Страница 3 из 37
А чтобы силы эти истощались еще быстрее, британцы и португальцы, отступая, оставляли после себя голые поля и пустые закрома. Склады, амбары, хранилища – опустошалось все. Урожай сжигали на корню, мельницы разрушали, воду в колодцах травили, бросая в них падаль. Населению предлагалось либо уйти со скотом за оборонительные линии Торрес-Ведрас, либо укрыться в горах, которые французы старались обходить стороной. Цель всех этих мер – оставить врагу выжженную землю, на которой он не найдет даже телеграфных веревок.
Развязав одну из веревок, Шарп стащил белый флаг, оказавшийся на поверку большим носовым платком из тонкого материала, с аккуратно вышитыми синими нитками инициалами ПАФ. Феррейра? Он посмотрел вниз – португальский майор наблюдал за ним.
– Ваш? – крикнул Шарп.
– Нет, – откликнулся Феррейра.
– Тогда мой. – Шарп сунул платок в карман – к явному неудовольствию португальца. Интересно, что бы это значило? – Вы бы убрали их, – он указал на привязанных за церковью лошадей, – пока мы не подожгли башню.
– Спасибо, капитан, – холодно поблагодарил Феррейра.
– Ну что, поджигать? – крикнул снизу нетерпеливый Слингсби.
– Сначала я спущусь! – прорычал Шарп.
Оглядевшись еще раз, он заметил вдалеке, к юго-востоку, облачко серо-белого порохового дыма. Шарп достал подзорную трубу, подарок сэра Артура Уэлсли, ныне лорда Веллингтона, положил ее на балюстраду, опустился на колено и направил трубу в сторону подозрительного дымка. Многое рассмотреть не получилось, но и увиденного вполне хватило, чтобы понять главное: французская кавалерия шла в атаку на британский полк, отступавший под прикрытием арьергарда и орудий королевской конной артиллерии. Он даже расслышал глухую пальбу. Повернув трубу к северу, Шарп прошел взглядом по ближайшим холмам, скалам и голым пастбищам. Ничего… ничего… ничего… и вдруг… Что-то мелькнуло. Он присмотрелся.
Кавалерия. Французская кавалерия. Драгуны. Они были еще далеко, примерно в миле от холма, но направлялись определенно к телеграфной станции. В солнечных лучах блеснули пряжки и стремена. Сколько же их? Сорок? Шестьдесят? Сосчитать было невозможно – эскадрон спустился в долину и исчез в тени за камнями. Они, похоже, не спешили. Уж не послали ли захватить телеграфную станцию, которая вполне могла послужить французам, как уже послужила британцам?
– У нас гости, сержант! – крикнул сверху Шарп. Приличия требовали, чтобы он обратился к Слингсби, однако разговаривать с этим человеком сейчас Шарп просто не мог, а потому предпочел оповестить Харпера. – Эскадрон драгун, не меньше. Примерно в миле от нас, но будут здесь через несколько минут. – Он сложил трубу, спустился по лестнице и кивнул ирландцу. – Поджигай.
Смоченная скипидаром солома вспыхнула ярким пламенем, а вот дерево занялось не сразу. С интересом наблюдавшие за этим зрелищем солдаты радостно зашумели, когда огонь пополз наконец вверх, облизывая платформу длинными языками. Шарп прошел к восточному краю холма и посмотрел вниз, но никого не увидел. Может, французы свернули? Может, они рассчитывали захватить башню целой и, увидев, что опоздали, решили вернуться?
К нему подошел Слингсби.
– Не хочу устраивать сцену, – негромко сказал он, – но вы обошлись со мной неподобающим образом. Так разговаривать нельзя.
Шарп промолчал. Он с удовольствием выпустил бы ублюдку кишки.
– Сам бы я стерпел, – по-прежнему не повышая голоса, продолжал лейтенант, – но для солдат это плохой пример. Очень плохой. Подрывает почтение к офицерскому званию.
Шарп знал, что заслужил упрек, однако выслушивать разглагольствования Слингсби не собирался.
– Думаете, они относятся с уважением к офицерскому званию?
– Разумеется. А как же иначе? – Вопрос, похоже, шокировал лейтенанта.
– А вот я никакого почтения не питал, – сказал Шарп. Что это? Уж не пахнуло ли от Слингсби спиртным? Нет, наверное, показалось. – И когда шагал в строю, думал только о том, что все они мерзавцы, которые только хлеб зря едят.
– Шарп! – попытался протестовать Слингсби, но слова так и не слетели с губ, поскольку в этот момент он увидел поднимающихся по склону драгун.
– Их человек пятьдесят или около того, – бросил Шарп. – Идут сюда.
