Тайные грехи

– Давай не будем медлить, мой любимый, – сказала она. – Холодает, пора забираться в спальный мешок.

Они поспешно сбросили с себя остававшуюся на них одежду и заползли в утепленный овечьим мехом спальный мешок. Теперь их обнаженные тела были прижаты одно к другому – плечи к плечам, грудь к груди, губы к губам.

Мара прервала поцелуй, чтобы набрать в грудь воздуху. Она все еще ощущала сладостный вкус его губ.

– Ты только подумай! – Она громко рассмеялась. – Как восхитительно заниматься любовью под открытым небом, на лоне природы! В спальне все происходит совершенно по-другому – приходится подавлять страсть из опасения, что кто-нибудь в холле может тебя услышать и догадаться, чем ты занимаешься.

Мара была опьянена силой своей страсти. Она широко раскинула руки и закричала:

– Надеюсь, что все, кто может здесь находиться, слышат меня! Я безумно, бесстыдно люблю Сэма Роджерса. Я жажду его тела, его твердой мужской плоти. Я хочу, чтобы он проник в меня так глубоко, как только возможно, до самых глубин моего женского естества. Сэм, любимый, я жду! Не хочу терпеть ни минуты!

Мара лежала на спине, широко раздвинув ноги, готовая принять своего возлюбленного. Когда же он накрыл ее своим телом, пальцы Мары впились в его спину, ноги обхватили его бедра – она все крепче прижимала Сэма к себе. И, стиснув зубы, шептала:

– Сильнее! Сильнее, дорогой!

– Я боюсь причинить тебе боль, любимая.

– Наплевать на боль! Сделай мне больно! Когда я ждала тебя, когда ждала этих мгновений – вот была настоящая боль и пытка. Не жалей меня.

Мара по-прежнему прижимала его к себе, побуждая действовать решительнее. Она вздрогнула, когда наконец почувствовала, что преграда разрушена, что он вошел в нее. Острая боль была мгновенно забыта, боль сменили наслаждение и восторг, поглотившие ее, возраставшие с каждой секундой, с каждым движением Сэма.

Она сумела приспособить ритм своих движений к его ритму, и они двигались все быстрее, гораздо быстрее, чем им хотелось бы, ибо они желали, чтобы это наслаждение длилось вечно.

– Всегда наступает завтра, – сказал Сэм, когда они лежали, лаская друг друга, еще полные восторгов любви.

– Завтра? – Мара сделала вид, что возмущена. – Но ведь есть еще сегодня – вся ночь.

– Шлюшка! – сказал он, легонько шлепая ее по ягодице.

– Твоя шлюшка, любовь моя, мой прекрасный, мой удивительный жеребец!

И она снова принялась ласкать его, возбуждая.

А потом они уснули и спали сном невинных младенцев, спали в объятиях друг друга. Нежась в этой теплой и темной бездне, они не заметили, как наступил рассвет. Розовое сияние восходящего светила, медленно выплывающего из-за утесов, становилось все более ярким, и вскоре уже весь каньон запылал ярким пламенем.

Солнечные лучи, тронувшие веки, разбудили Мару. Однако она не сразу вспомнила о том, что произошло накануне, – все еще пребывала в полузабытьи. Потом, очнувшись, вздрогнула при виде обнаженного мужчины, лежавшего с ней рядом. Но рука его коснулась ее бедра – и Мара тотчас просияла.

– О Сэм! Дорогой мой! – прошептала она и поцеловала его в губы.

Веки Сэма затрепетали, глаза открылись. Сначала выражение его лица было точно таким же, как и у Мары при пробуждении несколько минут назад; казалось, он забыл все, что произошло между ними. Однако это продолжалось недолго – лицо его осветилось ласковой улыбкой при воспоминании о пережитом накануне. Он обнял ее и привлек к себе. Поцеловав ее волосы, прошептал:

– Любовь моя, жена моя…

– Мой любимый, мой муж…

Они не нуждались в подтверждении любви – каждый из них знал, какое место занимает в сердце другого.

Он провел ладонью по ее спине.

– Нам пора в путь. Солнце уже высоко.

Сэм выбрался из мешка и принялся рыться в своей одежде, лежавшей рядом. Наконец отыскал часы.

– Уже почти девять! А ну-ка поднимайся и озари все вокруг своим сиянием!

Они искупались в ледяной воде Колорадо. Сэм смотрел, как Мара вытирается.

– У тебя кожа смуглая, как у индейской девы. Должно быть, это от холодной воды и от того, как свет отражается в этом ущелье.

Мара рассмеялась:

– Я не индианка, и уж кому, как не тебе, знать, что не дева, за что шлю Господу свои жаркие благодарственные молитвы. Право же, было так скучно и утомительно ждать все эти годы, когда меня лишат невинности. Я жду не дождусь, когда ты разведешь костер.

– У нас уже нет времени на то, чтобы разводить костер. Надо наверстать упущенное.

– Мы потеряли время из-за моих злых чар и коварства соблазнительницы, – улыбнулась Мара. – Ты жалеешь о времени, которое из-за меня потерял?

Смех Сэма эхом прокатился по каньону.

– Ты злобная и коварная женщина, Мара Юинг.

– Мара Тэйт, – возразила она с серьезнейшим видом.

Брови Сэма поползли вверх: он не знал, как отнестись к ее словам, не понимал, шутит ли она или говорит серьезно.

– Мара Тэйт Юинг?..

– Мы с мамой полагаем, что практичнее сохранить семейную фамилию. «Тэйт интернэшнл индастриз» – эта компания носит имя Тэйтов, имя, которое уважают, которое считают символом власти и могущества. Так удобнее для бизнеса, только и всего. – Опасаясь, что слова ее произвели неприятное впечатление на Сэма, Мара с улыбкой добавила: – В конце концов, это не столь важно. Ты не согласен?

Она отвернулась – ей тяжело было видеть озадаченное выражение, появившееся на его лице.

– Разумеется, – пробормотал Сэм.

– Ты ведь все понимаешь, дорогой?

– Думаю, что да.

Он резко отвернулся и принялся укладывать вещи.

Истина заключалась в том, что из ее речи он не понял решительно ничего и этот разговор оставил у него неприятно-кислый привкус во рту, который преследовал его до середины дня.

Наконец он смог объяснить себе, как ему показалось верно, свое недоумение: «У каждого из нас есть свои странности, мы все склонны к эксцентричным выходкам, и истинно преданные друг другу любовники должны принимать и мириться с недостатками своего партнера. Ясно, что у нее есть некоторые претензии и ко мне. Возможно, чего-то она во мне не понимает или не принимает».

И он выбросил из головы свои тягостные мысли.

– Ну, мрачный злючка, первый раз за сегодняшнее утро вижу твою улыбку с тех пор, как мы оставили свой бивуак, – пожурила она его.

– Я думаю о том, что нам предстоит. Сегодня нас ждет первое серьезное испытание – стремнины.

Она вновь вскарабкалась на корму и уселась на широкой скамье рядом с ним. Поцеловав его в щеку, Мара сказала:

– Я верю, ты сможешь преодолеть самые страшные опасности, с которыми мы столкнемся в ближайшие дни и недели.

Она положила голову на его крепкое плечо.

– Я чувствую себя в полной безопасности, дорогой, когда ты рядом, словно мне ничего не грозит.

– Сделаю все, чтобы не обмануть твоих надежд и твоего доверия, любовь моя.

– Когда мы остановимся и сделаем перерыв на обед? Откровенно говоря, холодная говядина с сухим хлебом, которую приходится запивать речной водой, как-то не соответствует моему представлению о хорошем завтраке.

– Остановимся, как только найдем подходящее для стоянки место. А ты заметила, что в каньоне становится все темнее и мрачнее?

Мара, прищурившись, подняла глаза – небо над ними было ослепительно синим.

До сих пор она как-то не замечала изменений пейзажа – того, как утесы над их головами становятся все выше, а расстояния между их вершинами все меньше. Теперь они походили на челюсть, утыканную гигантскими зубами, все отчетливее наплывающую на просвет неба, от чего солнечный свет в ущелье едва достигал дна каньона. Отныне им предстояло продвигаться в вечных сумерках.

Мара вздрогнула и сложила руки на груди.

– Представим, что это мифическая река Стикс под землей, которая приведет нас в сумрачный мир усопших.

Сэм рассмеялся:

– Сомневаюсь, что майор Пауэлл упоминал в своих записках что-нибудь в этом роде. – Он покачал головой. – У тебя живое воображение, дорогая. Когда мы вернемся, ты наверняка напишешь книгу «Приключения Мары Юинг в подземном царстве». Звучит о-го-го.