Длинный

Временно, в ожидании решения своей судьбы, друзья поселились на территории гарнизона. А вскоре приехал и представитель контрразведки. Назывался он разумеется несколько иначе, но одного взгляда на его повадки и задаваемые им вопросы оказалось достаточно, чтобы определиться с его местом службы. И если вначале вопросы, задаваемые им, носили чисто ознакомительный характер, то с каждым днем они все более менялись причем именно в худшую сторону. И если вначале, друзей поместили в одну комнату, то после приезда контрразведчика их вначале расселили по разным помещениям, а затем и вовсе отношение каждому из них очень сильно изменилось. С Лехой просто вежливо и предупредительно беседовали, называя его по имени отчеству, и обещая всяческие блага уже в скором времени, чему в немалой степени способствовало изъятое у друзей золото, и врученная вместо него расписка, причем вручена она была именно Лехе, а не обоим приятелям, и это тоже прозвучало предупреждением о том, что не все так хорошо, как кажется. А вот отношение к Длинному с каждым днем менялось в худшую сторону. В лучшем случае его называли господином Шумиловым, вкладывая в это максимум презрения. Кормить их, с некоторых пор тоже стали отдельно. И если Леха столовался с офицерами гарнизона, Длинному в лучшем случае перепадала миска каши, принесенная из солдатской столовой. Прогулки с некоторых пор тоже организовывались только в сопровождении кого-то из служащих, постоянно контролирующих каждый шаг Длинного, чуть что сразу хватающегося за свою винтовку, и очень было похоже, что стоит Длинному сделать неверное движение, выстрел будет на поражение. А в одну из таких прогулок, Длинный встретился со своим приятелем. Недавний друг Лепеха, окатил его высокомерным взглядом, чем немало удивил Длинного и сквозь зубы задал вопрос.

— А, это правда, что твой отец был одним из новоявленных так называемых комиссаров, поднявших руку на законную власть?

— А, разве ты не знал? Я и не скрывал, этого.

— И ты еще смел называть меня другом? Ты, из-за которого убили моего отца и погибла моя мать?! Быдло! — презрительно бросил Алексей, и повернувшись пошел в сторону домиков. Затем остановившись, сплюнул и сорвавшись на фальцет выкрикнул. — И не смей называть меня на «ты»! Ты мне не ровня!

А еще через три дня конвоировавший его солдатик, при выходе из комнаты, шепнул Длинному, чтобы тот взял с собою то, что считает для себя ценным. Ну удивленный взгляд парня он воровато оглянулся по сторонам и тихо произнес.

— Беги, паря! И не серчай на нашего брата. Кто мы такие супротив ахфицероф. Пойдем гулять, дальше потом абскажу.

И видя, как он это сказал, Длинный понял. Он прав. Уж если даже Леху сумели настроить против него, вывернув на изнанку все то, что он для него сделал, то что говорить о нем самом. Шлепнут и вся недолга. Похоже правило: «Нет человека — нет проблемы» придумал далеко не Сталин. Собрав в походную сумку то немногое, что у него осталось, Длинный оделся, повесил ее через плечо и вышел из комнаты. Вечер обещал быть «томным».

Глава 18

18.

В сопровождении солдата, Длинный шел в сторону забора, огораживающего войсковую часть, внимательно слушая все, что говорил ему солдатик.

— В заборе пара плах откидывацца, пролезть смогёшь. Вправо саженей полста дорога вверх идёть, но ты по ней не ходи, слева от нее тропка, примерно три версты вверх, за гребнем Еллада, там ужо не споймають, не сунутца. Успеешь твое счастье. На стрельбу не смотри, просто беги. Вон те плахи. Беги паря! Не поминай лихом, подневольные мы.

Длинный еще раз посмотрел в лицо солдату и прошептав: «Спаси бог!» пролез сквозь дыру в заборе и помчался в сторону дороги. Солдатик отправивший его, украдкой смахнул слезу и несколько раз перекрестив убегающего Длинного прошептал: «Спаси тя боже». После чего не торопясь, мысленно досчитал до ста упал на траву, показывая всем своим видом, что Длинный его завалил и закричал «Ушел, ушел!» несколько раз выстрелил в воздух из своей винтовки, а следом и в сторону забора, прекрасно понимая, что Длинного там уже нет.

