Её вина

Самойлова… Чего дома не сиделось? Овца. Понеслась в Люблино! Захотелось приключений на нижние девяносто. Это же не по её части абсолютно.

Сохраняю номер и захожу в мессенджер, чтобы записать голосовое. Хочу предупредить этого бессмертного о том, что у него будут большие проблемы. Отец Ксюхи, весьма влиятельный человек, живьём его закопает, если с головы дочери упадёт хотя бы один волосок.

Обгоняю тойоту, наговаривая гневную речь. Еле плетётся. Второпях нажимаю отправить, но палец как назло соскакивает. Айфон валится из рук. Да какого…

Тянусь за ним.

Клянусь… отвлекаюсь всего на пару секунд, но именно они и становятся роковыми. Слишком поздно заприметив зебру и невесть откуда взявшегося пешехода, резко жму на педаль тормоза и сигналю. Только беда в том, что парень тоже замечает мой мерседес в самый последний момент…

Мгновение.

Руль влево, но это всё равно происходит.

Глухой стук – и его тело от удара о крыло отбрасывает в сторону.

Мерседес останавливается не сразу, проезжая ещё несколько метров по соседней полосе. Невидящим взором смотрю перед собой, на подсвеченное фонарями дорожное полотно. Поднимаю глаза. Рекламный щит, остановка. Кто-то из ожидающих транспорт спешит к месту происшествия.

Гробовая тишина в салоне пугает как никогда. Кровь пульсацией стучит в висках. Пальцы всё ещё сжимают руль, но руки начинают непроизвольно трястись.

На лбу выступает холодный пот. Волосы шевелятся на затылке.

Страх: липкий, колючий, ползёт вдоль позвоночника. Грудную клетку словно тисками сдавило. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Сглатываю тугой ком, вставший поперёк горла и жму на кнопку, опуская стекло с пассажирской стороны… Боязливо цепляю взглядом отражение в боковом зеркале, и в этот тёплый майский вечер по коже ползёт озноб…

Глава 3 Арина

Открываю дверь, негнущимися ногами ступаю на асфальт. Набираю 112 и медленно обхожу мерседес, слушая в ответ короткие гудки.

Около тела толпится молодёжь, чуть в стороне девушка разговаривает по телефону. Громко диктует адрес, судя по всему, для приезда скорой. Убираю смартфон от уха и какое-то время тупо пялюсь на картоновый стаканчик из-под кофе, валяющийся прямо у моих ног. Кажется, он был в его руке… А дальше, в нескольких метрах от меня, на тротуаре лежит и спортивная сумка.

Боже…

– Живой? – слышу пропитанный тревогой женский голос.

– По ходу нет, – отзывается парень, присевший на корточки.

– Жесть… просто жесть. Вов, может перевернуть его?

– Ты чё нельзя трогать, вдруг позвоночник сломан.

– Так он кровью истекает…

Парень в ответ лишь матерится.

– Скорую и ментов вызвали? – интересуется мужик, вылезший чуть ли не по пояс из притормозившей неподалёку хонды. При этом он ещё и успевает снимать происходящее на телефон.

– Ему нужно оказать помощь!

– А чё делать-то? Лицом вниз лежит, непонятно ничего. Только поза неестественная.

– Пощупай пульс ещё разок, а Вов, – просит всё та же девушка.

– Чё толку щупать? Посмотри на него, он даже не шевелится. Весь переломанный.

Только не это! Нет, нет, нет…

Обрывки их разговора придавливают меня к земле бетонной плитой. Мне бы подойти туда, но я не могу. Просто не могу и всё! Духу не хватает.

Онемевшие пальцы резко дёргают ручку пассажирской двери. Я забираюсь на сиденье и прижимаю к себе колени. Часто и тяжело дышу, воздуха не хватает. Он вмиг будто стал тягучей и густой консистенцией. Пытаюсь взять себя в руки, но ничего не выходит. Находясь в какой-то прострации, набираю дрожащими пальцами вызов и продолжаю невидящим взглядом пялиться на дорогу. Только один человек может мне помочь. Виктор Барских, мой отец.

– Ариш?

– Пааап… – испытываю невероятное облегчение, когда слышу его голос.

– Что с тобой? – он сразу же чувствует моё волнение, ведь наша с ним связь очень сильна. – Погоди, выйду, Кристина уже спит.

