Змеиное Море

Щелчок махнул свободной рукой.

– Никто не знает, в этом-то и беда!

Перед тем как побежать в приемный зал, Щелчок направил их по коридору, который вел к центру ствола, и дальше они нашли дорогу, идя по следу из светящихся ракушек.

Цветика и Набат стояли на пересечении двух коридоров, и поначалу Лун подумал, что темное неровное пятно на стене было чьей-то тенью. Но когда они подошли ближе, то Лун увидел, что оно больше похоже на кляксу, размазанную по древесине. Пятно тянулось от гладкого пола до самого свода потолка. В воздухе стоял гнилостный запах, похожий на запах дерева, оставленного в воде и размякшего до трухи.

– Что это такое? – требовательно спросил Звон, подходя ближе, чтобы разглядеть пятно. – Плесень?

– Это мы и пытаемся понять, – сказал Набат, задумчиво посмотрев на него. – Охотники заметили эту штуку еще прошлой ночью, когда проверяли уровень на наличие опасностей, но они подумали, что это всего лишь мох. А сегодня я увидел такие же пятна в других внутренних коридорах.

Цветика зачаровала небольшой камушек, чтобы он засветился, и поднесла его к темной кляксе, внимательно ее изучая.

– Лун, ты когда-нибудь слышал от земных обитателей о чем-нибудь подобном? О болячке, которая убивает деревья?

– Убивает деревья? – Лун удивленно шагнул вперед. Он думал, что они нашли что-то любопытное, а не опасное. – Наше дерево?

– Боюсь, что да. – Цветика поманила его к себе. – Смотри. На поверхности древесины ничего не растет, это она сама изменила цвет.

Лун наклонился поближе. Цветика была права. На темной, похожей на губку субстанции все еще виднелись линии волокон. Он прикоснулся к ней, легонько нажал, и его коготь провалился внутрь.

– Я никогда ничего подобного не видел. – Хасси боролись с грибком в своих садах на верхушках сплетенных деревьев, но там на растениях появлялись грибы, из-за которых фрукты становились горькими. На это они были совсем не похожи.

Звон подошел к стене и осторожно потрогал испорченное дерево. Оно стало рассыпаться от его прикосновения.

– Не похоже это на болячку. Древесина как будто просто умирает сама по себе.

– Я боялась, что ты это скажешь. – Цветика шагнула назад, и на ее лице отразилась тревога. – Потому что мне тоже так кажется.

Набат поморщился и недоверчиво покачал головой.

– Но этому древу, должно быть, несколько сотен циклов. Как же…

Лун не знал, как Набат хотел закончить свой вопрос. Возможно: «Как нам могло так сильно не повезти?» Почему Туман Индиго вернулся сюда именно тогда, когда древнее древо начало увядать?

Лун услышал позади шаги и уловил знакомые запахи – сначала Нефриты, затем Утеса. Он поднял глаза как раз в тот миг, когда Утес вышел из-за поворота.

Реакция праотца ответила на один из вопросов. Лун уже начал было подозревать, что Утес знал об этом, когда повел двор сюда. Возможно, это место должно было стать их временной остановкой, а не постоянным домом и праотец просто не потрудился посвятить остальных в свои планы. Но, когда Утес остановился в коридоре, на лице его земного облика отразилось нескрываемое потрясение. Лун вдруг сильно пожалел, что его подозрения не оправдались. По крайней мере, тогда у Утеса мог бы найтись план, что делать дальше.

Утес коснулся ладонью стены.

– Это же сердцевина.

Нефрита обошла его и с тревогой оглядела гниль, тянувшуюся по своду потолка.

– Что еще за сердцевина?

Он поморщился.

– Ядро древа. Та его часть, которая не может умереть, потому что не растет и не меняется.

– Тогда что это такое? – Цветика указала на пятно.

Утес резко отвернулся и пошел обратно по коридору. Остальные от неожиданности замешкались, а затем поспешили догнать его.

На лестнице они прошли мимо Жемчужины и Потока, и Набат притормозил, чтобы все им объяснить. Утес ворвался в большой зал, где находились мастерские арборов. Затем он спрыгнул в колодец, принял в воздухе крылатый облик, ухватился за карниз одной из галерей и быстро начал спускаться по стене прямо вниз. Лун бросился за ним, остальные поспевали следом.

Он думал, что Утес собирается спуститься до самых корней, и оказался не готов, когда Утес вдруг перемахнул на балкон тремя ярусами ниже. Лун, чтобы затормозить, зацепился хвостом за колонну и с размаху прыгнул туда же.

