Завещание фараона

Царь прекрасно видел недовольство Ипатия. Видел, что тому не по нраву отлучки правителя. Возможно — и эта мысль вызывала у Агамемнона улыбку, — если бы советник мог, то попытался бы воспользоваться ситуацией и захватить трон…

Увы и ах, ни Ипатий, ни какой другой интриган не сумел бы этого сделать. Во-первых, захватив трон Афин, он неизбежно столкнулся бы прежде всего с прямой угрозой вторжения войск Менелая, расквартированных в Спарте, а во-вторых, цари других греческих областей, что признавали власть Атридов, вряд ли бы поддержали нового афинского правителя — скорее всего, они воспользовались бы шансом вновь обрести независимость. А еще никто не дал бы узурпатору гарантии, что с Киферы не примчался бы дядюшка Агамемнона, Фиест, дабы вновь повоевать за престол.

Нет, в той каше, что заварилась бы в случае цареубийства и переворота, горе-заговорщик не только не удержал бы власть, но, скорее всего, погиб бы и сам. Процветание и благополучие придворным сейчас могло принести лишь одно — близость к царю. Его милость. Его доверие. И ничто иное.

Все это Агамемнон прекрасно понимал. Но понимал он также, что вряд ли Ипатий с восторгом воспринял известие о любви своего владыки. Молодой правитель уже жалел, что под влиянием момента поделился с царедворцем своими переживаниями. Что ж… Пока он во дворце, у Ипатия связаны руки, а когда он уходит — то сразу же идет в дом Мена и Агниппы, нигде не задерживаясь. Вряд ли Ипатий или его люди рискнут что-либо предпринять против девушки в присутствии своего государя. Им остается лишь одно: либо под любым предлогом задержать его во дворце — а он не позволит этого сделать, — либо выманить из дома Агниппу. Все же вряд ли, например, они отважатся устроить поджог или разбойное нападение посреди бела дня, в благополучном районе, на глазах соседей. А подосланный наемный убийца…

Нет, нельзя, чтобы Мена уходил на рынок. Надо будет сегодня же вечером сказать, что лучше бы ему оставаться неотлучно дома. Не продавать рукоделие Агниппы, не закупать продукты, ага…

А как он это объяснит старику? «Знаешь, я все время вам тут врал, на самом деле я царь, и поэтому есть люди, которые не хотят, чтобы твоя дочь стала царицей…»

Или… в те дни, когда Мена уходит, пусть Агниппа отправляется в гости к той же Меропе… или пусть та к ним приходит. Главное, чтобы золотоволосое чудо не оставалось одно!

Меропа будет в восторге, надо полагать. Своих дел и планов у нее, конечно, нет.

О даймос!

Псы Гекаты, в самом деле… что за ужасы он тут себе напридумывал? Ипатий, конечно, недоволен, но вряд ли настолько подл, чтобы нанимать убийц…

Хотя…

Агамемнон поднял голову от документа, лежавшего перед ним на переносном столике, и внимательно посмотрел на советника.

— Ипатий, если вдруг с Агниппой что-то случится, я казню тебя, — просто сказал он — ни с того ни с сего, как показалось придворному.

Советник побледнел и несколько раз моргнул.

— Но… за что, государь?

— Я найду за что. Истинную причину мы будем знать оба, а другим не обязательно.

Ипатий сглотнул.

С чего Агамемнон… как он догадался…

— Ты меня понял? — глаза владыки Эллады были холодны и внимательны.

Под этим ледяным безжалостным взором Ипатий только и смог что кивнуть.

— Прекрасно.

И Атрид, как будто ничего не случилось, вновь погрузился в документ. На душе его стало немного спокойнее.

Если бы еще и проблемы с любимой так же легко решались, как с трусливыми и подлыми царедворцами…

Девушка, которая была ему дороже всех на свете, за весь вчерашний вечер и все сегодняшнее утро ни разу не удостоила его ни единым взглядом. Атриду казалось, что она стала его даже бояться.

Нога к вечеру у нее почти прошла, хотя Агниппа еще слегка прихрамывала, но, стоило ему вчера зайти в ее комнату, чтобы справиться о здоровье, как девушка тут же, несмотря на боль, вскочила с кровати и чуть ли не опрометью выбежала в гостиную, к Мена.