– Пааап, я… – шумно выдыхаю и закрываю глаза. Ресницы дрожат, в висках ритмично пульсирует кровь. Так сильно, что боль отдаёт в район затылка. Язык тем временем будто к нёбу прирос. Не могу ничего из себя выдавить.

– Арин, да что такое? – в нетерпении торопит меня он.

– Я сбила человека, пап… Похоже… насмерть.

Эти страшные слова, произнесённые вслух, чёрной сажей оседают глубоко внутри.

Сбила человека.

Вой сирен приближающейся машины скорой помощи заглушает нецензурную брань отца. Услышать от него подобное – большая редкость, но учитывая обстоятельства…

– Ты где? – спрашивает спустя минуту.

– Где-то по пути к району Люблино. Кузьминки… наверное, – в глазах рябит от мигающего проблескового маячка синего цвета, на который я неотрывно смотрю.

Меня не покидает ощущение того, что всё это происходит не по-настоящему. Не со мной. Смотрю на суету будто со стороны. Словно это фильм, жуткие кадры которого, я лицезрею, сидя в первом ряду.

Да только это никакое не кино. От осознания того, что я натворила, внутренности скручиваются узлом.

Мне страшно. Как никогда…

– Арина, адрес! – требовательно повторяет отец, вырывая меня из плена беспокойных мыслей.

– Улица… мм…  Академика Скрябина…

– А поконкретнее?

Глядя на карту навигатора, называю ближайший дом. Вообще не соображаю, всё на автомате.

– Какого чёрта там делаешь ночью? – гневается, щёлкая зажигалкой. – Ты в машине?

– Да, – сглатываю, но в горло будто насыпали песок, перемешанный со стеклом.

– Витя, что там случилось? – слышу на заднем фоне обеспокоенный голос Кристины. Моей бывшей подруги, между прочим.

– В комнату зайди.

– Пааап, – часто-часто моргаю.

Это что же, слёзы?

Последний раз я плакала, когда умер Барон, наш пёс. Он прожил на территории семейного коттеджа больше пятнадцати лет.

– Менты приехали? – его интонация остаётся всё такой же спокойной, меня же, наоборот, начинает трясти пуще прежнего.

– Нет, – поворачиваюсь и смотрю на происходящее сквозь тонированное заднее стекло.

Шум, скорая, толпа непонятно откуда взявшихся зевак. Все они обступили то самое место, где лежит бездыханное тело сбитого мною парня.

– Заблокируй все двери и жди Бориса. Поняла меня?

– Да… – шепчу еле слышно, нажимая на кнопку.

Окна тут же поднимаются, а двери со щелчком блокируются.

– Пила?

– Нет, пап, клянусь! – хрипло отзываюсь я.

– «Под колёсами», что ли? – сурово осведомляется он.

– Нет! – рыдаю. – Можешь меня на любую экспертизу отвезти! Я сегодня по всем фронтам чиста!

– Я тебе говорил, что эта твоя дурная езда до хорошего не доведёт! – злится он. – Подарил новую игрушку на свою голову! Опять гоняла по ночи со своими дружками?

– Да нет же, пап! Я одна, ехала за Ксюхой, она позвонила и попросила забрать её! Отвлеклась на телефон, всего на секунду… – почти кричу, пытаясь доказать свою невиновность. – Не заметила грёбаную зебру, и он выскочил из ниоткуда! Я его даже не видела!

Мои объяснения звучат крайне сумбурно и сбивчиво. Я, в приступе охватившей меня тревоги, начинаю задыхаться.

– Из машины выходила?

– Выходила. Пап, может мне уехать сейчас? А? Просто взять и уехать? Подадим в угон, м?

Резко дёргаюсь влево от настойчивого стука в окно.

– Там камеры, что ты несёшь? Я же сказал, сиди и жди моего адвоката! – сухо чеканит в ответ.

– Я боюсь, пап, боюсь… – голос на нервной почве садится до шёпота.

Паника охватывает меня с каждой секундой всё больше и больше, проникая в каждую клетку, каждый нерв. Она заполняет нутро и разгоняет по телу неконтролируемую дрожь. Я начинаю впадать в истерику, хотя подобное поведение совершенно мне не присуще.

– Это конец, да? Меня посадят? Посадят? Прости, пап… прости, что подвела тебя.

– Ну-ка успокоилась! – командным тоном басит он. – Нюни твои тебе не помогут! Сопли вытерла и пришла в себя!

Шумно тяну носом воздух и пытаюсь восстановить сбившееся дыхание. Сердце колошматится о рёбра, всё тело в напряжении.