Страница 71 из 79
— Я к твоим услугам, — сообщаю отрывисто, и он криво улыбается.
— Не здесь. И вправду шумно. Скажем, в моём кабинете. Или не рискнёшь?
Я молчу, и Флорес продолжает:
— Тогда через десять минут. Мне кажется, твоей спутнице не очень хорошо.
Я и без слов Оскара чувствую, как дрожит рука Габриэллы и как шумно и взволнованно девушка дышит.
— Видишь эту дверь? — он указывает в темноту, однако я, не глядя, могу догадаться, о каком выходе идёт речь. — Возможно, есть смысл вдохнуть свежего воздуха, — сообщает Флорес. — Хотя говорят, перед… — он кашляет, заглушая слово «смертью» и продолжает, как ни в чём не бывало, — не надышишься. Но я ничего не говорил.
— Через десять минут, — повторяю его слова мрачно и решительно.
— Мои парни вас проводят, — предупреждает Оскар, и я в очередной сдерживаю усмешку: назойливое желание повсюду меня сопровождать искренне забавляет. Если даже люди генерала не хотели бы со мной связываться, что себе думают прихвостни Флореса?..
Мы с Габриэллой поднимаемся. Захватив куртку Коди, я тяну девушку за собой к двери, игнорируя взгляды и шёпот. Я вслушиваюсь лишь в один голос — Оскара, а он приказывает своим людям:
— Не упускать из виду.
Толкаю дверь, и мы поднимаемся по винтовой лестнице. Габриэлла дышит так, словно задыхается, и я, ускоряя шаг, поддерживая землянку под локоть и тяну за собой, а по пятам следуют подхалимы Флореса, и до нас доносятся отголоски их шагов.
— Ты говорил, что не знаком с ним, — раздаётся в наушнике голос Бронсона.
— Так и есть, — отвечаю с готовностью.
— Он принял тебя как старого знакомого.
— Флорес знаменит своими сладкими речами.
Мало кого устроило бы такое объяснение, но генерал лишь для виду решил выразить мне своё недовольство. Это становится ещё более очевидным, когда он, как будто получив от меня правильный ответ, быстро переключается на другую тему:
— В любом случае, нам это даже на руку. Ты пойдёшь туда.
Я толкаю дверь, и мы с Габриэллой оказываемся на площадке под открытым небом.
— Отец, ты совсем спятил! — доносится возглас Сьерры, а следом за ним и голос генерал-лейтенанта:
— Генерал, это действительно опасно и неразумно.
Однако Бронсон лишь отмахивается:
— Мы убьём двух зайцев одним выстрелом. Одна из пчёл велела нам ждать сигнала, и появился Флорес. Я чувствую, что это наш шанс.
Что? Генерал решил, что Оскар — лидер повстанцев?..
— Вы же не думаете, что он возглавляет пчёл?.. — я вновь слышу голос Алана, но мне некогда насладиться глупостью Бронсона, поэтому с нажимом произношу:
— Через десять минут мы войдём в кабинет.
— И быстрее угомони эту су…
— Есть, — бесцеремонно прерываю брань, прежде чем генерал не произнёс слова, способные заставить меня прервать саму операцию и отключаю рацию.
Хотя люди Оскара зорко следят за нами, сами парни остаются на достаточном расстоянии — у двери. Прекрасно, что они хотя бы очевидное в состоянии понять: отсюда никуда не деться, разве что прыгнуть вниз с пятого этажа.
— Мне нечем дышать, — с трудом произносит Габриэлла.
Я останавливаюсь перед ней и заглядываю в глаза, полные ужаса. Мне больно видеть, как угнетающие чувства тенями вплетаются в зелёные нити радужки. Паника, что плещется в невероятных глазах, притупляет мой собственный страх.
— Послушай меня. Всё хорошо. Дыши.
Я кладу ладонь девушке на плечо и неотрывно смотрю на Габриэллу, делая спокойные размеренные вдохи. Даже сквозь ткань я ощущаю, как её кожа будто нагревается. А ещё начинаю чувствовать запах жжённой бумаги…
— Я думала, что справлюсь, когда встречусь с пчёлами, но я не могу, не могу… — шепчет она, задыхаясь, и я спешу ей сказать:
— Это не пчёлы, Габи. Это не они! С этими людьми тебя ничто не связывает.
Девушка вскидывает на меня взгляд, и помимо страха в нём отражается растерянность.