Тот, кстати, на Атрида ничуть не сердился. Даже научил рецепту мази, что сводит ссадины за два-три дня. Старый воин заставил юношу, когда шли обратно с побережья, набрать по дороге сосновых иголок — сосны как раз очень удобно росли вдоль тропы наверх, — а потом, растерев хвою в порошок, смешал ее в равных долях с размягченным сливочным маслом — благо была корова. Этой мазью он велел Агниппе натирать три раза в день все царапины и ссадины, обещая, что от них и следа не останется, она и глазом моргнуть не успеет. А на ушибы велел прикладывать холод — с чем Атрид полностью соглашался.

Агниппа выполнила все указания Мена — и утром уже выглядела куда лучше. Агамемнон попытался сказать ей об этом, но девушка не стала даже слушать. Прошла мимо, головы не повернув.

И вот сейчас, покончив с государственными делами, владыка Эллады возвращался на западную окраину с твердым намерением объясниться с любимой.

Во всяком случае, попросить прощенья за вчерашнее.

Увы, его планам не суждено было осуществиться. Когда Агамемнон вернулся, выяснилось, что Агниппа уже уснула — учитывая, что она пережила, тут не было ничего удивительного. Поэтому они просто поужинали с Мена при свете масляной лампы, вокруг которой танцевали ночные бабочки, и под уютное пение сверчка улеглись спать.

Проснувшись, Атрид увидел уже одетого Мена в дверях.

— Пойду прогуляюсь немного, — подмигнул старик. — Поброжу, полюбуюсь морем на рассвете. Потом на рынок заверну. Вставай, Агниппа скоро проснется.

Молодой человек внимательно посмотрел на египтянина — и слегка улыбнулся.

— Спасибо, — только и произнес царь.

Мена кивнул.

— Давай. Не съест она тебя.

И вышел за порог.

Молодой человек быстро привел себя в порядок и, понимая, что при нем девушка вряд ли выйдет из комнаты, сделал вид, что уходит. Он даже вышел со двора и, пройдя до конца улицы, свернул за угол.

Он стоял, молча наблюдая, как разгорается зарево восхода над плоскими крышами квартала, как прыгают птицы у него над головой в ветвях дерева — и пытался унять суматошно стучащее сердце. О боги! Сегодня воистину решится судьба владыки Эллады…

Наконец, когда небо наполнилось чистейшей голубизной, царь, глубоко вздохнув, решительно пошел обратно. Агниппа наверняка уже встала и даже позавтракала — и сейчас, скорее всего, сидит за рукоделием.

Собака вяло брехнула ему навстречу и, приветствуя, сонно повела хвостом. Атрид невольно улыбнулся и потрепал ее за ушами. Конечно, «сторож» уже стар и ни на что не годен, и как же добры Мена и Агниппа, что не выгнали этого мохнатого бедолагу, а дали ему спокойно доживать свой век в уютной конуре и с полной всегда еды миской! Если боги будут благосклонны сегодня, то, забрав отсюда девушку вместе с ее приемным отцом, он не забудет и этого пса. Пусть на старости лет понежится в царских псарнях.

Юноша легко взбежал на крыльцо — и замер. Может, нужно было цветы принести… или…

О даймос!

Закусив губы и тряхнув головой, Агамемнон решительно открыл дверь.

Он не ошибся: из комнаты девушки действительно доносились звуки. Вот лязг ножниц, вот глухой стук крышки — видимо, Агниппа открыла и закрыла коробку с нитками.

Глубоко вздохнув, юноша подошел ко входу в горницу и, откинув занавески, шагнул внутрь.

Она сидела на аккуратно застеленной кровати, рядом со столом, и, держа в руках длинные прямоугольные пяльцы с туго натянутой тканью, вышивала. Волосы, заплетенные в две толстые косы, струились по плечам девушки в белом гиматии до самого пола — вдоль подола, обрисовывавшего колени этой невероятной красавицы…

Солнце, лившееся сквозь окно, золотило ее воздушную челку.

Атрид на мгновение замер.

О боги, как же она прекрасна…

А ссадины… их почти и не видно. Зато целебная мазь терпко пахнет сосной. И, наверное, от этого запаха так сильно кружится голова.

Агниппа, услышав, что в комнату кто-то вошел, вскинула глаза — и вздрогнула, смертельно побледнев. Заметив это, Атрид не решился войти, замерев на пороге — и тем самым отрезав ей путь к бегству.