Страница 48 из 67
Тут Ипатий совсем некстати вспомнил о Нефертити — государыне, перед которой трепетала такая страна, как Египет…
И, взяв себя в руки, поднялся со ступеней. Ему требовалось во что бы то ни стало переубедить Агамемнона.
— Царь! Понимаешь ли ты, на какой скандал пойдешь? — голос его срывался и дрожал от волнения.
— На какой? — невозмутимо спросил Атрид.
— Во-первых, чтобы стать царицей Эллады, она должна быть чистокровной эллинкой.
Царь пожал плечами.
— Она гражданка Афин.
— Но в ее жилах течет египетская кровь! «Огненная кобылица»! Скорее, рыжая кобыла-полукровка!
Эти слова вырвались у Ипатия прежде, чем он успел их осмыслить. Советник осекся — и сделал пару шагов назад, увидев выражение глаз своего повелителя.
— Что. Ты. Сказал? — ледяным тоном отчеканил Агамемнон.
Ипатий выставил перед собой руки.
— Не горячись, о царь! Выслушай! Я не хотел… просто… кобылица — это же благородная скакунья, а… Да, я всё. Я… Ведь Агниппа — обычная, никому не известная горожанка… царь… я… Да, я грубо сказал! Но я… Я — твой друг, а если ты женишься, об этом заговорит вся Эллада!
— Довольно, — жестко прервал жалкие объяснения Атрид. — Заговорит вся Эллада, да? Пусть. Всякий, сказавший нечто подобное о царице, заплатит за свои слова. Как и ты. Посмотрим, надолго ли хватит болтунов.
— Я ничего такого… царь…
И тут Атрид треснул кулаком по подлокотнику кресла.
— Хватит!.. — рявкнул он. — Я не мальчик, чтобы пугать меня подобным вздором! И я знаю законы. Женщина может быть иностранкой и греческой царицей.
— …при условии, что в ней есть царская кровь! Разве Агниппа дочь какого-нибудь царя? Или египетского фараона?
Агамемнон резко взмахнул рукой.
— Все это ерунда! Предрассудки. «Царская кровь»… Неважно! Не-эллинка может быть царицей, и этого довольно! Как я сказал, так и будет. Я пойду наперекор всем, не в первый раз!
— Но ведь ты говорил, что Агниппа царя терпеть не может!.. — ввернул Ипатий.
Агамемнон замолчал, не успев даже начать. Из него словно выдернули некий стержень. Плечи молодого правителя поникли.
В зале воцарилась тишина, которую нарушал только пересвист ласточек, доносившийся через портик.
Наконец владыка Афин вздохнул и очень тихо сказал:
— Не надейся на это, Ипатий. Я все равно расскажу Агниппе о том, кто я. Обещаю. И если она осчастливит этот дом своим присутствием, то решение о твоей судьбе я передам в ее руки: потому что расскажу и о твоих словах. Пусть решит твою участь сама! А теперь вели позвать Проксиния. Я хочу, чтобы ты в моем присутствии передал ему все дела. Больше ты моим советником не будешь. После всего я не могу доверять тебе, и… Только последний мерзавец мог так сказать о женщине — тем более, о любимой женщине своего друга и государя. Ступай за Проксинием!
— Но…
— Мне больше нечего тебе сказать. Прочь с глаз моих!
И Атрид погрузился в документы, перестав замечать Ипатия.
Пока Агамемнон наблюдал, как Ипатий передает дела Проксинию, Агниппа тоже не сидела без дела. В этот солнечный день у нее было прекрасное настроение, и девушка вышла проводить Мена до базара. Возвращаясь домой, на улице, почти дойдя до своей калитки, она столкнулась с Меропой — темноволосой черноглазой девушкой, что снабжала свежими сплетнями все окрестности. Вот и сейчас Меропа не упустила возможности поболтать.
Остановив Агниппу и обменявшись парой общи фраз, она с любопытством спросила:
— Слушай, говорят, ты замуж выходишь?
— Я?.. — покраснела Агниппа.
— Пора, пора, — покивала Меро. — Тебе ведь двадцать уже. А ему сколько?
Воспитанница Мена не смогла сдержать мечтательной, теплой улыбки.
— Ему двадцать два, — не стала больше запираться она. — Он на два года меня старше.
— Приличная партия, — солидно одобрила Меропа. — Он ведь уже месяц как у вас живет?
