Горе от богатства

– Изменить? Каким образом? – поинтересовался Александр, хотя уже не сомневался в ответе.

Виктор посмотрел на сына поверх огромного письменного стола мореного дуба с кожаным верхом.

– Ты отплываешь через неделю на «Персии». – Его тон не допускал возражений. – Блокада может причинить неудобства, но, надеюсь, незначительные.

Несмотря на охватившее его отчаяние, Александр с трудом подавил усмешку. Когда речь шла о чужих неудобствах, они всегда были незначительными, неудобства же для себя отец расценивал как катастрофу.

– А как же моя адвокатская практика? – удивился Александр.

После окончания Колумбийского университета он проучился год на юридическом факультете Гарварда, затем отец договорился, что Александр еще один год будет стажировать его собственных адвокатов. Отец принял такое решение не потому, что хотел, чтобы сын стал юристом, он считал, что Александру следует научиться разбираться в тонкостях права, связанных с управлением огромной империей недвижимости Каролисов.

– К черту адвокатскую практику, – выразительно ответил отец, сомневаясь, что Александр серьезно относится к этой работе. Он бросил на стол папку. – Вот твой маршрут: Лондон, Амстердам, Брюссель, Париж, Берлин, Страсбург, Вена, Уотерфорд.

– Уотерфорд? – еще раз удивился Александр.

– Это на юге Ирландии. Ты погостишь в имении лорда Пауэрскота. Мы познакомились несколько месяцев назад, когда он приезжал сюда по делам. Он крупный землевладелец, кроме того, член Британской палаты лордов.

– Я полагал, что отправляюсь в образовательную поездку, а не в светскую, – язвительно отозвался Александр. Он шагнул к столу, взял папку и равнодушно перелистал. – Здесь что-то не видно ни Испании, ни Италии. Как же архитектурные шедевры Мадрида и Рима? Мне отказано в знакомстве с ними, потому что вероятность встретить аристократку-протестантку в католической стране ничтожно мала?

– Если посмотришь внимательно, то увидишь в маршруте и Рим, и Флоренцию, – холодно отозвался отец. – Что касается твоего последнего замечания, у меня ушло очень много времени, чтобы достать для тебя рекомендательные письма. Полагаю, ты воспользуешься ими наилучшим образом. В противном случае пеняй на себя.

Александр бросил папку назад отцу.

– О да, не сомневаюсь. – Он развернулся и вышел из кабинета.

Александр лежал на постели, уставившись в потолок. Он прекрасно понимал, почему отец приблизил сроки отъезда. Из-за Дженевры. Отец надеялся, что, разлучив их почти на год, он положит конец их чувствам.

Александр быстро сел на кровати. Он был уверен, что разлука не помешает их любви. Месяцы друг без друга будут тяжелы для обоих, но они давно знали об этой поездке, знали о грядущем испытании, когда Александр уедет в Европу, и мысленно готовились к нему. Приближая отъезд, отец наверняка хотел поскорее разлучить их.

Он подошел к окну и уселся на подоконник, поставив на него согнутую в колене ногу и свесив другую. Неужели отец всерьез думает, что его сын станет искать себе подходящую невесту в Англии, Голландии, Германии или другой протестантской стране? Что означает последняя угроза отца? Что отец лишит Александра наследства, если он женится на Дженевре или вернется из Европы без невесты? В любом случае его ждет не очень светлое будущее. Разве что в Тарне.

Только Тарну Александр считал своим настоящим домом, его всегда тянуло туда. Жаль, что до отъезда он уже не успеет съездить в Тарну. Наверное, пройдет не меньше года, прежде чем он вновь увидит коней, щиплющих траву по берегам медленно несущего свои воды Гудзона. То, что он не успеет побывать в Тарне перед отъездом, он тоже ставил в вину отцу. Но с Дженеврой он простится непременно. И простится с ней так, чтобы воспоминания служили им обоим утешением во время долгих месяцев разлуки и одиночества. Дженевра будет принадлежать ему до отъезда. Он знал, что должен обладать ею, но как и где? Где им встретиться наедине? Куда можно укрыться от любящих и зорких глаз ее отца? – Думай, Александр! Думай! – лихорадочно сказал он себе вслух. – Где Уильям Гудзон позволит находиться своей дочери, не беспокоясь о благопристойности и приличиях?

