мрачноватая картина, – заметил поэт. – Крайне удручённый без-обедный пёс. Думаю, Фафик, впредь вы поостережётесь называть страхи своими именами.
– Ууу!!! – завыл Фафик, катаясь по земле. – Бей котов, спасай кулинарию! Подите вы со своей голодной философией!
– Мне неловко перед вами Фафик, – поэт снял тёмные очки. – Дело в том, что моя философия не голодная. Она уже пообедала вместе со мной. И вам оставила изрядный кусок говядины.
– Правда? – Фафик замер на месте, а потом встал на колени. – Семён Семёныч, простите! Ваша философия – самая философская философия в мире!
– А вам, Фафик, подошла бы фамилия Гаргантюа.
– А кто это?
– Известный обжора. Но вам до него далеко. Он говядину тоннами кушал.
Пёсик уже вбежал в дом, уселся за стол и впился зубами в мясо.
– Вот мы двоечников собираемся проверять, – задумчиво произнёс поэт, принимаясь за кофе, – а что вам, например, известно о школьной жизни?
– Уж вы зададите вопрос, Семён Семёныч! Как будто я только что с дерева слез и не знаю таблицы умножения до семью восемь – тридцать четыре! Я ведь сам обучался в собачьей школе.
– И что же вы там изучали?
– Много чего. У нас были всем известные предметы: колбасоедение, костепогрызание, философия на тротуаре… – Фафик с новой силой набросился на остатки говядины.
– Интересно, – хмыкнул поэт. – Ну первые два предмета мне понятны. А вот что такое философия на тротуаре?
– Н-да, Семён Семёныч… При всей учёности вы иногда поражаете меня своей неосведомлённостью. Философия на тротуаре – предмет о правильноповедении собак-пешеходов… Признаюсь, я был отличником. Правда, только по колбасоедению и костепогрызанию… А вы как учились?
– Тоже бывал отличником. В младших классах мне ставили одни пятёрки за поведение, потому что я девочек всегда дёргал за одну косичку, а не за две, как другие… – Семён Семёнович отодвинул пустую кофейную чашку и подпёр кулаком щёку.
– Помню, иногда было приятно слегка простудиться, чтобы температура немного поднялась – эдак 37 и 3, чтобы в школу не ходить пару дней, для умственного отдыха. Как выражались наши двоечники, «школа не волк, в лес не убежит…»
Чтобы в школу не ходить, но и к врачу тоже не ходить. Дома посидеть, позаниматься своими важными делами, а мама потом учителям записку напишет: мол, сын мой пропустил по болезни… Сочувствую современным детям: у них такие учебные нагрузки!
– Я всегда знал, что у вас доброе сердце, Семён Семёныч! – Фафик аккуратно собрал в салфетку оставшиеся кости и вылизал пустую тарелку. – Ну что ж, теперь можно на охоту на самых непроходимых двоечников! Только я сначала малость в будке полежу.
И, покачиваясь, направился к выходу.
Глава шестая,
в которой Пёсик Фафик наблюдает летающую тарелку, читает лекцию о хорошем отношении к котам и в которой возникает одно непредвиденное обстоятельство
Но полежать после обеда Пёсику Фафику не удалось. Минут через пять он влетел обратно, с глазами гораздо больше обычного размера, и не то чтобы залаял, а как-то заклокотал:
– Семён Семёныч, та!.. Та!.. Тарелка! Летающая тарелка! Я только сейчас видел!
– Где?! – вскочил поэт.
– Над моей будкой пролетела!
– Куда?
– Улетела за забор! А у меня из миски пропали все кости! Мерзавцы инопланетяне! Вор на воре! Какой вызов земной цивилизации!
Фафик в совершенно расстроенных чувствах забегал кругами по комнате.
– Э-э-э… – сказал Семён Семёнович. – Знаете, Фафик, это была моя тарелка. Я ею кинул в муху. Промахнулся, а тарелка улетела в форточку. Надо пойти поискать – может, не разбилась.
Пёсик застыл на месте, всё ещё возмущенный, но разочарованный.
– Ну, Семён Семёныч, вы оригинал! Вы бы ещё телевизором в муху запустили. Я уж думал – сенсация, корреспонденты приедут… А куда же кости делись?
– Не знаю. Наверное, надо спросить у кота Базилевса.
– Спёррр! – зарычал Фафик. – Пока я на НЛО смотрел… Ну я ему покажу, этому певцу-плясунцу весенних крыш! Я из него самого лакомое блюдо сделаю!
Тут Пёсик вдруг представил кота Базилевса на большой тарелке – такого жалкого-жалкого! Он устыдился своей откровенной злости и продолжал более спокойно:
– Вообще-то, я к котам и кошкам отношусь гораздо лучше, чем, например, сенбернар Ионафан. Он сразу, без обиняков и околичностей, норовит наподдать им по шеям за природную вредность. А я сначала читаю котам и кошкам лекцию о правилах хорошего тона. Ну, там, как себя правильно вести, чтобы не раздражать собак и псов. Если уж это не помогает, тогда приходится наказывать этих задавак, наглецов, придурков, мерзавцев, мяукающих прощелыг!!!
– Успокойтесь, – поэт протянул Фафику стакан воды.
– Я абсолютно спокоен. Даже когда вспоминаю, как этот зловредный Базилевс увёл у меня три сосиски, чтоб ему пусто было! Чтоб его приподняло да шлёпнуло!!! Чтоб у него зубы болели все его девять противных кошачьих жизней!!!
У Фафика затряслись лапы, а хвост закрутился, как пропеллер.
Семён Семёнович начал побаиваться своего приятеля.
– Стойте, стойте, – замахал он руками. – Вам просто не очень повезло со знакомыми котами. Среди них попадаются очень приличные люди… пардон, звери… или животные?.. Вы меня напугали, и я запутался. Вот у меня есть дружок…
– Знаю, знаю – кот Томас Де Секонд Джуниор Тилдрам. Ох, Семён Семёныч, сомнительный у вас дружок! Впрочем, это ваше дело, ваше дело! Многие поэты неплохо отзываются о кошках.
– Фафик, а ведь лев – тоже кошка.
Фафик моментально перестал вертеть хвостом.
– Не может быть! Лев – это гривастая собака. Поэтому он и царь зверей!
– Сдаюсь, – не задумываясь, сказал поэт. – А теперь хватит о котах, теперь я хотел бы вернуться к нашим баранам, то есть к старичкам и старушкам. Слушайте внимательно. Мы собираемся устроить охоту на непроходимых двоечников. Это замечательная мысль. Но какой у нас сейчас месяц?
– Июль, – тявкнул Фафик. – Июль… Батюшки, школы-то закрыты, и все двоечники ушли на каникулы! Как же их искать?