— Да.
— А встречаетесь вы уже дней десять?
Агниппа с невольным восхищением покачала головой.
— И откуда ты все знаешь, Меро?
Соседка усмехнулась.
— Так глаза и уши есть! И не только у меня. Вся улица знает. Значит, скоро свадьба?
— Не знаю, — снова покраснела Агниппа. — Мы еще об этом не говорили. Но, похоже, — с улыбкой добавила она, — все идет к тому.
Меропа запрокинула голову, глядя на небо, и довольно сообщила:
— Ну, значит, две свадьбы будем справлять!
— Две?..
Меропа вновь, чуть насмешливо, глянула на соседку.
— А ты разве не знаешь? Все Афины говорят!
— О чем?
— Царь хочет жениться!
— Ну и пускай! — неприязненно бросила Агниппа, сразу замкнувшись, но Меропа словно не заметила, что новая тема мало интересует собеседницу.
— И знаешь на ком?! — с азартом продолжала она. — На простой, никому не известной девушке-горожанке, совершенно не считаясь ни с чьим мнением!
— Да?.. — Агниппа приподняла бровь с холодным презрением. — Что же, она, должно быть, богата?
— В том-то и дело, что нет! — живо возразила Меропа. — Говорят, он просто влюбился в нее без памяти, как мальчишка, и за одни красивые глазки хочет сделать царицей!
— Вот как?.. — невольно поразилась Агниппа. — Я хуже думала о нем. Приятно, когда можешь изменить мнение о человеке в лучшую сторону. Но как же они могли познакомиться?
— Не знаю, — пожала плечами Меро. — Говорят, на празднике. Ну, в честь победы.
— Постой, — помотала головой девушка. — А кто? Кто говорит?
— Да все Афины! — всплеснула руками Меропа. — Разве будут люди зря болтать? Тем более про такого человека, как Агамемнон?
Агниппа лишь пожала плечами. В конце концов, какое ей дело до всех царей в мире, до их личной жизни и политики? Она больше не царевна и в скором времени, наверное, выйдет замуж за простого человека. И гори вся эта царская мишура синим пламенем!
Миновало два дня. Вечером Атрид и Агниппа, как обычно, вместе собирались отправиться в рощу за городом, и молодой человек, выйдя со двора, уже стоял на углу, ожидая девушку и наблюдая за редкими прохожими, возвращавшимися домой.
Солнце уходило за горизонт, заливая небо алым и золотым великолепием, и в остывающем воздухе разливался запах моря, а цветы боярышника и граната благоухали как никогда — пьяно и безумно…
Юноша заметил издали светлый гиматий девушки и радостно улыбнулся, но почти тут же улыбка его померкла: в конце улицы показался летящий галопом всадник на великолепном гнедом коне, и Атрид, все больше хмурясь, узнал Ипатия.
Бывший советник тоже заметил своего государя — и направился прямо к нему.
Натянув поводья, царедворец осадил своего прекрасного скакуна возле Атрида и спешился.
— О ца… — начал было он, но, заметив, как сверкнули глаза Агамемнона, быстро поправился: — Атрид! Хвала богам, я отыскал тебя!
— Я приказал не появляться здесь, — сквозь зубы процедил владыка Афин, наблюдая за приближением Агниппы. Девушка заметила, что ее возлюбленный разговаривает со знатным незнакомцем, и замедлила шаг. Их слов она пока не могла слышать.
— Ты приказал известить тебя в случае крайней необходимости! — возразил Ипатий. — Проксиний отправил меня к тебе…
— И что же случилось? — скрестил руки на груди царь и иронически приподнял бровь. — На нас снова напали персы?
— Прибыли послы, государь!
Агамемнон поморщился.
— И что? Скажи им, что я приму их завтра. Эти финикийские торгаши могут и подождать!
— Нет-нет, царь! — живо возразил Ипатий. — Это не финикийцы. Это египтяне!
Брови Агамемнона поползли вверх.
— Вот как? В таком случае отведи им покои и прими так, как подобает принимать гостей…
— Это личные послы Нефертити! И они настаивают на немедленном приеме, государь!
— Вот как! Личные послы самой Нефертити? — Правитель Эллады нахмурился. — Значит, это действительно что-то важное… Подожди!
Он быстро направился к Агниппе, настороженно замершей в отдалении.