Ответ оказался таким очевидным, что Александр удивился, как он не додумался до него раньше. Он соскочил с подоконника. Без помощи Дженевры, конечно, ничего не получится, но Александр был уверен, что на нее можно рассчитывать. Она любила его так же сильно, как и он ее. Необходимо только поговорить с ней наедине, сообщить о скором отъезде и о своих планах, прежде чем пароход увезет его в Европу.

– Когда ты уезжаешь? – недоверчиво и изумленно переспросила побледневшая Дженевра.

– Через неделю. – Они стояли на улице у дома ее учителя пения. Коляска Гудзонов ожидала в нескольких ярдах, и Александр благодарил небо, что Уильяма Гудзона в ней нет.

– Мы должны увидеться наедине до моего отъезда, – быстро говорил Александр. Его уже узнали несколько прохожих и с нескрываемым любопытством рассматривали, с кем он так горячо говорит. – Слушай, что я придумал…

– Не могу поверить, что это оказалось так легко сделать. – Александр был опьянен успехом. Он лежал на постели Дженевры, положив руки под голову.

– Тише, нас могут услышать! – Дженевра не находила места от беспокойства. – Если только моя горничная обнаружит…

– Она сейчас развлекается, наверное, довольна, что получила неожиданный отдых.

– Но папа…

Александр оперся локтем о подушку и настороженно взглянул на Дженевру.

– Ты сказала, что отец никогда не беспокоит тебя, когда ты у себя. Перестань бояться. У нас мало времени. Я рисковал, когда шел сюда, не для того, чтобы смотреть, как ты стоишь у двери и заламываешь руки, словно плохая актриса в роли леди Макбет.

Дженевра перестала воздевать руки и сложила их на груди. Ей тоже хотелось побыть с ним наедине до отъезда, но когда они, наконец, оказались вдвоем и Александр прямо сказал, чего хочет, страх овладел ею.

Поняв ее состояние, Александр встал с кровати и подошел к ней.

– Не бойся, Джинни, – произнес он чуть хрипловато, нежно взяв ее за руки. – Я не сделаю тебе ничего плохого, тебе не будет больно. Я только хочу обнять тебя, любить тебя, хочу, чтобы ты стала моей.

Он почувствовал, как ее рука сжалась в его руке.

– Я тоже хочу этого, Александр, только…

– Никаких только, – нежно, но в то же время твердо оборвал он, подводя ее к постели. – Пройдет целый год, прежде чем мы снова увидимся, Джинни, я буду очень скучать по тебе, очень.

Его губы ласкали ее виски, лоб, уголки рта. Она прижалась к нему и не сопротивлялась, когда он бережно поднял ее и уложил на постель. Не сводя с нее глаз, он лег рядом. Александр понимал, что должен сдерживать сжигающее его нетерпение. Он ведь не у мадам Жози. Менее всего сейчас уместно демонстрировать свою опытность в любовных утехах. Ей нужны его ласка, нежность и самообладание. Он с нежностью провел кончиками пальцев по ее щеке, подбородку, выгнутой шее.

– Доверься мне, Джинни, – полушепотом сказал он, его рука медленно опускалась все ниже, и вот уже небольшая упругая грудь оказалась под его пальцами.

– Александр, я… – В ее глазах он прочитал тревогу, но когда провел пальцами по напрягшемуся соску, дрожь пробежала по ее телу, из глубины груди вырвался стон. – Александр! Я люблю тебя, люблю всем сердцем, люблю навсегда!

Медленно, не спуская с него глаз, она начала расстегивать платье непослушными, дрожащими пальцами.

Только потом, когда Александр крадучись пробирался по длинному коридору к черному ходу, он осознал, какой опасности подвергался. Дженевра спустилась по парадной лестнице немного раньше него и собрала на нижнем этаже всю прислугу под предлогом, что не может найти одно из своих украшений и просит их помощи. Как отвлечь отца, она так и не придумала. Уильям Гудзон сидел в своем кабинете, и, реши он вдруг пройти к ней или в свою спальню, последствия были бы самые плачевные. Александра отхлестали бы и Уильям, и отец, но самое главное, доброе имя Дженевры было бы втоптано в грязь.