Её вина

Надо признать, Игнат очень отличался от тех парней, с которыми я встречалась до него. Взрослый, суровый, опасный и до невозможного амбициозный мужчина не шёл ни в какое сравнение с мальчиками-мажорами, прожигающими свою бессмысленную жизнь. Потому я наверное и почувствовала некий ответный интерес.

Вот уже как полтора года мы состоим в отношениях.  Видимся не часто, в промежутках между его рабочими буднями. Как оказалось, Игнат – не только жёсткий руководитель, но и крайне занятой человек. Иногда это очень бесит. И да, разница в возрасте, пусть и небольшая, но даёт о себе знать. Музыка, кино, книги. Наши вкусы и желания вообще не совпадают.

Друзья кричат, начинают свистеть и хлопать, в то время, как Игнат берёт меня за руку и под общий шум толпы одевает мне на палец кольцо.

– Виктор Сергеевич, прошу руки вашей дочери, – обращаясь к моему отцу, заявляет Игнат.

– Я только за, дорогой, ты знаешь, – сверкнув идеальными зубами, кивает головой папа.

— Арина, – намёк в голосе ведущего очевиден. Все присутствующие в зале ждут от меня ответа.

Есть ли причины, чтобы отказать Игнату? Нет, но хотелось бы произнести фразу «я подумаю». Только лишь из вредности.

– Я согласна, – после затянувшейся паузы говорю я, и тут же раздаются оглушительные аплодисменты и одобрительный свист.

Обнимая своего жениха, разглядываю баснословно дорогое кольцо.

Поднимаю взгляд, и мы с отцом встречаемся глазами. Сдержанно улыбаюсь и думаю о том, что у меня есть всё, о чём может мечтать девушка: внешность, деньги, недвижимость, машины, собственный ресторан. В дополнение ко всему, совсем скоро я выйду замуж за серьёзного, состоятельного мужчину.

Всё сложилось просто идеально. Вот только не пойму, почему испытываю странную палитру эмоций, и зачем в этот удивительный вечер вдруг вспоминаю Его. Человека, пострадавшего по моей вине...

Это ведь просто случайность. Так бывает. Надеюсь, с ним всё более или менее в порядке.

Как бы то ни было, жизнь продолжается, верно?

Отец подмигивает мне, поднимает вверх бокал и, глядя на нас с Игнатом, пьёт. Я улыбаюсь шире и закрываю глаза.

Да, так и есть, какие бы эпизоды не омрачали наше существование, нужно уметь абстрагироваться от проблем.

Переступи и иди дальше...

Пожалуй, так и сделаю. Тем более, что ситуация, на мой взгляд, некритична.

Глава 7 Максим

В палате становится светло, и мне приходится открыть глаза. Медленно, неохотно. Тут же прищуриваюсь от слепяще ярких солнечных лучей и недовольно морщусь. Всматриваюсь в женский силуэт, застывший у окна. Изображение плывёт, но я итак знаю, что это мать.

– Максим, доброе утро, – заметив, что я проснулся, она спешит ко мне.

Ласково касается руки и присаживается рядом.

Доброе утро. Это вряд ли...

– Как ты себя чувствуешь, дорогой? – сжимает пальцы правой ладони и заботливо поправляет одеяло.

Мне даже сказать ей нечего. Тихо отвечаю нейтральное «нормально» и снова закрываю глаза. Чувствую нестерпимую боль во всём теле. Вот так сразу и не скажешь, что приносит больший дискомфорт: мигрень, поломанные кости или пострадавшие внутренние органы. По ощущениям меня будто в мясорубке перекрутило.

– Следователь приходил и журналисты, врачи их к тебе не пустили. Человек недавно вышел из комы, а они лезут со своими вопросами! – ворчит, дотрагиваясь до моего лба. – Оленька вечером придёт, завал на работе.

Облизываю языком пересохшие губы, и мать тут же вскакивает со стула.

– Пить хочешь? Сейчас-сейчас, милый.

Пока она суетится, я осматриваю своё туловище. Левая нога и бедро зафиксированы. На груди и плече красуется давящая повязка. Кисть в гипсе. Пытаюсь приподняться на кровати, но ничего не выходит. Сил нет. Вообще. Это пугает ни на шутку.

– Лежи, сынок, я сама.