Тропинка оказалась именно там, где и было сказано. Правда, особо бежать не получалось, так как она слишком круто забирала вверх, зато и экономила путь, потому как дорога, вначале идущая справа от нее вдруг начала выписывать такие зигзаги, что пойди Длинный по ней, затратил бы вдвое, а то и втрое больше времени на подъем к перевалу. Правда, после того, как он там оказался, минимум минуту, а то и больше, согнувшись вдвое и оперившись руками в колени, пытался отдышаться и прийти в себя. Впрочем, это ему не особенно удалось, так как в один из просветов он вдруг заметил скачущих на лошадях людей, направляющихся к перевалу, и резонно решив, что скачущие нацелены именно на его душу, тут же бросился вниз, петляя между деревьев, растущих по склону, уже с Греческой стороны. Склон был достаточно крут, и он едва удерживался на ногах, порой цепляясь за деревья, для того, чтобы сбросить свою скорость, зато с каждым шагом росла уверенность, в том, что преследователи, наверняка не последуют его примеру, потому как для лошади, такая крутизна практически смертельна. Похоже так оно и вышло. Уже находясь метрах в ста ниже, до его слуха донеслось несколько выстрелов, а одна из пуль, все же нашла лазейку между стволами деревьев и просвистела совсем рядом. Длинный в это время, прижавшись спиной к стволу какого-то дерева, ниже по склону, пытался отдышаться. Чуть позже, судя по отсутствию каких-либо звуков, его действительно не стали преследовать на этой стороне, хотя расслабляться тоже не стоило. Сбежать-то он сбежал, а вот что будет дальше, пока было не понятно.

Еще находясь в гарнизоне, он разглядывал карты местности из чудом сохранившегося у него атласа, и получалось, что от перевала, и до ближайшего поселения на Греческой территории минимум двадцать пять верст, причем лесом. И еще неизвестно есть ли там вообще, хоть какие-то тропинки, ведущие вниз. А учитывая то, что компаса у него не имеется, а горы то взбираются вверх, то вниз, заблудиться там раз плюнуть, тем более что лес достаточно густой и увидеть солнце для ориентира почти нереально. Зато наверняка есть какое-то зверьё, а у него из оружия только один нож, который не тянет даже на кинжал, и топорик, которым можно разве что порубить сучья для костра. Присев на корточки, Длинный достал из внутреннего кармана початую пачку папирос и закурив задумался.

Конечно жалко было потерять связь с Лехой, но в этом в какой-то степени виноват, и он сам. Можно было не переться в Болгарию, а остановиться, например, в той же Румынии. Наверняка профессор, которому они бы сдали катер, согласился бы и далее финансировать его в качестве механика и сторожа своей лодки, и, следовательно, они бы неплохо могли там устроиться. В крайнем случае, уж в Румынию-то точно заходят европейские суда, и вполне можно было сдав пару монет приобрести на какое-то из них билет, например, до той же Франции или Италии. В общем не продумал. Надеялся на Русскую общину, которая могла бы помочь. Но не учел того, что некоторым известна фамилия его отца, а сложить факты могут очень многие. А тут вдобавок ко всему Леха с известной дворянской фамилией и пусть немного, но около тридцати золотых монет и денежных купюр. Вот и получилось, что деньги изъяли в фонд Русской Диаспоры, на борьбу с большевиками, Лехе основательно промыли мозги. Что было в общем-то не так и сложно, потому как мальчишке всего двенадцать лет, и если каждый день повторять о том, что его родители погибли из-за таких как отец Длинного, а они стараются восстановить справедливость и вернуть то, что было раньше, то поневоле начнешь верить всему, что тебе говорят. С золотом, разумеется придется попрощаться даже Лепехе. Сто пудов, ему уже напели о том, что это его вклад в будущее России, и он всеми руками был только за восстановление справедливости. Но может ему хоть повезет в том, что его не бросят на произвол судьбы. Не отдадут в приют, а пристроят в какую-то семью. А может найдутся дальние родственники, которым он приглянется, ведь одних дядьёв и теток, по словам Лехи должно было набраться около десятка. И это только родных и двоюродных. А где-то есть еще и дальняя родня. Надеюсь все же не бросят, приютят. Пусть ему повезет! В конце концов, в том, что произошло он виноват меньше всех остальных.