Страница 45 из 66
Поубавив ненужное любопытство, я повторила вопрос, видоизменив его.
— Э?!
Ладно, получился не совсем вопрос. Сложно сформулировать мысли, когда вас взглядом прожигает тьма. Только колоссальный опыт Избранной и стойкая железная воля, позволили преодолеть губительное искушение. Я повторила:
— Что за дела?
Его руки упирались в матрас по разные стороны от меня. Мы не касались друг друга. Но каким-то образом ситуация от этого казалась только острее.
— Да плевать мне на того Странника, — возмутилась я, тихонько паникуя и сдавая все карты. — Тебе-то почему нет?
— Меня убивает мысль, что он последний, кто тебя целовал.
Слишком серьезно сказано. Почти ревниво.
Я издала смешок.
Еще один.
Простите.
Возможно, нервы. Сдали и сдались. И я вместе с ними.
Будь во мне больше пафоса, я бы сказала, что засмеялась Врагу в лицо. На самом деле, я заржала в голос.
Тинхе сам виноват.
— Так никто не говорит! — простонала я, глуша смех. — Что за вычурная пошлость? Где ты взял эту фразу? — И тут меня озарила догадка. То есть, что-то подобное я всегда подозревала, но проверить не могла. — У тебя под подушкой любовный роман?
Так быстро я никогда не двигалась. Даже ради спасения собственной жизни. К слову, того уровня паники, что отразилась на лице идеологического противника, когда я рванула к подушке, тоже раньше не видела. Лишь в последний момент Тинхе перехватил мое запястье, вжимая его в гладкие простыни. Я немного побрыкалась, но скоро сообразила, что ради продолжения битвы мне пришлось бы пожертвовать целостностью халата, что от резких телодвижений утратил дух сопротивления и предательски пополз с плеча.
Уф.
Выдохнула.
Подняла взгляд на Тинхе. Блестящие антрациты сверкали весельем.
— Не все тайны следует раскрывать, любопытная Дробь.
Я хмыкнула.
Проиграна битва, но не война!
— И я говорил правду. Хотел бы поколебать твое чувство прекрасного пошлостью, остановился бы на классике.
Определенно он читал дешевый бульварный роман! Хотя лучше его. Нефритовые стержни еще никого не убивали, а вот посыл в пьесах Шекспира мог быть трактован Странником чересчур превратно. Не-не, обойдемся без ядов! Без кинжалов. Без поездов. Без чахотки. Вот без всего этого.
— Чувствую, мое представление о классике, сильно разнится с твоим, — неуверенно сказала я. — Надеюсь.
— Романтика есть романтика.
— Вовсе нет. Не могу представить фразы хуже!
Тинхе злодейски улыбнулся, приняв вызов. Медленно склонившись надо мной, он обернул голос в глубокий черный бархат.
— Отныне ты будешь делить постель со мной, — легонько выдохнул он, щекоча мою кожу. — Греть ее?
Тут кажется он сам немного запутался.
Я прижала свободную ладонь к лицу, все еще не имея возможности перестать улыбаться.
— Сдаюсь, вот это было ужасно.
— Атмосфера не подходящая. — Нотка обиды.
Растопырив ладони, я с сомнением посмотрела на него сквозь пальцы.
— Да ладно! Куда еще более чем подходящая?
Он что-то невнятно пробормотал, отзываясь о моей неспособности оценить старания творческой души. Отпустил мою руку. Плюхнулся рядом на кровать, перевернувшись на спину. Автоматически натянул на себя одеяло, едва ли не до подбородка.
Я продолжала посмеиваться. Ровно до того момента, как поняла, что давненько не чувствовала себя так легко и хорошо.
Поймите правильно. Я не мазохист, что любит страдать или настолько психологически подавлена, что ощущение счастья вызывает подозрения о скорой трагедии (которая, кстати, будет!). Но чувствовать себя комфортно (счастливой!) в компании Врага — очередной шаг на пути к точке невозврата.
И как только улыбка сползла с моего лица, Тинхе сказал:
— Ты ступила на порог моего дома нервная, жалкая и сломленная.
— Что?
— Я проходил с Избранными все этапы их отречения. Я знаю, в каком состоянии ты должна была быть, чтобы заполучить вейос. Пусть даже нашла способ отменить его власть. Обычно, после всех манипуляций, бывшие Избранные проходят реабилитацию (как и все жители присоединенных миров). Ты сильна, дорогая Дробь. Но и ты сломаешься, если постоянно давить.
