Страница 6 из 8
В эту ночь Пушкину долго не спалось. Тому имелось несколько причин. Во-первых, нещадная жара и комары. Во-вторых, неуёмный полёт исторических фантазий, порождённых легендарными местами, в коих он оказался. И в-третьих – уже на самой грани сна – амурные перспективы, которые в его сознании обрели новое направление… Дело в том, что образ Марии Раевской, представлявшийся недоступным, на время уступил место вожделению к «компаньонке» Анне Ивановне, тоже молодой и хорошенькой: назавтра поэт решил с ней тайно объясниться…
Спроворился ли молодой Пушкин добиться взаимности от генеральской крестницы – сие остаётся покрытым завесой тайны.
Известно лишь, что через несколько дней Александр Сергеевич охладел к смуглянке Анне и снова обратил свои полуневинные взоры на шестнадцатилетнюю Марию…
***
Наутро после завтрака – увы, без жаркого из лебедей – путники узнали, что с переправой в Керчь придётся повременить из-за разыгравшегося на море волнения. Явившийся с утренним визитом комендант-грек, полковник Каламара, пригласил гостей осмотреть крепость. Те охотно согласились.
Помимо высоких валов, Фанагорийская крепость была защищена двумя каменными бастионами со стороны моря и тремя такими же сооружениями, обращёнными в сторону суши. Девяносто артиллерийских орудий, грозно смотревших во все стороны с валов и бастионов, были способны отпугнуть любого врага. В центре крепости располагался плац, вокруг которого протянулись цейхгаузы, казармы и дома офицеров.
– Нам, проезжим, здесь всё интересно, – на ходу оборотился Пушкин к коменданту, – но каково-то вам здесь обретаться месяцы и годы? Не скучаете?
– Разно бывает, – со вздохом развёл руками комендант Каламара. – Привык.
– Такова гарнизонная жизнь, – добавил седовласый полковник Бобоедов, также сопровождавший гостей. – Военному человеку только война исключительный праздник, всё остальное – сугубая рутина.
– И как же насчёт военных действий? – поинтересовался поэт. – Горцы часто беспокоят?
– Отнюдь, – отрицательно качнул головой Бобоедов. – Я уж и не припомню, когда в последний раз черкесы появлялись в наших краях. Сами видите, любезный, сколь изрядная тут фортификация, да и артиллерия по последнему слову. Когда у вас столько пушек, можете спать безмятежно в виду любого неприятеля.
– Да уж, Фанагорийские укрепления горцам явно не по зубам, – одобрительно заметил Раевский-старший. И пояснил Пушкину:
– Оттоманской Порте противостоять – вот главная задача гарнизона. Турки ведь недалече: если что – первым делом явятся сюда с морской стороны.
– Бог даст, этим супостатам тоже дадим острастку, – молодцевато встряхнул головой полковник Бобоедов. – Коли не побоятся сунуться, так пропишем ижицу, будьте уверены!
В общем разговоре не принимали участия Гераков и супруга коменданта. В продолжение всей экскурсии они вели отдельную беседу, слегка приотстав от компании. («Всего лучше, во всём Тамане, супруга коменданта Каламары, прекраснейшая из брюнеток, – записал впоследствии Гавриил Васильевич. – Гречанка с огненно-томными глазами, умна и мила, и говорит прекрасно по-гречески!»). Гераков слыл отчаянным ловеласом (впрочем, не вполне удачливым – это служило пищей для досужих острословов) и теперь волочился за дамой, не то чтобы чересчур гривуазно, однако вполне заметно для окружающих. Подобное никоим образом не могло понравиться полковнику Каламаре. Посему после осмотра крепости он счёл за благо ретироваться, уведя супругу от греха подальше.
А гости продолжили прогулку, благо моросивший с утра дождик прекратился. Прошлись по Тамани, насчитывавшей в ту пору немногим более полусотни домов, и выбрались к берегу залива.
Пенистые волны разбивались о песок, выбрасывая на него лохматые охвостья тёмных водорослей.
Полковник Бобоедов предусмотрительно захватил с собой зрительную трубу, и все поочерёдно рассматривали в неё панораму противоположного берега.
– Хорошо вижу дома среди деревьев: это, верно, Керчь… – комментировал увиденное Пушкин. – А вон там, правее – стены какие-то… с зубцами… крепостица?
– Она и есть, – сказал полковник, приставив правую ладонь козырьком ко лбу. – Ени-Кале17, турками построена в незапамятные времена.
– Ныне там наш гарнизон расположен? – предположил Гераков.