– Может быть, развернуться? – предложил Слингсби, указывая на восточный склон, густо усеянный крупными булыжниками, которые могли бы стать хорошим укрытием для стрелков. Лейтенант вытянулся в струнку и щелкнул каблуками. – Почту за честь лично…
– Какая, к черту, честь… – Шарп качнул головой. – Чистое самоубийство. Уж если драться, то на вершине, а не рассеявшись по склону. Драгунам помахать саблями – одно удовольствие. – Он оглянулся на церковь. Два маленьких, закрытых ставнями окна вполне могли послужить бойницами. – Сколько еще до заката?
– Без десяти минут три часа, – моментально ответил Слингсби.
Шарп задумчиво хмыкнул. В том, что драгуны рискнут атаковать, он сильно сомневался, но если такое и случится, продержаться до заката не составит труда, а с наступлением темноты противник уйдет сам из страха перед партизанами.
– Оставайтесь здесь, – сказал он Слингсби, – наблюдайте за ними и ничего не предпринимайте без моего разрешения. Вы меня поняли?
Слингсби обиженно нахмурился.
– Конечно понял, – ответил он тоном незаслуженно оскорбленного человека.
– Не уводите людей с вершины, – продолжал Шарп. – Это приказ.
С этими словами он повернулся и зашагал к церкви. Интересно, можно ли пробить в этих древних стенах несколько бойниц? Подходящих инструментов, ломов или кувалд, у них не было, но кирпичи выглядели хрупкими, а раствор уже рассыпался.
Дорогу ему преградили майор Феррейра и несколько человек в штатском.
– Дверь заперта, капитан, – сказал португалец.
– Тогда я ее снесу.
– Но это церковь. – Майор укоризненно покачал головой.
– Значит, я сначала ее снесу, а потом помолюсь о прощении. – Шарп попытался пройти, однако Феррейра выставил перед ним руку. Капитан раздраженно посмотрел на него. – Сюда по склону поднимаются французские драгуны. Церковь нужна мне, чтобы защитить своих людей.
– Вы свое дело здесь сделали, – возразил португалец, – так что уходите. – (Шарп не ответил и снова попытался пройти, но теперь перед ним встали уже двое.) – Это приказ, капитан, – стоял на своем Феррейра. – Уходите!
Человек, стоявший на пути Шарпа, сбросил куртку и закатал рукава рубашки, обнажив огромные руки, татуированные зловещего вида якорями. До сих пор капитан не обращал на него внимания, отметив лишь впечатляющие формы, но теперь поднял голову и увидел в глазах верзилы откровенную ненависть. Сложенный, как борец, татуированный, как моряк, португалец без всяких слов давал понять: британцам здесь делать нечего. Звериная физиономия поражала своей уродливостью: тяжелый лоб, здоровенный подбородок, сплющенный нос и глубоко посаженные глазки, в которых не было ничего, кроме желания подраться. Верзила заметно расстроился, когда противник сделал шаг назад.
– Вижу, вы человек благоразумный, – вкрадчиво произнес Феррейра.
– За это меня и ценят, – ответил Шарп и, не поворачивая головы, крикнул: – Сержант Харпер!
Вынырнув из-за угла церкви, ирландец сразу понял, что происходит. Увидев его, громила сжал кулаки. Теперь он напоминал бульдога, который только и ждет, когда же хозяин спустит его с цепи. Впрочем, Харпер знал, как управиться с бешеным псом. На плече у него висело удивительное оружие, изготовленное для королевского флота. Семь полудюймовых стволов стреляли залпом, зачастую не только нанося урон неприятелю, но и ломая плечо стрелку. Признанное слишком мощным, оно тем не менее выглядело едва ли не игрушкой в руках ирландца и смотрело сейчас в грудь человеку, вставшему на пути Шарпа. Курок не был взведен, однако гражданские этого не заметили.
– Есть проблемы, сэр? – с невинным видом спросил Харпер.
Феррейра забеспокоился. Двое или трое из стоявших рядом с ним штатских при появлении ирландца вытащили пистолеты. Защелкали курки. Запахло бедой. Дело могло обернуться кровопролитием, и майор приказал своим людям убрать оружие. Его никто не послушал, однако, когда те же слова повторил татуированный громила, португальцы мгновенно спрятали пистолеты. Отчаянные мерзавцы, напоминавшие Шарпу головорезов, правивших на улицах Восточного Лондона, где прошло его детство, они откровенно боялись своего предводителя. Судя по сломанному носу и шрамам на щеках и лбу, он был уличным бойцом, но при этом человеком небедным, на что указывали дорогая холщовая рубашка, штаны из тонкого сукна и сапоги с золотыми кисточками, сшитые из мягкой кожи. Лет сорока, в расцвете сил, он держался с уверенностью человека, сознающего свое превосходство. Смерив сержанта оценивающим взглядом как потенциального противника, португалец неожиданно улыбнулся, поднял с земли куртку и, отряхнув от пыли, надел.