Я повернула голову чтобы посмотреть на Тинхе. Его лицо выглядело умиротворенным. Взгляд блуждал по узорчатому потолку.
— Звучит так, будто ты заботишься обо мне. Черт, иногда я почти верю в это!
— Не может быть.
— По-человечески заботишься, — пояснила я. — Без странных лэйтарских заскоков про вещи и собственность.
Тинхе скосил взгляд на меня. Что-то вспыхнуло в бездонной черноте. Странно так. Будто Враг набирался храбрости что-то сказать. Что-то очень важное.
— 6 -
Черные радужки мелькнули золотым сомнением, и желание пропало. Прозвучала замена:
— На первом этаже библиотека.
— А?
— Библиотека. С книгами. С обучающими материалами. О совете, о Лэйтарии, о законах, о магии.
Я подскочила так резко, что в глаза потемнело.
Чертов тридцатник! Зря клевещут на цифру тринадцать. Настоящее зло заключено в другом месте.
— И мне можно пойти в нее?
— Зачем бы я еще стал говорить о библиотеке?
— И не боишься? Вдруг я найду что-то, что нарушит твои планы? Лазейку, хитрость. Просто так даешь мне ключ ко всем секретам?
— Я буду глубоко поражен такой находчивости, Дробь. Нет там ничего, кроме правил и обязанностей. Ты же — все равно уснешь только под утро. А так, займешь время чем-то полезным. Перестанешь думать о глупостях. А если мне очень повезет, доберешь до этикета и что-то запомнишь.
Повторное приглашение мне не потребовалось.
Послышался смешок, когда я рванула к двери. Затормозив, я обернулась.
Тинхе перевернулся на ту часть, где я только что лежала, заняв положение, в котором я его застала, войдя в комнату. Только голова была повернута в мою сторону, а внимательный взгляд продолжал следить за мной из-под густых ресниц.
Я поймала себя на мысли, что любуюсь им.
Нет, Тинхе, дело вовсе не в процессе отказа от фальшивого предназначения. И даже не в Гере. Все гораздо хуже.
Чувства.
Чувства, что не имели ни смысла, ни логики.
Чувства, о которых никто не должен был знать.
Потому что их существование были моей погибелью.
— Это не любовь, — мой голос прозвучал тихо, но я порадовалась, что он тверд и спокоен. Когда ставишь точку, дрожь ни к чему. — Ты мне нравишься, я говорила об этом. Не можешь не нравиться. Ты всегда будешь чем-то притягательным, манящим и недоступным. Но не смей тешить себя надеждами, что это любовь. Мы не предназначены друг другу. Нас ничего не связывает.
Я собиралась удалится грациозно, горделивой походкой и с высоко поднятой головой.
Но последнее слово в разговоре с Врагом Избранным не полагается.
— Мне не нужна твоя любовь, Дробь. — Почти как удар в спину. Твердые как сталь, бескомпромиссные слова. — Ничья не нужна. Я все равно ее не понимаю. Мне нужна моя собственная, прекрасная Дробь.
Губы дрогнули, я отвернулась и поспешно бросилась вон из комнаты.
Коридоры, коридоры, коридоры.
Проносясь через галерею с картинами, едва не запнулась на ступеньках. Чудом не полетела кубарем вниз.
Перегнувшись через лестничные перила, я сделала глубокий вдох. Дом Врага был не из тех, где гуляет стылый уличный сквозняк, но легкий ветерок все же доносил немного свежести. Я подозревала, что систему вентиляции разработали таким образом, что тот пробирался из сада на крыше. Оттого воздух в доме не казался спертым. Его наполняли тонкие ароматы свежей зелени, цитруса и цветов.
А может, это была магия. Когда-нибудь я научусь различать.
Сердце бешено колотилось от внезапной пробежки. Глаза и щеки казалось горели изнутри. Кто бы мог подумать, Тинхе легко манипулировал Избранными, но при этом совсем не разбирался в любви. В том, как нелегко с ней живется, когда она безответная, отравляюще-ядовитая на грани созависимости или хуже, когда все могло быть хорошо, но против вас все обстоятельства всех существующих миров.