Страница 30 из 79
— Солнечные батареи, — задумчиво произношу я. — Лампы, которые сохраняют энергию.
— Так странно слышать от тебя такие слова.
Застигнутая врасплох не столько самим замечанием, сколько мягкой интонацией, я поворачиваюсь к Дэннису. Он хмурится, но его взгляд кажется… восхищённым. Кровь приливает к лицу, и в голову приходит мысль, что лучше бы уж парень злился.
— Тебе легче? — озадаченно спрашивает он, наверняка заметив румянец на моих щеках.
Я отвожу взгляд и, надеясь скрыть смущение, отвечаю вопросом на вопрос:
— Потому что я дикарка, верно?
Ощущаю растерянность Дэнниса и боковым зрением замечаю, как он пытается заглянуть мне в глаза, но я ни за что к нему не повернусь.
— Я не хотел тебя обидеть, — тихо говорит он, и в голосе звучит… боль, что заставляет меня нарушить собственное решение и всё-таки обернуться к Дэннису.
— Такое впечатление я произвожу на вас… Хотя в то же время вы понимаете, что в чём-то мы развитее. — Мне приходится сделать несколько пауз, чтобы это произнести.
«Вы понимаете», — не совсем верно. Скорее…
— Ты понимаешь… — произношу я тихо, и наши взгляды впиваются друг в друга.
Тёмные глаза Дэнниса странно мерцают, и я не хочу мучиться догадками, что это значит, поэтому снова сосредотачиваю всё внимание на цветах. Неудивительно, что у парня есть красные и синие лампы. Насколько я помню, наилучший фотосинтез наблюдается при облучении именно ими.
— Красный помогает развиваться корневой системе, — говорит Дэннис, нарушая неловкое молчание, — а всему растению — цвести и плодоносить, но из-за него растения высокие и тонкие; синий…
— …увеличивает скорость роста и размер листьев, — прерываю его я, вспоминая то, что уже слышала однажды, и сердце болезненно сжимается, — но делает их короткими и коренастыми.
Ощущать на себе изучающий взгляд непросто, поэтому я рассматриваю фуксию так внимательно, словно увидела её впервые.
— Откуда ты это знаешь?
Мне вспоминаются цветущие яблони и персиковые деревья, девушка с зелёно-карими глазами, которые смотрели на меня с любопытством и добротой… Мелисса. В тот день она расстроила меня неуместной настойчивостью, но сейчас я с тоской вспоминаю умиротворяющее спокойствие в садах, выращенных девушкой. Увижу ли я её когда-нибудь?..
— Моя ближняя — садовница — рассказывала мне. В мой последний день на планете…
Зачем я только произнесла эти слова? Но их не воротишь, равно как и не исправишь тон голоса, который получился грустным и тоскливым. Мои слова падают между нами, как сломанная в ураган массивная ветка дерева, что, достигнув земли, хрустит и трещит, а её гибель, ощутимая лишь тонким телом, доставляет почти физическую боль.
Ощущать на себе пытливый взгляд ещё сложнее, чем изучающий, и я виновато и испуганно смотрю в ответ, мысленно умоляя, чтобы Дэннис не начал расспрашивать. Я не должна была это говорить, а он не должен был услышать.
Замечаю в левом глазу парня ту странную плёнку, которая светилась голубоватым, когда он показывал мне, как выглядит станция со стороны. Кажется, что с помощью этой причудливой вещицы Дэннис видит не просто меня, но и то, что прячется в моей душе. Однако он не задаёт вопросов.
Я облегчённо выдыхаю, когда понимаю, что и не станет расспрашивать, ведь парень направляется к столу, где оставил продукты, берёт нож и принимается нарезать фрукты.
— Что ты любишь?
Он посматривает на меня с интересом, продолжая разбираться с яблоком. Мой взгляд оказывается слишком явно удивлённым, потому что, заметив его, парень объясняет:
— Что ты предпочитаешь из еды?
Я наблюдаю за тем, как он берёт тарелку и аккуратно раскладывает порезанные кусочки, а затем чистит банан, режет и его, добавляет к яблоку, а следом в творческом беспорядке распределяет гроздья винограда и ягоды малины.
— Вопрос простой? — то ли говорит, то ли спрашивает Дэннис, всё ещё глядя на меня с интересом, и я понимаю, что он прав.
