Кузнечик

«Эх, не прокатило, а так старались… Баба-то она баба, а с логикой у неё всё в порядке. Даром что боярыня».

Медосмотр прошёл на удивление быстро и без приключений. Елька, без тени смущения рассказывая страсти про то, как проводят осмотр мальчишек, привела изрядно струхнувшего Кузнечика к лазарету. Там и обнаружилась искомая Юлия, стоящая возле крыльца и с удовлетворением наблюдающая, как два дюжих отрока скрутили какого-то болезного, с воем выскочившего из лазарета, и поволокли обратно под кудахтание двух суетящихся вокруг девиц. Болезный при этом почему-то не сводил широко открытых глаз с Юлькиной руки, которой она отрабатывала странное, но явно режущее движение. Обнаружив рядом Тимку, она деловито уточнила, правильно ли она выполняет подсмотренное вчера движение кистью, потребное для ножа с такой заточкой. Получив краткое пояснение: почему именно так, как рукоять ножа должна упереться в ладонь, и почему указательный палец должен лежать на спинке ножа, а не держать его сбоку, она кивнула своим мыслям. А насчет медосмотра просто пожала плечами и вынесла вердикт: что надо было, она ещё вчера увидела. Ничего не свербит, не чешется? Вот и ступай – к общей трапезе допущен.

Сразу после завтрака Кузнечика перехватил какой-то малец, явно дожидавшийся его у входа в трапезную. Вытянувшись во фрунт и чуть не щелкнув каблуками от усердия, бодро отчеканил:

– Отрока Тимофея велено доставить к наставнику Макару! – и, махнув рукой куда-то в сторону, добавил: – Там, на складах он.

Склады оказались здоровенным амбаром, с полками, сплошь забитыми всяким скарбом.

– Получить два комплекта справы, переодеться, ждать наставника, – кратко изложил смысл происходящего посыльный и тут же испарился.

Двое обретавшихся при складе мелких мальчишек сверкнули любопытными глазёнками, прикинули размер, прошвырнулись вдоль полок и шустро собрали две смены одежды. Чего-то шкрябнули на выуженном из стопки листе бересты и придвинули собранный скарб к Тимке.

– Переодеться за загородкой. Грязную одёжу – в мешок. Новенький? Тебя куда определили?

– Чего?

– Поселили, говорю, куда?

Тимка малость растерялся.

– В кузню пока…

Мальчишки переглянулись, почесали затылки, а потом приняли решение.

– Значится, на кузню и отнесём. А наставник Макар – вон он, в телеге. Лучше ты к нему иди, а то ему трудно.

Мальчик несмело подошёл к Макару и покосился на деловито снующих неподалеку отроков.

«И чего ему сказать? Вроде как докладываться надо. А как? Ну не кланяться ж в пояс: “Здра-а-асьте, дядька Макар”. И эти, со склада, стоят, лыбятся. Щас скажут – из какой деревни, Емеля…»

Макар, глядя на душевные терзания найдёныша, ухмыльнулся. Надо же, озаботился, как правильно себя поставить. Крепко, видать, вбита в него эта наука, раз в новом месте да среди чужих сама выскакивает.

– Кузнечик? Не стой столбом, давай сюда, – выручил он мальчишку.

Тимка облегчённо вздохнул и запрыгнул на телегу, устраиваясь на соломе позади наставника. Макар оглянулся, покачал головой и похлопал рядом с собой – сюда, мол. Телега тронулась и направилась к воротам, оставляя за спиной любопытствующие рожицы складских мальчишек. Ну, интересно же! Не каждый день цельный наставник сопляка рядом с собой сажает.

За воротами дежурный отрок взял коня под уздцы и, успокаивающе поглаживая по морде, провёл через мостки на паром. Отроки взялись за колесо. Тимка с интересом смотрел, как тяжёлый мокрый канат, степенно роняя капли, взбирался на паром, затем, обернувшись несколько раз вокруг тяжёлой дубовой оси, отжимал из себя остатки воды и неспешно нырял обратно в реку с другой стороны.

– А покрутить можно?

Отрок зыркнул из-под шлема сначала на Кузнечика, а потом на наставника.

– Не положено.

Тимка смутился.

