Кузнечик

Отроки внимательно разглядывали следы.

– А леший его знает, чего он взбесился. Не должен бы, кабан сейчас сытый, добрый. Скоком шёл, след размашистый.

– А рысь зайца тут, под ветками жрала, на дереве неудобно в дождь, – обнаружил след лесовик. – Вон там он соскочил с тропы и чего-то сунулся под ель, к рыси. Она подхватилась и на дерево. А он вот, по стволу клыком саданул. Ох, и здоров, – выдохнул следопыт.

– Ну, а сейчас кабан куда подевался? – командир с ехидным прищуром оглядел мальчишек.

Один из лесовиков махнул в сторону тропы.

– На поляну с омутом пошёл. Куда и мы собирались.

– Ох-хотнички… Следопыты, – Яшка глянул на потупившихся патрульных. – Все мимо прошли, никто на след не глянул. Хороши бы мы были, если б на поляну к секачу выскочили. Был бы тут батя, уже уши надрал бы, – добавил он тише.

– Наставник Стерв уши не дерет, – Федька глаз не поднял, ковыряясь зачем-то у себя в подсумке.

– Да иной раз лучше б надрал, – сплюнул Яков.

– Господин урядник! – осторожно обратился к Якову рыжий. – Может, рысь потравим? Она тут где-то, рядом схоронилась.

Яков чуток задумался. Попытка Федьки увести разговор в сторону была, как говаривал Мишка, из разряда так себе, но с другой стороны… Притащить шкуру рыси казалось заманчивым, да и кабанчик к столу тоже дорогим гостем пришёлся бы. Он собрался уже отдать команду, как где-то шагах в двухстах раздался отчаянный лай Неслуха и тут же, почти одновременно, визг кабана и чей-то крик:

– Беги!

– Ну вот… одного нашли, – Яшка стрельнул глазами на отроков. – Куда, безоружный-то? Самострелы взвесть, болт в зубы. Спешиваемся у старой сосны. Ты, – кивнул одному из лесовиков, – остаёшься с конями. Все готовы? Вперед!

Поляну разведчики охватили, как учили, полукругом. Яков осторожно выглянул из-за кустов. Неслух скакал вокруг кабана, отвлекая того от людей, находившихся на поляне. Первая из жертв разъярённого секача, немолодой уже мужик, скорее, старик, скрючившись, лежал в грязи. Второй, мальчонка годков одиннадцати или двенадцати, обеими руками схватился за ветку и пытался вскарабкаться на дерево.

Щёлк! Продолжавший моросить дождь мешал целиться, и болт Якова, застряв в шкуре здоровенного секача, заставил его забыть о собаке. Просто попасть в кабана мало, в него ещё нужно попасть куда надо. Звериное чутье мигом определило источник новой опасности, и он, развернувшись в сторону кустов, резвым галопом кинулся к стрелку.

Клац-клац! Визг смертельно раненого зверя огласил лес, и он, пробежав с разгону ещё с десяток шагов, споткнулся и завалился рылом в мокрую траву.

Яшка наконец взвел самострел, отметив про себя, что отроки выстрелили не все, один выстрел у них ещё оставался. Молодцы.

Выждав время, чтоб мальчишки зарядили оружие, и внимательно оглядевшись, командир разведчиков осторожно выбрался на поляну. Неслух, услышав призывный свист, рванулся к хозяину, подбежал, заглядывая в глаза, а потом, заскулив, развернулся к людям.

То, что старик умер ещё до того, как отроки добрались до поляны, было очевидно. Про таких Матвей на занятиях говорил сразу – не жилец. Федька безуспешно пытался сдёрнуть мальчонку с дерева. Командир кивнул Елисею:

– Помоги.

Разведчик обошёл дерево так, чтоб паренек его видел, подождал, пока глаза мальчишки соберутся на его лице, и мягко сказал:

– Ну чего ты, дурашка? Спускайся! Давай, помогу.

Пальцы мальца, цеплявшиеся за ветку из последних сил, разжались, и он свалился прямо в протянутые к нему руки.

– Ну, вот и все. Нету кабана больше. Сдох он, – тихо приговаривал Елисей, наклонившись к самому уху мальчонки. – Тебя как звать-то? Тимка? Вот и хорошо, Тимка, давай-ка я тебя в плащ укутаю, а то ты что-то совсем вымок.