Однако, находясь на станции тальпов, в шатающейся палатке одного из них, едва ли я вправе просить любимые продукты, тем более что это еда — последнее что интересует меня после того, как я оказалась на Тальпе.
— Это необязательно, — признаюсь тихо, — я могу обходиться без неё.
— Дома ты не часто ела? — не сдаётся Дэннис. Он берёт тарелку и подходит ко мне.
— Ела, — нехотя соглашаюсь я, а он вопросительно приподнимает бровь.
— Так что ты любишь?
Дэннис осторожно касается моей ладони, но я всё равно вздрагиваю с непривычки, ощущая, какая его кожа прохладная, а потом он вкладывает в мою руку тарелку с фруктами.
— Поешь, — советует мягко, и взгляд чёрных глаз не отпускает меня. Тень улыбки пробегает по его губам, и парень добавляет: — И скажи, что ты предпочитаешь из еды.
Я беру ягоду и кладу в рот. Стоит мне раскусить её, и малина тает на языке, награждая сладким вкусом. От неожиданности издаю невнятное мычание и с наслаждением отправляю в рот сочные плоды, а когда поднимаю взгляд, замечаю, что Дэннис криво улыбается.
— Не так плохо, как в Сфере, верно?
Действительно. После фруктов и овощей, которые мне первый раз принесла Сьерра, желудок болезненно сводило. Она лишь отдалённо напоминала ту, что я ела дома, вкус казался пресным, и чувствовала я себя потом далеко не хорошо.
— Это очень вкусно, — охотно соглашаюсь я, беру ягоду винограда и кладу в рот.
На этот раз успеваю удержаться от довольного мычания, но прикрываю глаза, наслаждаясь терпкостью и сладостью, с привкусом как будто ананаса.
— Я рад, что понравилось, но всё ещё жду ответ на свой вопрос.
Мне тоже нужно получить ответы…
В груди вдруг так внезапно колет, что у меня перехватывает дыхание. Я догадываюсь, что боль принадлежит не мне, но Дэннис лишь едва заметно морщится, а затем хмурится, и по выражению его лица догадываюсь, что он понял, о чём я собираюсь спросить, потому что теперь парень по-настоящему мрачнеет и отводит взгляд.
— Ты кажешься очень усталым, — осмеливаюсь наконец, и он вымученно улыбается.
— Я отвечу на вопросы после того, как ты нормально поешь и помоешься.
Наверное, смотрю на парня недоверчиво, потому что он добавляет:
— Обещаю.
— Уже поела, — лгу я, поспешно отправляя в рот несколько кусочков банана и пару ягод малины.
Дэннис усмехается, на этот раз не так хмуро. Его взгляд пробегает по моему лицу, но вдруг задерживается на губах. Всего секунда — и он возвращается к моим глазам, но кровь успевает молниеносно прилить к моему лицу, и возникает отчаянное желание убежать, лишь бы скрыть пылающие щёки.
— Это не называется «нормально», — говорит Дэннис, пока я взглядом пытаюсь отыскать, куда деться. — И ты запачкалась.
До меня не сразу доходит, что на моих губах просто осталась малина, и это она привлекла неуместное внимание. Я поспешно вытираю губы и уже почти не помню ни о каких вопросах. Облегчённо выдыхаю, когда Дэннис подходит к одной из двух дверей, такой же белоснежной, как и всё вокруг, открывает её и говорит:
— Уверен, тебе понравится смыть с себя атмосферу лабораторий.
С этим не могу не согласиться.
Дома, на планете, я молилась дважды в день, очищая тело и душу, примерно раз в неделю отправлялась к Водопаду помыться, но здесь… здесь я ни разу не смывала с себя все тревоги и боль.
Я подхожу к двери и надеюсь увидеть ярко-синюю воду, но в новом пространстве, до невозможного тесном, всё так же светится белизной, как и в других частях шатающейся палатки Дэнниса, так же, как в той комнате, где жила я.
С разочарованием я осматриваю странное место, как вдруг вижу девушку, которая сияет подобно пятну на всём этом белом фоне: светлая кожа, косы с фиолетовыми перьями, чуть более бледными, чем обычно бывают у эдемок, но одета девушка в штаны и кофту тальпов…
Моё сердце начинает судорожно биться. Я готова броситься к незнакомой эдемке, но, столкнувшись с ней взглядом, вздрагиваю от неожиданности. Мои испуганные глаза. Мои губы, не удержавшие возглас удивления. Моё отражение. Как я могу быть такой глупой?!