Поломанный мир

Где ты, Господь? За что нам вот это все? Или ты тоже…привитый?

13.

Илзе сказала, сегодня мое время купили. На всю ночь. Добавила ещё, что в этот раз обойдется без рукоприкладства и извращений.

И как-то так лукаво улыбнулась. А я выдохнула про себя. Ещё пара таких ночей, и можно будет не волноваться за счета хотя бы месяц, а ещё, надеюсь, удастся купить сильное обезболивающее Беате. В последнее время она совсем сдала и очень похудела. Хорошо, что Марика и Лулу всегда рады составить ей компанию. Лулу из непоседливого ребенка начала превращаться в изысканной красоты девушку. За детской пухлостью угадывались тонкие черты.

Я мысленно велела себе взбодриться. В конце концов, торговля телом — это тоже работа, почти единственное, что осталось непривитым. В наш Вальдхайм давно никто не приезжает, и старый отель вряд ли кто-то купит, а я не могу себе позволить, чтобы мы с Беатой оказались под мостом.

Меня ждал Конрад, я начала раздеваться, завлекательно покачивая бедрами и меедленно расстегивала пуговички на корсете. Я улыбалась, и в этот раз моя улыбка сияла искренностью.

Подожди, — остановил меня мужчина. Я заметила, как возле глаз у него пролегли морщинки, и он весь как-то осунулся. — Давай просто поспим.

Но ты же заплатил за всю ночь. И потом, есть много способов получить удовольствие.

Конрад сгреб меня в объятия и буркнул: Могу я просто поспать с женщиной, в кот… которая мне нравится?

Марика прислала сообщение, что с Беатой все хорошо. Я впервые за долгое время засыпала с лёгким сердцем. Меня согревал в своих объятиях мужчина, которому, я кажется, небезразлична.

-

????

14.09.21

В последнее время Конрад, когда приходит, не трогает меня. Обнимает, целует, шепчет на ухо ласковые глупости, но не заходит дальше. Хотя я всегда вижу, как он на меня реагирует.

И платит Конрад более чем щедро. Илзе после его визитов сразу покрывает мои счета через чип-терминалы, и выдает на руки кое-какую премию.

Странно все это, конечно. Время покажет.

14.

Весной 24 года Вальдхайм завалили гневными письмами, привитые требовали, чтобы весь персонал продемонстрировал зелёные сертификаты, и чтобы не дай Бог ни одна непривитая нога не переступала порог отеля. В противном случае привилегированная каста к нам не приедет.

Беата отвечала всем строго и вежливо, но я видела, насколько вся ситуация ее угнетает.

Так Вальдхайм превратился в отель для непривитых. И, как ни странно, пользовался спросом. Сарафанное радио соц. сетей сделало Вальдхайму лучшую рекламу. Мы с Беатой подсчитывали прибыли, и не сговариваясь, решили вложиться в ремонт.

Мы с Беатой придумали, как обойти новые драконовские правила. Если раньше постояльцы, независимо от их прививочного статуса, могли есть в отельных ресторанах или столовых, то сейчас непривитым этого делать нельзя. Я обзавелась столиком на колесах, Беата выдавала каждому гостю меню и говорила о новых правилах, а потом предлагала сделать заказ и есть в номерах. Мне в благодарность за то, что я разносила еду, иногда перепадали чаевые. Люди все понимали и устали чувствовать себя вторым или даже третьим сортом.

Я где-то читала, что лёгкая дорога приносит мимолётную радость, кажущаяся победа быстро вскроет нелицеприятные обстоятельства, а лишения укрепляют дух. Наш дух с Беатой уже должен быть железобетонным.

По вечерам к нам приходила Зелда. Беатина подруга, которая к тому же оказалась бывшей учительницей, сначала жутко смущалась, цедила потихоньку чай из кружки, а спустя несколько дней Зелда поведала нам ужасающие факты.

Многие из ее бывших коллег, не выдержав давления на школу, уволились. Школьный мир трясло от перемен.

Трехлетние малыши, которым впервые предстояло пойти в сад, рыдали взахлёб, кричали, волочились по земле, били ногами, кусались, видя, как их родители остаются за забором. Некоторые сердобольные директора детсадов предлагали приводить крох ни свет ни заря и уводить их пораньше, чтобы не причинить неудобств гражданам с аусвайсами.