— Да, Габи, смотри на меня, — как можно убедительнее шепчу я, пытаясь воспользоваться тем, что девушка обратила на меня внимание и сосредоточилась на моих словах. — Просто дыши! — прошу я. — Слушай мой голос.
Мы стоим очень близко. Габриэлла не сводит с меня взгляда и с усилием сглатывает, а потом дышит чуть медленнее и глубже, чем прежде.
— Дыши, — повторяю я, и вдруг… моё собственное дыхание сбивается, когда взгляд Габриэллы опускается к моим губам.
Лишь на мгновение, как было на Нимфее. Но тогда она не испытывала того ужаса, что чувствует прямо сейчас. Её глаза не всматривались в мои с отчаянием и немой мольбой.
Ладонью ощущая, как содрогается Габриэлла, я накидываю на её плечи куртку Коди, а потом замираю, когда она шепчет:
— Дэннис, я боюсь…
Из-за её чистосердечного, доверительного признания я совсем пропал: безнадёжно тону в зелёных глазах, которые сейчас кажутся до нереального большими.
Господи, её место совсем не здесь — не на этой проклятой станции, и уж тем более не в Шахте, в окружении жалких наркоманов и отчаянных преступников…
— Я боюсь, — повторяет Габи, и Длань справедливости, в чьих силах всегда найти слова, теряет дар речи; Чёрный монах, которому никогда никто не был нужен, вдруг чувствует себя совершенно одиноким и беззащитным перед просьбой о спасении. Совершенно беспомощным перед распахнутой душой землянки.
— Я боюсь, — шепчет она вновь, не отрываясь от моих глаз, и я теряю контроль.
Я её целую.
Это самое глупое и безрассудное, что можно было сделать. Но я целую её.
Потому что времени мало, а я не знаю, как успокоить девушку. Или хочу верить, будто не знаю иных возможностей.
Потому что я хочу унять её боль. Она должна забыть о страхе.
Потому что я хочу её поцеловать.
Губы кажутся сладкими и в то же время солёными от слёз.
Мне плевать, что скажут Оскару его прихвостни. Мне плевать, даже если Бронсон прямо сейчас выбежит на эту площадку.
— Просто Дэн, помнишь? — шепчу я и вновь целую девушку, едва ощутимо, пытаясь унять своё сумасшедшее сердцебиение.
Она вздыхает и замирает, а потом я чувствую в ответ лёгкое давление губ…
Теперь уже мне становится трудно дышать.
— Я не дам тебя в обиду, — шепчу, задевая её губы своими, чувствуя её судорожный вдох, ощущая, как она согревает меня своим дыханием. — Верь мне. Что бы ни случилось.
«Я не смогла поступать по совести и при этом защитить близких. Не знаю, Дэн, как это возможно, но ты справишься. Я уверена. Ты умнее меня».
Я отстраняюсь, лишь немного, чтобы видеть неземные глаза. Тени в них ещё мечутся, но ясной зелени уже гораздо больше. И вдруг девушка произносит едва слышно:
— Здесь мой дар стал клеймом. Клеймом Солнца.
Я замираю, оглушённый болью в голосе девушки.
«Мой дар». Её способности солнечного человека… Конечно, здесь они стали причиной, по которой любой тальп с радостью разорвёт её до мельчайших клеток и рассмотрит на стекле под микроскопом… Лишь бы стать таким же. Лишь бы обрести её дар… Вот всё, чего хотело бы большинство граждан…
Габриэлла права, но мне нечем утешить её, и я повторяю, как молитву:
— Не дам в обиду. Верь мне.
Делаю глубокий, тяжёлый вдох и чувствую, как утопаю в аромате тлеющей спички. Невольно прижимаюсь к её лбу своим и шепчу сдавленно:
— Ты готова?
Габриэлла сглатывает и кивает. Она не готова от слова «совсем». Но времени больше нет.
— Мы справимся, — обещаю я, но мысленно добавляю: «Иначе всему конец».
Я обнимаю девушку за плечи и веду к выходу, игнорируя внимательные и любопытные взгляды парней Флореса.
В наушнике звучит голос Бронсона:
— Мы попробуем поддерживать связь, но сигнал может быть потерян. Не открывай Оскару всю правду сразу. Проверь, можем ли мы ему доверять, не сдаст ли он нас сразу же динатам, не попытается ли отнять землянку прямо здесь и сейчас. Только если будешь уверен, что он заинтересован в нас или пчёлах больше, чем в правительстве, можешь поговорить с ним начистоту, договориться о встрече со мной.