Страница 44 из 77
Глава 15
Пока Александр занимался написанием отчета, майор Широкин отъезжал куда-то по делам службы. Но, к середине дня он вернулся и неожиданно предложил отобедать. Это предложение оказалось немного неожиданным для Александра, потому что он уже собирался идти на обед в столовую. Но, предложение он принял, тем более, что куда-то далеко идти или ехать необходимости не имелось. Обед подавали прямо в этом же доме, в жилой половине, где Тимофей Григорьевич квартировал. Как и сказал до этого вестовой Тарас, у майора имелся и собственный повар, грузин Гиви, который замечательно готовил блюда национальной кавказской кухни.
Александр решил, что постарается не пить, даже если майор выставит на стол хорошую водку или выдержанный коньяк. Он дал себе слово даже не смотреть в сторону бутылки, а побольше молчаливо и тщательно пережевывать пищу, все время контролируя собственные мысли для того, чтобы ни одной из них не дать сосредоточиться на алкоголе. А еще Саша предполагал, что пожилому майору он сам по себе наверняка не интересен, но, раз уж дядя Игорь звонил и недвусмысленно намекал, что сына большого начальника надлежит принимать хорошо, а то неизвестно, что он там напишет в отчете, то майор, конечно, старался показать себя гостеприимным хозяином. А, по большому счету, о чем человеку, прожившему уже половину жизни, говорить с молодым выскочкой, который совсем недавно выпустился из училища, да прослужил всего ничего, год с небольшим, а уже целый капитан-лейтенант и занимает, к тому же, важную должность при штабе флота? Эх, если бы только Широкин знал, что на самом деле перед ним не молодой баловень судьбы, а умудренный жизненным опытом человек, проживший уже почти целый век и вновь чудесным образом начавший собственную жизнь заново! Но, майор, конечно, находился в полном неведении относительно таких метаморфоз Александра Лебедева.
Понимая все это, Саше все равно не очень нравилось, что перед ним заискивают исключительно из-за служебного положения родственников и его собственной штабной должности. Хотя, он отдавал себе отчет, что молодость, обретенная вновь столь неожиданно, конечно, сама по себе влияла на его нынешнее мировосприятие и поступки. Вряд ли тот Александр Евгеньевич, который умер в двадцать первом веке, стал бы так рисковать не только собой, но и другими людьми во время похода на тех же торпедных катерах. Теперь же Саша ловил себя на мысли, что, соединив в себе жизненный опыт ветерана и собственную молодость, утратил чувство самосохранения, сделавшись просто каким-то безбашенным. И эту безбашенность, разумеется, нужно было научиться ограничивать в себе до разумных пределов.
Когда Лебедев только прибыл на Моонзунд, то почему-то сам себе придумал, что молва о его подвигах во время десанта в Паланге и командования торпедными катерами в атаке на Хельсинки уже бежит впереди него. Но, он убедился, что это было совсем не так. И даже медаль на кителе сама по себе не делала из него героя в глазах окружающих. Да и ничего удивительного. Ведь все военные операции засекречены, а время военное. А потому вряд ли слухи разносятся быстрее официальных сообщений, если только эти слухи специально не распространяются вражеской агентурой. К тому же, прошло совсем немного времени. Вот и понятно, что майор весьма удивился тому, что дядя порассказал про племянника, узнав, например, что он участвовал в высадке десанта и был ранен в бою с противником.
Но, ароматы, доносящиеся из кухни, были такими аппетитными, что Саша не мог отказаться от предложения пообедать, а потому он решил, что даже если его и просто терпят, он все равно сядет за стол. Молодой организм, быстро выздоравливающий после ранения, требовал еды. Потому, не в силах противиться вкусным запахам, Саша проследовал за Тимофеем Григорьевичем в просторную жилую комнату, посередине которой стоял большой полированный стол, уже накрытый настоящей белой скатертью с кружевом по краям и сервированный, окруженный венскими стульями из гнутого дерева с какими-то гербами, вырезанными на спинках.
Да и вся обстановка в комнате майора, похоже, была экспроприирована у кого-то из местных капиталистов. На стенах висели ковры и картины в дорогих рамах с морскими видами. В роскошном серванте с внутренним зеркалом расположился красивый сервиз. На камине рядом тикали вычурные бронзовые часы, изображающие лежачего льва. А всю дальнюю часть комнаты занимала огромная двуспальная кровать с пухлым матрасом, застеленная парчовым покрывалом с растительными узорами, выполненными золотыми нитями на темно-красном фоне. Тяжелые шторы из бордового бархата, слегка прикрывающие оба окна, тоже выглядели очень дорогими. Посуда, которая разместилась на столе, вполне соответствовала всей остальной обстановке. Тарелки и миски были из расписного фарфора, столовые приборы блестели начищенным серебром, а высокие бокалы и маленькие стопки переливались хрустальными гранями.
— Этот дом принадлежал раньше коменданту крепости, — объяснил майор, заметив удивленный взгляд гостя.
— Чувствуется, что комендант не бедствовал, — пробормотал Александр, оглядывая помещение. Потом спросил:
— И куда же подевался этот комендант?
— Сбежал в Германию, как только мы сюда пришли. Даже добро свое все бросил впопыхах, — сказал майор.
Помимо повара, за столом вовсю хозяйничала и грудастая майорская секретарша, принимая активное участие в трапезе, что только подтверждало догадку Александра о близких отношениях Широкина с ней. На первое повар в белом переднике, надетом поверх обычной матросской робы, подал сациви из курицы с тертыми грецкими орехами, а на второе — лобио из красной фасоли тоже с орехами. Все, как положено, со специями и с зеленью. Блюда имели отличный вкус, чувствовалось, что при их изготовлении использовали все ингредиенты, рекомендованные рецептами. Даже кинза была совсем свежей. Александр не понимал, и где только они здесь на Моонзунде все это брали, когда вокруг шла война?