А для подростков школа выпустила очень коварный закон. В классе, где все дети привились, можно было наконец-то снять маски. Если хоть один непривитый, то маски оставались. В официальной прессе представители образовательных институтов вещали, что заботятся о личной жизни учеников.

На деле часто происходило так. Учитель входил в класс и задавал вопрос:

Кто привитый, поднимите руки.

Непривитому ребенку открыто говорили, что из-за него не поедут на экскурсию или не пойдут в музей. Школа, которая с кафедры проповедовала инклюзивность и толерантность, на самом деле создала все условия для санитарного буллизма.

Мы с Беатой в ужасе слушали откровения Зелды.

А та продолжала вываливать на нас все новые и новые кошмары. Школьную общественность всколыхнуло повеление чересчур ретивой директрисы, которая не разрешила отцу без пропуска забрать детей 3х и 5ти лет из детского сада. Нет пропуска, войти не можешь. Хорошо, родитель не растерялся и вызвал полицию. И это был не первый случай.

Мальчишек из старших классов арестовали за листовки, в которых они просто цитировали статьи Конституции, мол, подрывают санбезопасность страны.

Нескольких студентов, также вышедших на ночной протест против правительства, исключили из университетов и им влепили серьезный штраф.

Беата подкладывала Зелде шоколадный Захер, а я в недоумении слушала истории бывшей учительницы. Что будет потом с этими детьми? Куда мы докатились, школа должна быть местом, где дети общаются, взрослеют, учатся первым отношениям. Моя подруга белка, пришедшая поприветствовать нас и в этот вечер, казалось, тоже укоризненно качала головой.

-

Конрад покупает каждую ночь. Илзе нарадоваться на него не может, да и я купила Беате запас лекарств, и запас продуктов.

Каждый раз он меня целует, обнимает так, как будто бы я представляю для него самое ценное сокровище на земле, и не заходит дальше.

— Конрад…ты брезгуешь мной? В последнее время ты покупаешь все мои ночи. Илзе строго за нами следит, нас проверяют. Если ты хочешь что-то особенное и это не очень больно, ты скажи. Если я чего-то не умею, я научусь.

Эльза, да как ты можешь думать, что ты мне противна?

Тут Конрад помолчал, собрался с духом, и выпалил:

— Просто я в тебя влюбился, и я не знаю, как тебе помочь.

В ту ночь Конрад любил меня, я отзывалась на каждое его прикосновение, мы звучали с ним в унисон, становились единым целым. Я на какое-то мгновение позволила себе почувствовать себя счастливой.

15.

25 год запомнился мне множеством карет скорой помощи. Каждый день несколько скорых разрывали своими сиренами тишину, и с тех пор их поездки по городу стали печальной традицией.

Вот и сегодня, когда я побежала за молоком для завтрака постояльцам, я увидела, как на дороге упала женщина.

Пострадавшая вела машину, и с ней, как это обычно случается, приключилось внезапное недомогание. Приехавшая полиция сухо констатировала, что несчастную уже не спасти. Я подумала, что если женщина была непривитой, то она и медика бы не смогла найти. Всё больше врачей отказывались обслуживать пациентов без зеленых сертификатов, даже скорая помощь не всегда принимала людей без пропуска.

Те немногие, которые не обзавелись аусвайсом, стали собираться в соцсетях. Люди договорились устроить всеобщую забастовку и пойти к столице. Столицу, конечно же, перекрыли, а всех бастующих отследила полиция и пришла к ним домой. Кто знает, если бы люди решили бастовать раньше, увенчалось бы их предприятие успехом.

Беата недавно рассказала, что видела репортаж, как другие страны живут свободной жизнью, которой нас лишили в девятнадцатом году. Дания несколько лет назад отменила все ограничения, вслед за ней от пропусков отказались Англия и Испания.

Семья Зелдиной родственницы поехала в Болгарию, Зелда рассказала, как ребёнок видел толпы гуляющих людей без масок, открытые торговые центры, кафе, детей, играющих в парках. Малыш отказался возвращаться, терзая домашних вопросами: почему нас постоянно закрывают? Что у нас не так?