«Умеют же близняшки с людьми обращаться, – позавидовал Яков. – Со старшими вежество знают, вона даже с Сучком ладят, да и мелкоту обихаживать приучены».

Второй близнец встал рядом.

– Губа у него поранена, у кабана-то, – тихо сообщил он. – И язык проколотый. Видать, когда желуди жрал, боярышник схватил. Болюче очень, зверь тогда на всё кидается.

К деду Тимку не пустили. Странные мальчишки, изображавшие из себя взрослых воев, перетащили искорёженное тело под корни вывороченного дерева, прикрыли лапником с тёрном, а сверху ещё и здоровенной корягой придавили. Молодой красивый парень, в своей кольчуге похожий на царевича из сказки, про которого рассказывал отец, держал Тимофея на коленях, что-то ему говорил, утешал, о чем-то расспрашивал. Как зовут, откуда шли, куда направлялись… Да какое теперь это имеет значение, дед-то умер?.. Не знал Тимка, куда шли, и куда теперь идти, он тоже не знал. Мальчишка отвечал, не особо вникая в вопросы и не задумываясь над ответами, просто смотрел на работающих отроков.

Все они казались чем-то похожими друг на друга, в одинаковых, плохо подогнанных кольчугах. Но Тимофей, выросший в мастерских, разницу углядел сразу. Вот тот, невысокий и гибкий, у них за мастера, сразу видно. Он даже не командовал, не распоряжался, просто негромко говорил, и для остальных этого было довольно. Так всегда говорит человек, которого уважают и чьё слово для остальных – закон, что превыше всего. Рыжий, что копошился возле убитого кабана, и другой, похожий на парня, к которому сейчас прижимался мальчик, вели себя как подмастерья: что делать, знали сами, не суетились понапрасну. Видно, что люди понимающие, Тимка и сам так пытался вести себя в дедовой мастерской, и когда мастера это замечали, гордился немеряно. Оставшиеся двое более походили на учеников, которых в первый раз приставили к делу. Постоянные вопросы к «мастеру» и «подмастерьям» выдавали их неопытность, а готовность взяться за любое дело говорила, что мастера из них получатся. Дед постоянно обсуждал с ним учеников, так что Тимка такие различия замечал, даже и не думая о том.

Когда изломанного, покорёженного деда положили на лапник, Тимка только тогда и осознал: он остался один-одинешенек на свете. В глазах защипало, и почему-то всё поплыло. Он поднял взгляд на стоящего рядом с ним отрока, и было в этом взгляде столько боли скулящего, потерянного щенка, что мальчишке-воину просто захотелось прижать к себе дрожащего пацанёнка.

– Не боись. С нами пойдешь.

Дорогу через лес Тимка почти не запомнил. Дождь хоть и стих, но низкие облака почти без остатка выпивали последние лучи вечернего солнца, неохотно роняя на землю остатки пасмурного света. Выросший в большом селище мальчишка проводил почти всё своё время в мастерских, и даже в погожий день он не часто уходил далеко от слободы, в которой жили они с дедом. А сумеречный лес и вовсе показался… Нет, не злым – страха Тимка не чувствовал – скорее, недобрым, наблюдающим за мальчишками настороженным взором. Молодые воины, которые забрали Тимофея с собой, то и дело останавливались, спешивались, присматриваясь к следам. Иные места, наоборот, проходили быстро, стараясь поскорее проскочить неуютную чащобу.

Вспомнились рассказы, которыми слободские мальчишки пугали друг друга у летних ночных костров. О леших и русалках, о нежити болотной, о волках-оборотнях. Но чаще всего о жуткой ведьме, что живёт за болотом, и вход в земли которой чужакам заказан. Может, из-за неё, этой колдуньи, даже совсем молодым отрокам на этой стороне болота приходилось носить на себе тяжёлый доспех из холодного железа? Тимка зябко поёжился и постарался сильнее вжаться в спину Елисея, крепко ухватившись за его пояс.

К крепости подъехали уже затемно. Длинные тени стен, сталкиваясь между собой, поднимались недостроенными громадами башен, окутанных призрачным туманом. Тимке невольно вспомнились сказки, что рассказывал отец. Мальчик вздохнул: раз неподалеку живёт страшная волхва, а по болоту шастают мальчишки в доспехах, то и жить они должны, наверное, в крепости. Ну, не в землянках же?