Её несносный студент

 — Да ты, ты… Да как ты смеешь вообще, я твой преподаватель и…

— Нет, малыш, ты просто моя.

Мне нравится ее злить, нравится слушать, как она запинается, теряется, век бы смотрел. И я понимаю, что если сейчас не уйду, то просто выполню свое обещание и осуществлю свои грязные, совершенно непристойные фантазии с участием Ксюши и стола.

— Я дам тебе время на осознание и принятие сего факта, — говорю и прежде, чем она успевает ответить, разворачиваюсь и ухожу, не оборачиваясь, потому что вернусь, точно вернусь и реализую все, что сейчас творится в моей воспаленной башке.

Дорогие читатели, хотим обратить ваше внимание на то, что в моем блоге появилась ВИЗУАЛИЗАЦИЯ героев всех трех книг. И подписывайтесь на авторов, чтобы не пропускать интересное. 

Разговор по душам

Закрываю за собой дверь, борясь с желанием вернуться. Нельзя, Клык, нельзя. Не сейчас. Пусть осознает, примет что ли мое неизбежное присутствие в своей жизни. Клянусь я больше не буду сетовать на судьбу. И Александровну не отпущу больше. Идиот я, конечно. Как вообще поверил в ту несусветную чушь. Какая свадьба? Какой нахер муж? Идиот!

И пока я себя жалел, пока трепал нервы родителям, пока представлял ее с другим, где-то там, далеко, она была здесь, она, мать его, все это время была здесь. Я дебил, просто законченный дебил.

Я же не проверил даже, не пришел к ней, просто поверил и жалел себя. А она… Она все также дрожит в моих руках, я ведь чувствую, что ничерта ей не безразличен. И сопротивление это, явно страхом порожденное, потому что в голове ее не укладываются такого рода отношения. И я даже в чем-то ее понимаю, наверное.

И строгость вся ее эта наигранная, тоже страхом продиктованная. Я по глазам видел, по реакции ее на мои прикосновения, на мои поцелуи, что тогда, что сейчас. Просто я дурак… Был дураком. Больше не буду. Не сбежит от меня больше трусишка. А над страхами и сомнениями мы поработаем, обязательно поработаем. И о спектакле том с мужиком поговорим обязательно.

А сейчас бы деда нужно навестить, а потому на пары оставшиеся я благополучно забиваю. И предварительно созвонившись со стариком, еду к нему. С родителями у меня отношения всегда были ровные, а вот доверительные были только с дедом. Перед ним я в общем-то тоже виноват, потрепал старику нервы, сорвавшись год назад и, наверное, сильно упав в его глазах. Он тогда даже говорить со мной не хотел, словно не существовало меня для него. И видеть разочарование — полное и беспросветное — в глазах деда, было в сотни раз больнее, чем отхватить по роже от мужика Славкиного.

Я потом прощения просил, как дебил последний, сопля школьная, стоял напротив деда и в глаза ему смотреть не мог, так стыдно было, что хоть вой.

Дорога занимает меньше получаса, и уже подходя к квартире, слышу голоса, а следом массивная дверь открывается, едва не сбив меня с ног.

— Женя, не лезь в это…

— Ты мог посоветоваться со мной.

Стою, смотрю на орущих друг на друга отца и деда, меня совершенно на замечающих.

— Я свои решения с тобой обсуждать не собираюсь, не лезь я сказал.

— Ты…

Отец собирается что-то ответить, но в этот момент краем глаза замечает меня и замолкает.

— Что ты тут делаешь?

— Мне теперь отчитываться о каждом визите к деду? — получается грубо, но сам виноват, тон бы сменил.

Отец поджимает губы, переводит взгляд с меня на деда и, махнув рукой, отчаливает, даже не прощаясь.

И что это было?

— Чего это он? — вхожу в квартиру и запираю за собой дверь.

Воздух вокруг буквально искрит от скопившегося в нем напряжения.

— Не бери в голову, это наши с ним дела, — отмахивается дед, а я смотрю на него и понимаю, что скрывает он что-то, точно скрывает.

И мне это совершенно не нравится, потому что дед у меня один и не дай Бог с ним…

— У тебя что-то со здоровьем? — спрашиваю в лоб, а сам боюсь услышать правду, как сопляк десятилетний. — Что-то серьезное?

— Ты дурак что ли? Я здоровее вас всех вместе взятых, — бурчит недовольно дед, а у меня гора с плеч падает.

