Страница 3 из 7
Слезами множит утра он росу
И к тучам тучи вздохов прибавляет.
Но стоит оживляющему солнцу
Далеко на востоке приподнять
Тенистый полог над Авроры ложем —
От света прочь бежит мой сын печальный
И замыкается в своих покоях;
Завесит окна, свет дневной прогонит
И сделает искусственную ночь.
Ждать можно бедствий от такой кручины.
Коль что-нибудь не устранит причины.
Известна ль вам она, мой добрый дядя?
Нет! И ее дознаться не могу.
Пытались вы расспрашивать его?
И я и наши многие друзья;
Но он один – советчик чувств своих.
Он – не скажу, что сам себе не верен,
Но так он необщителен и скрытен,
Так недоступен никаким расспросам,
Как почка, где червяк завелся раньше,
Чем нежные листки она раскрыла,
Чтоб солнцу красоту свою отдать.
Узнать бы нам, что значит это горе, —
Его б мы, верно, вылечили вскоре.
Вот он идет. Побудьте в стороне.
Надеюсь, что откроется он мне!
Хотел бы я, чтоб ты услышал скоро
Всю исповедь его! – Идем, синьора!
Монтекки и синьора Монтекки уходят.
Входит Ромео.
Брат, с добрым утром.
Утром? Неужели
Так рано?
Било девять.
В самом деле?
Как медленно часы тоски ползут!
Скажи, отец мой только что был тут?
Да. Что ж за горе длит часы Ромео?
Отсутствие того, что бы могло
Их сделать краткими.
Виной – любовь?
Нет!
Не любовь?
Да. Нелюбовь ко мне
Возлюбленной.
Увы! Зачем любовь,
Что так красива и нежна на вид,
На деле так жестока и сурова?
Увы, любовь желанные пути
Умеет и без глаз себе найти! —
Где нам обедать? Что здесь был за шум?
Не стоит отвечать – я сам все слышал.
Страшна здесь ненависть; любовь страшнее!
О гнев любви! О ненависти нежность!
Из ничего рожденная безбрежность!
О тягость легкости, смысл пустоты!
Бесформенный хаос прекрасных форм,
Свинцовый пух и ледяное пламя,
Недуг целебный, дым, блестящий ярко,
Бессонный сон, как будто и не сон!
Такой любовью дух мой поражен.
Смеешься ты?
Нет, брат, – скорее плачу.
Сердечный друг, о чем?
О сердце друга.
Да, злее нет любви недуга.
Печаль, как тяжесть, грудь мою гнетет.
Прибавь свою – ты увеличишь гнет:
Своей тоской – сильней меня придавишь,
Своей любовью – горя мне прибавишь.
Любовь летит от вздохов ввысь, как дым.
Влюбленный счастлив – и огнем живым
Сияет взор его; влюбленный в горе —
Слезами может переполнить море.
Любовь – безумье мудрое: оно
И горечи и сладости полно.
Прощай, однако, брат мой дорогой.
Ромео, подожди, и я с тобой.
Расставшись так со мной, меня обидишь.
Тсс… нет меня! Где ты Ромео видишь?
Я потерял себя. Ромео нет.
Скажи серьезно мне: кого ты любишь?
Сказать со стоном?
Но к чему тут стон?
Скажи, в кого влюблен?
Вели больному сделать завещанье —
Как будет больно это пожеланье!
Серьезно, брат, я в женщину влюблен.
Я так и думал: в цель попал я верно.
Стрелок ты славный. И она прекрасна.
Чем лучше цель, тем попадешь верней.
О, ты неправ по отношенью к ней.
Неуязвима для любовных стрел,
Она Дианы предпочла удел,
Закована в невинность, точно в латы,
И ей не страшен Купидон крылатый.
Не поддается нежных слов осаде,
Не допускает поединка взоров
И даже золоту – святых соблазну —
Объятий не откроет никогда.
Богата красотой. Бедна лишь тем,
Что вместе с ней умрет ее богатство.
Иль целомудрия обет дала?
Да, в этом нерасчетлива была:
Ведь красота от чистоты увянет
И жить в потомстве красотой не станет.
О, слишком уж прекрасна и умна,
Умно-прекрасна чересчур она!
Но заслужить ли ей блаженство рая,
Меня так незаслуженно терзая?
Я заживо убит ее обетом!