– Разумеется, как же без гарнизона, – подтвердил Бобоедов. – Есть там и пушки, и единороги18, и мортиры19. А всё же артиллерией они не столь богаты, как Фанагорийская крепость. Понятное дело, места ведь за проливом куда спокойнее, нежели в нашенских краях, курорт да и только.
– А Керчь-то с виду представляется мне поболе Тамани, – поделился очередным наблюдением Пушкин.
– Пожалуй, поболе, – не стал спорить полковник. – Я бывал по делам на таврическом берегу, однако давно. Потому не могу утверждать с точностью.
– Какое значение могут иметь размеры, когда перед вами столь древняя обитель исторических теней: это же Пантикапей20 на Боспоре Киммерийском21! – высказал суждение Гераков, торжественно воздев перст к небу. – Мне это место представилось бы великим даже если б оно являло собой совершеннейшие руины! Или безжизненный пустырь без единого строения, с разбросанными по полю замшелыми камнями!
Раевский-младший с ним не согласился:
– Знаете, милостивый государь, я, конечно, тоже люблю древности, но всё же предпочитаю, когда взору есть на чём остановиться. Зрительные картины способствуют игре фантазии.
– У нас тут, между прочим, тоже немало мест, достойных возбудить воображение, – вставил Бобоедов с нотками едва уловимой обиды в голосе. – Хотите, к примеру, полюбопытствовать местным вулканом?
Ответом ему были сразу несколько голосов:
– Отчего бы нет.
– С превеликим удовольствием!
– Экий курбет: вулкан! Самый настоящий? Далеко ли отсюда?
– Отчего же далеко, – ответил полковник. – Вполне даже близко, не более часа пешей ходьбы. Возьму дрожки, так в десять минут домчим.
Поскольку приспело время обеда, решили отложить поездку не долее чем на время трапезы, а затем поехали… О дальнейших событиях вечера тринадцатого августа 1820 года оставил свидетельство в своих «Путевых записках» Гавриил Васильевич Гераков:
«После обеда, по благосклонности Бобоедова, ездили мы на его дрожках версты три от Тамана на гору, которая 1818 года с 15-го Августа до 15-го Сентября, при пламени и густом дыме, выбрасывала грязь и каменья. Я собрал несколько камешков и окаменелой грязи разного цвета, для химического раздробления по приезде в С. Петербург. По словам жителей, сие явление случилось до восхода солнечного, с ужасным ударом; в то же почти время в проливе Киммерийском и в Азовском море слышны были удары, и два раза появлялись острова, по которым могли ходить люди, и смелые ходили; вскоре ветром снесены были, или волнами смыты – исчезли.
Тут на горах и под горами растёт множество илиотропу, хотя оный и не так высок, как у нас в горшках, но благовоннее нашего.
Мы ходили опять к берегу: волны шумят и ветр противный; тепло, воздух чист и здоров; в ожидании благоприятного времени к отъезду нашему, мы купались в солёной воде, ужинали, рассуждали и сожалели, что многие города не похожи на города».
***
Волнение на море к утру не унялось, оттого путникам пришлось задержаться в Тамани ещё на день.
Гераков описал это утро следующим образом:
«Рано встав, вышел подышать, Тмутараканским воздухом насладиться; против нашего домика жидовской питейной дом, где во всю ночь шумели и не успокоились; они мешали и думать; однако много пробежало в голове моей исторических истин и басней; писал часа три; в одиннадцать часов осматривал церковь Покрова Пресв. Богоматери, где видел известный камень22, о котором многие писали и многие на умствованиях основывали свои заключения…».
17
Ени-Кале – крепость, построенная турками в начале XVIII века. В настоящее время Ени-Кале находится в городской черте Керчи.
18
Старинное русское гладкоствольное артиллерийское орудие-гаубица. Отличалось от обычной пушки более коротким стволом.
19
Артиллерийское орудие с ещё более коротким стволом, чем у единорога; применялось для навесной стрельбы.
20
Древнегреческий город, основанный в конце VII века до н. э. на месте современной Керчи. С 479 года до н. э. – столица демократического союза греческих городов на Боспоре, а с середины IV в. до н. э. – столица Боспорского царства.
21
Боспор Киммерийский – Керченский пролив.
22
Имеется в виду так называемый Тмутараканский камень – мраморная плита с древнерусской надписью, в которой сообщается: «В лето 6576 (1068) индикта 6 Глеб князь мерил море по льду от Тмутаракани до Корчева – десять тысяч и четыре тысячи сажен». Камень найден на Таманском полуострове в 1792 году; в настоящее время он хранится в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге.