Страница 7 из 19
Стены и высокий потолок помещения давно скучали по штукатуру и кисти маляра. В комнату входили и выходили из неё сноровистые медики в опрятных, видавших лучшие виды белых халатах и медлительные пациенты в тапочках и спортивных костюмах. Тщательной покраски требовали потрескавшаяся рама с подоконником и обшарпанная, хотя и чистая, дверь. На исцарапанном канцелярском столе то и дело звонил один из двух телефонов, и часто кого-то звали к телефону по громкой связи. Жизнь кипела и била ключом.
Владимир слышал, как приятная медсестра в изящных позолоченных импортных очках говорила в микрофон, а металлический голос из коридорных динамиков дважды повторил вослед:
– Во вторую палату поступает новый больной. Застелите постель.
После заполнения медкарты миловидная сестра сказала:
– Я провожу вас к заведующей нашим отделением, Зое Степановне, она хотела вас посмотреть.
Заведующая оказалась женщиной бальзаковского возраста. Но лёгкие спадающие локоны ухоженной причёски, наигранный удивлённо-вопросительный взгляд широко открытых глаз и нанесение помады чуть выше губ позволяли сделать вывод, что женщина старательно исполняет роль молоденькой девушки студентки-практикантки, которая случайным образом оказалась в этом кабинете. Она что-то царапала авторучкой среди вороха бумаг на обширном столе.
Взяв из рук сестры медицинскую карту Владимира и начав бегло читать, она сказала скороговоркой:
– Благодарю вас, Аня.
Аня тотчас вышла, а занятая Зоя Степановна, продолжая читать, пригласила Владимира:
– Присаживайтесь, подождите минуточку.
Закончив знакомство с записями на бланке, заведующая отделением посмотрела на пациента мощным, распиливающим на части взглядом профессионального гипнотизёра, и попросила его рассказать о себе.
– Родился, учился в Санкт-Петербурге, сейчас живу на Васильевском острове, работаю грузчиком в магазине.
– И чем занимаются ваши родители?
– Мать работает бухгалтером, а отец – строитель.
– Он каменщик, плотник или крановщик?
– Раньше он работал прорабом.
– А сейчас?
– Тоже что-то строит, но вроде бы что-то за городом.
– Как-то мало вы знаете о своём родном отце.
– Давно мы с ним виделись. У него своя семья уже три года.
– Но все-таки между вами хорошие отношения? Поможет ли он финансово, если понадобится закупать дорогостоящие лекарства?
Владимиру вновь захотелось пить.
– Надо думать, что сможет, если его найти.
– Знаете, где работает мама?
– В какой-то маленькой фирме, едет каждое утро на троллейбусе, да ещё с пересадкой, – слукавил Владимир совершенно спокойным голосом.
Что-то определённо насторожило его, когда речь зашла о финансовых возможностях предков. Он отлично знал, в каком известном всероссийском банке трудится мать и что её с работы и на работу, за редким исключением, возили на престижном автомобиле.
– У вас имеются ещё родственники или вы проживаете только с мамой?
– Родных у меня, получается, только мать с отцом, а живу я один в коммунальной квартире, потому что у матери своя новая семья уже года два.
– Каковы ваши взаимоотношения с новым супругом вашей мамы?
– С ним у меня получаются трения.
– Вы ревнуете, – заинтересовалась заведующая, чуть прищурив глаза, – или какие-то его личные качества вызывают у вас антипатию?
– Я его мало знаю, мы с ним редко встречались, – ответил Владимир.
– Расскажите о соседях по коммунальной квартире.
– Муж да жена, молодые, надо думать, ему уже за тридцать, и он часто уходит в море на гражданском судне. Вполне приличные люди.
Владимиру начали надоедать бесконечные вопросы, и он устремил утомлённый взгляд себе под ноги в дореволюционный паркет – рассохшийся, истёртый ногами медперсонала и многочисленных хронических алкоголиков.
– Пожалуйста, Владимир, поймите меня правильно. То, что я пытаюсь выяснить, имеет большое значение, – тоном удава Каа произнесла Зоя Степановна, уловив излишнюю формальность в ответах пациента. – Дело в том, что на возникновение и протекание заболевания, именуемого алкоголизмом, значительное влияние оказывает социальное окружение. В первую очередь это семья, близкие родственники, соседи, сослуживцы. Как у вас на работе относятся к употреблению алкоголя?
– Отрицательно.
– Бывают ли случаи употребления спиртных напитков вами и вашими сослуживцами на работе в рабочее время?
– Только после окончания рабочей смены. Даже праздники и дни рождения у нас категорически предписывается справлять дома или в кафе, – встал на защиту родного предприятия грузчик.
– Но после смены случаются употребления спиртного на работе?
– Если две смены подряд работаю, мне разрешено употребить горькую после второго дня, чтоб исключить прогул во второй день. У нас в магазине с этим крайне строго.
Владимир улыбнулся витиеватости своей правдивой фразы, которая в то же время помогла уйти от конкретного положительного ответа.
– Теперь я понимаю, почему терапевту медицинской комиссии райвоенкомата вы сказали, что четыре или пять дней в неделю употребляете спиртосодержащие изделия.
Настала очередь удивляться Владимиру, и сухость во рту как рукой сняло, утомлённости и след простыл. Со слов заведующей выходило, что то, о чём он говорил на медкомиссии менее часа назад, уже известно заведующей отделением наркологического диспансера.
«Странно, быстро же работает система оповещения. Получается, я под колпаком у Мюллера!» – думал изумлённый Владимир.
Его слух обострился. Чуть опустив плечи, он принялся вспоминать, что ещё мог наговорить медикам военкомата.
– Значит, после второй рабочей смены и по выходным дням вы употребляете спиртное?
– В основном, – ответил сокрушённо Владимир.
– Что же вы предпочитаете пить?
– Пиво.
Раздался телефонный звонок, и Зоя Степановна, медленно снимая бежевую трубку, торопливо закончила беседу:
– Давайте считать, что наше с вами знакомство состоялось. Вашим лечащим доктором назначается Татьяна Павловна, а сейчас обратитесь к сёстрам, они укажут вашу койку.
Заведующая лечебным отделением кивнула Владимиру и повернулась к одному из двух телефонов:
– Алло, слушаю вас внимательно.
Из кабинета его проводила улыбка Аллы Пугачёвой, наблюдавшей за допросом с крупногабаритного цветастого рекламного плаката, прикреплённого скотчем к стене рядом с новой, изящной, сверкающей белизной дверью.
Владимир присел на кровать с панцирной пружинной сеткой, и она тут же прогнулась, приняв форму гамака.
«Этим инвентарём только позвоночники калечить», – возмущённо успел подумать новоиспечённый обитатель второй палаты.
Сразу же он услышал металлический женский голос:
– В отделении обед.
Дважды повторялось объявление, и как оказалось впоследствии, все сообщения в отделении повторялись репродукторами дважды.
Один из обитателей палаты с пасмурным лицом любезно предложил показать дорогу в общепит. Но Владимир предварительно зашёл в сестринскую комнату – узнать, имеет ли он право идти со всеми вместе на обед. Ведь при расчёте количества пайков его скромную персону учесть могли лишь опытные предсказатели. Владимир получил исчерпывающий ответ: он и должен идти на обед вместе со всеми в целях соблюдения режима учреждения.
Он размышлял: «Только высший разум мог предвидеть моё появление здесь, и получается, все это угодно провидению. Высшие силы ведут меня по судьбе!».
В старой гнутой алюминиевой миске бултыхалась баланда, состав которой определить смогла бы только самая тщательная химическая экспертиза. Под почти прозрачной жидкостью на дне миски обнаруживался ил жёлто-коричневого цвета, однако у жидкости было существенное преимущество: она ощущалась горячей. От супа, а это оказался именно он, пахло паром. Владимир влил в себя дюжину ложек горячей поверхностной жижи, но воздержался от риска употребить осадок, прилипший вскоре ко дну миски.
Следующим номером изысканного обеда являлась традиционная английская овсянка, и она тоже оказалась огнедышащей. По запаху Владимир предположил, что вкус ему вряд ли понравится. Кашу он даже ложкой потрогать воздержался. Просто посидел рядом с остывающей тарелкой, и под его тяжёлым пристальным взглядом при естественном остывании горячая каша перевоплотилась в холодный блин. Почему-то вспомнился ветеран-алкоголик в приёмном покое, который безгранично расточал чистосердечные похвалы и благодарности персоналу бесплатного чудодейственного учреждения.