Последнее дело Гвенди

Самая важная запись в ее книге памяти (так Гвенди называет свою записную книжку) сделана красными чернилами и обведена в рамку: 1512253. Это код, отпирающий стальной чемоданчик, который не открывается никак иначе. От одной только мысли, что она забудет эту комбинацию цифр и не сможет добраться до пульта управления внутри, Гвенди обмирает от ужаса.

Адеш уселся на место Уинстона и смотрит в его иллюминатор. Джафари Банколе тоже смотрит в иллюминатор поверх плеча Адеша. С той стороны Земля сейчас не видна, но доктор Глен перебрался в их задний ряд и смотрит в свободный иллюминатор с другой стороны.

– Потрясающе. Потрясающе. Совсем не так, как на снимках и даже на видео, да?

Гвенди кивает и открывает свою записную книжку на странице с именами членов экипажа, потому что помнит фамилию доктора, но не помнит его имя. И еще Реджи Блэк… какая у него должность? Еще пару минут назад Гвенди помнила, а теперь снова забыла.

Из записной книжки выплывает перо. Уинстон, который уже возвращается на свое место, тянет руку, чтобы его схватить.

– Не трогайте, – резко произносит Гвенди.

Уинстон как будто не слышит. Он хватает перо, с любопытством рассматривает и возвращает Гвенди.

– Что это?

– Перо. – Гвенди еле сдерживается, чтобы не добавить: Вы что, слепой? Ей придется тесно общаться с этим человеком еще три недели, и очень важно, чтобы он остался доволен и поддержал космическую программу. Если они обнаружат признаки жизни в Солнечной системе – или за ее пределами, – все будет иначе, но пока так. – Я использую его вместо закладки.

– Наверное, ваш счастливый талисман?

Его проницательность тревожит ее и немного пугает.

– Как вы догадались?

Он улыбается.

– У вас на лодыжке есть татуировка с пером. Я заметил в спортзале, когда вы занимались на тренажере.

– Оно мне нравится, скажем так.

Уинстон кивает, вроде бы потеряв интерес к разговору.

– Джентльмены, могу я занять свое место? У своего иллюминатора?

Он делает небольшое, но вполне недвусмысленное ударение на «свое» и «своего».

Адеш и Джафари освобождают его место, как две форели, уступающие дорогу не в меру упитанному тюленю.

– Поразительно, – говорит Адеш Гвенди.

Она согласно кивает.

Когда у нее появляется место для маневра, Гвенди снова отстегивает ремни и снимает скафандр. В процессе ненамеренно кувыркается через голову и думает, что невесомость – не такая уж классная штука на самом деле. Она убирает скафандр в багажный отсек под креслом, где уже лежат шлем и стальной чемоданчик, и отправляется на следующий – последний – уровень, где будет располагаться комната отдыха для пассажиров последующих орбитальных рейсов… и, возможно, рейсов к Луне. Такие удобства предусмотрены только на туристических лайнерах, их нет и не будет на кораблях, следующих прямым рейсом к космической станции с рабочими миссиями.

На удивление просторный общий отсек имеет форму цилиндрической капсулы. В пол вмонтированы два огромных экрана, на одном – черная пустота космического пространства, на другом – Мать-Земля крупным планом под кисеей атмосферы (чуть грязноватой, отмечает про себя Гвенди). Две отдельных каюты располагаются по левому борту, третья каюта и туалет – по правому. Глянцевые белые двери напоминают шкафчики в морге из детективных телесериалов, которые так любит Гвенди. На двери туалетной кабинки висит табличка: «ПЕРЕД ЭКСПЛУАТАЦИЕЙ ВСЕГДА ПРОВОДИТЕ КОНТРОЛЬНЫЕ ПРОЦЕДУРЫ».

Гвенди пока не хочется в туалет. Легонько дернув ногами, она плывет к двери с табличкой «СЕН. ПИТЕРСОН». Дверная ручка напоминает ручку на дверце холодильника. Гвенди открывает дверь и, оттолкнувшись от нее, вплывает внутрь. Каюта – а скорее закуток – тоже имеет форму цилиндрической капсулы, только совсем крошечной. Вот уж действительно клаустрофобное помещение. На этот раз Гвенди вспоминаются жилые отсеки подводных лодок из фильмов о Второй мировой войне. В каюте есть койка с ремнями, чтобы спящий не улетел к закругленному потолку футом выше, микроскопический холодильник на три-четыре бутылочки сока (может, еще и на сэндвич, если удастся его запихнуть) и – надо же! – капсульная кофемашина. Кофе прямо в каюте, думает Гвенди. Верх роскоши в космических путешествиях.