«Ну и ладно, не больно-то и хотелось. Просто интересно, а они видят, что канат на барабан не ровно подымается, а сбоку. Он же трется сильно, крутить тяжело. Да и смазка у них того… А всего-то надо канат во-о-н через тот столбик перекинуть».

Пожав плечами, мальчик отвернулся. Макар улыбнулся и решил потихоньку начать разговор, ради которого и усадил мальчишку рядом с собой.

– Что, мастер, парома никогда не видал?

– Не видал. У нас мост через реку. И плотина. А на ней такое здоровенное водяное колесо стоит, ещё побольше вашего. И когда крутится, такая сила слышится… Кажется, прицепи – и гору подымет. А у парома… Не столько сила, скорее, воля – вот велено ему на тот берег, и он идет – хоть ты что ему делай.

Паром добрался до другого берега, и Макар, тронув поводья, направил телегу к дороге.

– Ишь ты! Так, получается, у каждой вещи своя сила есть?

– Не знаю. Наверное… Волхв говорил, что вся сила у богов. Вот ветер, огонь, вода или земля – в них сила. Или у человека, но людей тоже боги сделали. Дядька Климентий говорил, что сила только у бога, а остальное – тщета. А папка говорил, что настоящая сила только та, к которой человек руку приложил, а остальная – просто дикая, ничейная она. Вот ветер – могучий, как богатырский конь. Но толку с того коня, пока он по полю носится. А накинь уздечку – так и телегу тащит, и человека несёт. Или вода – колесо вращает, огонь – металл плавит, а камень – крепость крепит. Это полезная сила. А остальная… не знаю.

– А что, волхв ваш дикую силу приручить не может?

– Ха! Хвалится только. Я ещё ни разу не видел, чтоб он молнию звал железо греть или громами ковал. Правда, из кузни его громыхает знатно. А всё равно старый Дамир мечи лучше куёт. Знаешь, какие делает – узорные, сталь играет, как шёлком укрытая. И по-человечьи куёт – горн да молот. Не, волхв только говорит про силу богов, а сам, когда надо, человечьей пользуется. Правда, говорят, у вас тут, за болотом, колдунья живёт. Вот она умеет. Давеча вон пошесть наслала. Недаром её Невеей кличут – как одну из сестер-лихорадок.

– Ты про боярыню Нинею, что ль? Ну, нет. Боярыня – бабка сильная, но лихорадку – нет. У неё самой от пошести вся весь вымерла. Да вон её дом, на пригорке. И внучата её там. А старшенькая её в крепость всё время шастает, так что познакомишься.

Кузнечик чуть не подпрыгнул, уставившись на дом, стоявший на пригорке, чуть в стороне от веси, мимо которой вела дорога. Там и правда носилась какая-то совсем мелкая ребятня, которая совершенно не отличалась от любой другой, даже в его слободе.

– И что, она их не съест? А волхв-то стращал…

Макар тихонько рассмеялся в бороду, стараясь, чтоб Тимка не увидел – ещё обидится вдруг.

– Не любит, видать, волхв твоего отца, раз он про силу богов так сказывает.

– А волхв никого не любит, себя только. Ну, и ещё богов немного.

– Сам так думаешь, или отец говорил?

– Отец сказывал, что в заморской стране водится такой драгоценный камень. Жемчуг называется, ну, перл по-нашему. Наши-то перлы мелкие, из речки которые, а заморский бывает очень большой, с орех примерно. Но ценится он ой как дорого. А чтоб заработать, купцы жульничают. Берут шарик стеклянный или каменный, а то и вовсе песок и подсаживают в жемчужницу. Шарик покрывается тонким слоем жемчуга, а купцы и рады выдать его за настоящий. И деньги, как за настоящий, хотят. Только разница между ними вот в чём: настоящий жемчуг хоть ножом шкреби, хоть напильником дери – он внутри всё равно жемчуг. А поддельный ковырни – а внутри дрянное стекло. А деда как услыхал, так и говорит: «Неча за ним далеко ездить, у нас свой такой есть. Вон, волхва и шкрябать не надо, песок так и сыплется. А цену за себя, как за настоящего, хочет».

– Мудрёные сказки твой отец знает. Ученый, видать, человек. А что ты с ним не остался?