— А че тогда?

— Не «че», а «что».

— Что.

— Вот так-то лучше, проходи давай, — качает головой и уходит из прихожей, и от ответа за одно.

А у меня любопытство взыграло. Дед с отцом никогда не сорятся, ну почти никогда. У нас это в семье вообще не принято как-то.

— У тебя сегодня еще две пары, — бросает дед, когда я появляюсь на кухне.

А я глаза закатываю, начинается.

— Только не говори мне, что у тебя мое расписание есть.

— Есть.

— Ты серьезно?

— Вполне, — повернувшись ко мне, без тени улыбки отвечает дед. — Я тебя покрывать не стану, не надейся даже, не будешь учиться, вылетишь к чертовой… в общем ты меня понял.

Да, а я-то думал, что он отошел уже, после тех моих выкрутасов. Ошибся. Никогда не думал, что он у меня такой злопамятный, а ведь не показывал, улыбался, с универом в два счета решил, даже не удивившись моему решению вернуться домой. И вроде даже рад был. Или мне показалось?

— Ты еще долго будешь плохое вспоминать? — вздыхаю и иду в ванную, руки мыть.

Знаю, что сейчас еще и за это достанется.

И все никак не дает мне покоя их с отцом разговор, вот вроде ничего такого, а задница чувствует, что это меня касается. Вот только дед может быть противным до зубовного скрежета, хрен из него выдавишь что-то, если сам говорить не захочет. А он, судя по всему, не хочет.

Возвращаюсь на кухню и сразу же натыкаюсь на суровый взгляд.

— Дед, да ладно тебе, ну первый день, я больше не буду.

Он вздыхает, сверлит меня взглядом, и покачав головой, кивает на стул, мол, садись давай.

— У тебя точно все нормально? — все никак не могу успокоиться.

— Прекрати меня хоронить. Есть будешь?

— Буду.

Встаю со стула и сам иду к холодильнику. Открываю дверцу и зависаю на несколько долгих секунд, разглядывая аккуратно сложенные контейнеры, набитые едой. На верхней полке замечаю большую кастрюлю.

— В кастрюле борщ, — напоминает о себе дед.

Я, кивая на автомате, достаю полную кастрюлю борща, ставлю на стол и возвращаюсь к холодильнику. Там же нахожу контейнер с котлетами. Беру его в руки, поворачиваюсь и вопросительно смотрю на притихшего деда. Со стороны бы показалось, что ничего удивительного не произошло, подумаешь, котлеты, борщ и еще неизвестно чем забитый холодильник, вот только на деда моего это совершенно непохоже. Сам он много не готовит, никого в помощь себе бы точно не нанял, а потому у меня на лице вполне себе справедливо отображается вопрос.

— Тебя это не касается, — бурчит дед и взгляд отводит. Как ребенок ей-богу.

— Да лаааадноо? — улыбаюсь во все свои имеющиеся двадцать девять зубов. — У тебя кто-то появился?

Он молчит, как партизан, только взглядом меня недобрым окидывает, а я еще шире улыбаюсь. А чему я в общем-то удивляюсь, дед у меня еще о-го-го, фору и молодым даст. Шестесят три — это не возраст. А он даже не выглядит на него. Высокий, подтянутый, за собой следит, немного седоват, но так это сейчас модно, зато плеши нет. Красавец.

И я в общем-то рад за него очень. Сколько можно для нас жить, пора и о себе подумать.

— Дееед.

— Не твое дело я сказал. Ты есть, кажется, хотел.

— Ладно-ладно, не лезу, — произношу примирительно, а потом некоторое время вожусь с едой.

Раскладываю на двоих, под пристальный взгляд деда. Он, конечно, не собирался передо мной палиться и видно свои отношения скрывает, но рано или поздно все равно знакомить придется.

— Егор, я серьезно, повторения прошлого года…

— Дед, я же сказал, этого больше не повторится, — перебиваю его и беру ложку.

Не хочу вспоминать не лучший период своей жизни. Да и гордиться там нечем, съехал с катушек, себя жалел, ее проклинал. Заноза моя синеглазая, и как я в нее так вляпался? И ведь нравится же мне, нравится это ощущение. И она мне вся нравится, а вот на расстоянии от нее совсем не нравится. Чего, спрашивается, ушел? Время осмыслить дал. Дебил неисправимый.