На крошечном холодильнике надежно держится на магните фотография в стальной рамке: Райан, Гвенди и ее родители на пляже в Рейд-Стейт-парке. Стоят в обнимку все вчетвером и смеются.

Скоро Гвенди приступит к своим метеорологическим обязанностям, но сейчас ей надо морально настроиться, сосредоточиться и освежить в памяти информацию по экипажу. Она ложится на койку и пристегивается ремнями. Где-то снаружи негромко гудят механизмы, но в закрытой прохладной каюте-капсуле царит почти зловещая тишина. Их корабль летит по орбите со скоростью несколько тысяч миль в час, но внутри самого корабля нет ощущения движения. Гвенди открывает свою красную записную книжку и листает страницы с данными об экипаже. Имена и краткие биографии. Реджи Блэк – физик. Конечно, физик. Доктора Глена зовут Дейл. Проще простого, ясно как день. Прозрачно, как свежевымытое окно… только все может забыться уже через час. Или даже через пятнадцать минут.

Наверное, я и вправду сошла с ума, если все это затеяла, размышляет она. Я и вправду сошла с ума, если скрываю свое состояние. Но он не оставил мне выбора. Только ты, Гвенди, сказал он. Мне больше не к кому обратиться. И я согласилась. На самом деле мне даже понравилась эта идея. Вот только…

– Только тогда у меня было все хорошо с головой, – шепчет Гвенди. – По крайней мере, мне так казалось. Господи, помоги мне со всем этим справиться.

Здесь, на верхнем пределе, после того, что она видела с высоты – Землю, такую хрупкую и красивую в черной пустоте, – легко поверить, что некий Бог все-таки существует.

13

– Что… – начала Гвенди, сама толком не зная, что скажет дальше: Что вы здесь делаете? или Что с вами? Но Фаррис не дал ей договорить.

Он приложил палец к губам, шепнул: «Тсс!» – и поднял взгляд к потолку.

– Не разбуди мужа. Пойдем на улицу.

Он с трудом поднялся из-за стола, покачнулся, и Гвенди испугалась, что он сейчас упадет. Но он все-таки устоял на ногах и тяжело задышал. Его сухие, потрескавшиеся губы – какая-то экзема? – слегка приоткрылись, обнажив желтоватые зубы. Нескольких зубов не хватало.

– Под столом. Возьми с собой. Быстрее. Времени мало.

Под столом лежала холщовая сумка. Гвенди сразу ее узнала, хотя в последний раз видела эту сумку, когда ей самой было двенадцать. Сорок пять лет назад. Она наклонилась и подняла сумку за веревочную завязку. Неуверенной, шаткой походкой Фаррис направился к двери на заднее крыльцо. У двери стояла трость, прислоненная к стене. Можно было бы ожидать, что у такого невероятного существа – словно вышедшего прямиком из волшебной сказки – будет роскошная трость, возможно, с серебряным набалдашником в виде волчьей головы. Но это была самая обыкновенная трость с закругленной ручкой и истертым резиновым наконечником. Фаррис оперся на нее, потянулся к дверной ручке и снова чуть не упал. Черный пиджак, черные джинсы, белая рубашка: когда-то этот наряд сидел как влитой, придавая ему этакую небрежную элегантность, а теперь болтался на нем, как обноски на огородном пугале.

Гвенди взяла его под руку (такую худую под рукавом пиджака!) и сама открыла дверь. Эта дверь, как и все остальные в доме, была заперта, когда они с Райаном уходили – не забыв включить охранную сигнализацию, – но сейчас замок открылся сразу, а на индикаторной панели не горел ни один огонек, даже в окошке для сообщений не было надписи «РЕЖИМ ОЖИДАНИЯ».

Они вышли на заднее крыльцо, откуда еще не убрали плетеную летнюю мебель, хотя уже близились холода. Ричард Фаррис попытался сесть в кресло, но ноги не слушались, и он скорее упал на сиденье, издав тихий болезненный стон, когда его пятая точка соприкоснулась с подушкой. Он судорожно вдохнул, подавил приступ кашля, прикрыв рот рукавом (в пятнах засохшей мокроты после многочисленных приступов) и посмотрел на Гвенди. Его глаза были такими же, как и прежде. Глаза и еле заметная улыбка.