Утес, подобно темному облаку, полетел по коридору в глубь помещений. Он хлестал хвостом из стороны в сторону, и Лун чуть отстал, боясь попасть под удар.

Затем Утес вдруг резко остановился перед большой нишей в стене. Лун затормозил и поспешно отошел подальше, на случай если праотец не хотел, чтобы за ним шли. Но Утес принял земной облик и шагнул к нише.

Теперь, когда огромная туша Утеса не заслоняла обзор, Лун увидел на задней стенке ниши деревянную панель, достаточно большую, чтобы за ней скрывался дверной проем. Она была украшена резным изображением ветвей с листьями и фруктами.

– Засовы сломаны, – сказал Утес и коснулся резьбы.

Когда остальные догнали их, Лун принял земной облик и подошел ближе, чтобы посмотреть. На полу у стены валялись отломанные куски панели; их словно откинули в сторону, чтобы те не мешали. Лун негромко зашипел и похолодел, кое-что осознав. «Как и резьба на лестнице. Как и разбитые сосуды и сломанные корзины». Он посмотрел на Утеса, лицо которого было неподвижно и выражало едва сдерживаемую ярость. «Кто-то побывал здесь до нас».

Позади них Жемчужина резко сказала:

– Утес, что это? Что случилось?

– Я пока не знаю. – Утес толкнул панель, она с громким скрипом распахнулась, и за ней открылся темный проход. Из него пахнуло спертым сладковатым воздухом. Утес зарычал и шагнул внутрь.

– Цветика, свет!

Цветика поспешила вперед, поднимая зачарованный камень, с которым она рассматривала гниющую стену. Лун шагнул в сторону, пропуская ее, и она скользнула в проем за Утесом.

Свет заполнил овальную комнату с грубыми, необработанными стенами из простого темного теплого дерева. Здесь не было даже ракушек-светильников, словно никто никогда не должен был сюда заходить. Затем Лун посмотрел на пол. Он был покрыт белыми побегами, похожими на обнаженные корни растения. Увидев в них сходство с хищными растениями, поджидающими беспечных путников, чтобы взвиться вверх и схватить их, Лун отшатнулся назад и врезался в Нефриту.

Она взяла его за плечи, отодвинула в сторону и негромко сказала:

– Утес, не молчи. Скажи нам, что случилось?

Утес зашипел и провел рукой по лицу.

– Кто-то побывал здесь и забрал семя. Оно должно было лежать здесь, в колыбели.

Лун вытянул шею, чтобы посмотреть. Посреди побегов находилось пустое пространство, круглое, размером не больше дыни. Побеги вокруг него были обрезаны, они потемнели и сгнили. Утес продолжал:

– Семя превращает обычное исполинское древо в колонию, оно позволяет арборам управлять древом, менять его. Без него древо начинает гнить изнутри.

В зале повисла протяжная тишина.

«А ведь он говорил, что что-то не так», – подумал Лун. Прошлым вечером в опочивальне консортов Утесу было не по себе. Но не из-за старых воспоминаний и не из-за того, что он после стольких циклов, проведенных вдали от этого места, увидел его таким опустевшим. А потому что само древо ощущалось иначе.

Цветика негромко застонала. Поток беспокойно дернулся и посмотрел на Жемчужину. Та стояла недвижимо, как статуя. Затем Нефрита с шипением выдохнула. Она сказала:

– Ты можешь сказать, как давно его забрали?

Утес с досадой провел рукой по волосам.

– Нет. Я же не наставник.

Все посмотрели на Цветику, но она лишь беспомощно развела руками.

– Мне придется покопаться в наших летописях. Я никогда прежде не видела исполинского древа, и я не могу прорицать прошлое.

– Они не могли забрать его с собой? – снова настойчиво спросила Нефрита. – Индиго с Туманом, когда уводили отсюда двор?

– Нет. – В этом Утес, похоже, был уверен. – Семя нужно только для этого, и оно должно оставаться в древе-колонии, иначе древо погибнет. – Он пронзительно посмотрел на нее. – Оно не могло пропасть давно. Я прилетал сюда два цикла назад, чтобы убедиться, что ничего не случилось и в древе все еще можно жить. Тогда я не почувствовал, чтобы что-то было не так. И, думаю, гниение распространилось бы дальше, если бы семени не было здесь уже несколько лет.