Она прислоняет к моим губам стакан, чуть наклоняет его, и я, повернув голову набок, делаю пару глотков желанной жидкости. Тороплюсь и тут же начинаю кашлять. Это простое естественное действие напоминает настоящую пытку, потому что грудину тут же пронзает резкая боль. Не вдохнуть толком, не выдохнуть.

Обессиленно откинув голову на подушку, жду, когда она ослабнет. Часто и хрипло дышу, но кислорода всё равно не хватает.

– Милый…

Мать прижимает ладонь ко рту и с тревогой в глазах смотрит на то, как я, стиснув зубы, пытаюсь привстать. Не получается. Сжимаю сильнее челюсти, чтобы позорно не заскулить.

Твою-то налево…

– Так… доброе утречко, не надо пока так активничать, – слышу бодрый женский голос. – Сейчас измерим давление, вколю обезболивающее и поставлю капельницу. Потерпите.

Честно говоря, мне плевать на те манипуляции, которые производит медсестра. Я думаю лишь о том, что вот таким немощным как сейчас, я не был никогда.

Дожился, даже воды выпить не могу без посторонней помощи.

– Ох, Иван Петрович, – мать здоровается с вошедшим в палату врачом.

– Галина Юрьевна, вы снова в больнице ни свет, ни заря! – недовольно отвечает ей он. – Я же вам сказал, отдохните. О вашем сыне есть кому позаботиться.

– Ну что вы, как я могу, – отзывается она взволнованно. – Максимка тут, а я дома… нет-нет.

Её голос дрожит, и она, похоже, снова начинает плакать.

– Мам, – сглатываю, и во рту снова становится сухо. – Перестань…

Врач тяжело вздыхает и начинает шелестеть бумажками прямо над моим ухом. Поворачиваю голову и натыкаюсь на его внимательный взгляд.

– Максим, – кивает и садится на стул. – Как самочувствие?

Клянусь, этот вопрос скоро начнёт меня бесить.

Доконать хотят? Дерьмовое самочувствие. Если коротко и без прикрас.

– Боли? – понимающе хмурится он.

– Терпимо, – сипло выдавливаю из себя я.

Вчера вечером после того, как я пришёл в себя и ответил на несколько странных вопросов врачей, только и думал о том, с какими последствиями ДТП мне придётся столкнуться. Мозг соображал вяло, а мысли ускользали словно дым. Сейчас страх того, что меня парализовало, отступил и убрал от моего горла свои мерзкие щупальца. Ведь сегодня, по крайней мере, я хоть как-то чувствую свои руки и ноги. Боль в моём случае меня даже радует.

– Насколько… всё плохо… в целом?

Каждое слово даётся с трудом. Наверное, ещё и потому, что я боюсь услышать то, что подтвердит мои опасения и размажет окончательно.

– Ну… так что? – выжидающе смотрю на врача, несмотря на то, что веки опять слипаются.

Подозреваю, что дело в тех уколах, которые поставила медсестра.

– Что ж, молодой человек, – врач производит очередной осмотр и что-то калякает в своём журнале,  – как вы помните, вас сбил автомобиль. Итог таков: мы имеем дело с повреждениями нижних конечностей. Особенно пострадала левая нога.

– Ясно…

– Вследствие отклонения транспортного средства в сторону, имеющийся крутящий момент привёл к тому, что вас подбросило на значительное расстояние. В результате удара о дорожное покрытие вы получили политравмы: черепно-мозговую, перелом левой кисти и нескольких рёбер, ушибы внутренних органов, в том числе лёгкого, пострадавшего от одного из деформированных рёбер. Как-то так, если в общих чертах. Про гематомы и ссадины молчу.

В общих чертах. Зашибись букет…

Чувствую себя эдаким франкенштейном, не меньше.

– Что с ногой? – обеспокоено смотрю вниз.

– Диафизарный осколочный перелом обеих костей левой голени.

Снова откидываюсь на подушку и гипнотизирую взглядом белый потолок. Тут и врачом быть не надо, чтобы понять: полный фарш.

– Общее состояние до сих пор вызывает у меня опасения, вы потеряли много крови.

Смещаю голову вправо и молча повторно рассматриваю своё тело. Переломанное, искалеченное, слабое. Будто и не моё вовсе.

Именно в эту секунду в голове вспыхивает неутешительная мысль.

– Об олимпиаде можно забыть.