Страница 5 из 95
Профессорский отпрыск, внук приходского священника, смог попасть туда лишь потому, что к тому моменту его отец уже выслужил потомственное дворянство.
Пребывание в училище стало важнейшей вехой биографии будущего обер-прокурора — в первую очередь благодаря солидной подготовке, которую он там получил. Программа училища, помимо общеобразовательных предметов, включала в себя римское право, государственное право, гражданское и уголовное право, местное законодательство Остзейских губерний, финансовое и полицейское право, сравнительную судебную практику и др. Важную роль сыграли в дальнейшем и завязанные в училище знакомства. Соучениками Победоносцева были представители знатнейших фамилий империи — Оболенские, Черкасские, Кропоткины, Мусины-Пушкины, а также известные впоследствии общественные и государственные деятели — публицист Иван Сергеевич Аксаков, участники проведения судебной реформы 1864 года Дмитрий Александрович Ровинский и Дмитрий Александрович Оболенский, министр юстиции Дмитрий Николаевич Набоков. Традиции училищного братства Константин Петрович хранил в течение всей жизни; правоведами были многие из тех, кому он помогал в сложных житейских обстоятельствах или продвигал по службе: композитор Петр Ильич Чайковский, министр юстиции Николай Авксентьевич Манасеин, министр внутренних дел Иван Логгинович Горемыкин. Однако значение училища в жизни Победоносцева не ограничивалось полученным образованием и завязанными знакомствами.
Альма-матер будущего обер-прокурора взращивала в своих воспитанниках ярко выраженный корпоративный дух, резко выделявший их на фоне прочих судебных служащих, выпускников других учебных заведений. Питомцам училища — правоведам — были присущи особый культ законности, самоотверженного служения государству, нетерпимость ко всему, в чем они видели нарушение правосудия. Будущий обер-прокурор полностью разделял этот настрой. Впоследствии в речи на юбилее училища он провозглашал: «Разве говорили нам здесь: «Наслаждайтесь жизнью и таитесь, когда увидите зло и беззаконие, ведайте бумагу, не тревожьтесь о живом человеке, идите доставайте себе чины и почести, поднимайтесь вверх, забирайте силу власти и ведите друг друга к власти и почести?»… Нам говорили: есть правда, и кто верно хранит ее в себе, тот честный человек и верный сын своей родины. Нам говорили: правда… дается трудом, ничего не пренебрегающим, и борьбой с ложью, ложью в целом мире и прежде всего в себе самом»{22}.
После выпуска и поступления на службу правоведы, как правило, держались сплоченными группами, резко выделяясь на фоне окружавшей их бюрократии, а подчас и сознательно противопоставляя себя ей. Не стали исключением и выпускники училища, попавшие на службу в Москву.
После окончания Училища правоведения (1846) Победоносцев-младший был произведен в чин титулярного советника (IX класс по Табели о рангах), вернулся в старую столицу и начал службу в канцелярии VIII департамента Сената — апелляционной инстанции по гражданско-правовым делам для Орловской, Тульской, Тамбовской, Пензенской, Харьковской, Таврической, Екатеринославской и Херсонской губерний. К 1863 году он дорос уже до чина IV класса по Табели о рангах — действительного статского советника и должности обер-прокурора департамента — руководителя аппарата департамента, готовившего судебные дела к рассмотрению в собрании сенаторов. Картина, открывшаяся молодому юристу в недрах судебного аппарата, полностью соответствовала его ожиданиям. По словам Победоносцева, служители канцелярий, «все поседевшие в сенатском деле, все вышедшие из рядов приказных, работали более на себя, чем надело государственное… Немногие возвышались до чистой идеи о честном и добросовестном труде». Правоведы, попадая на службу, встречали «противодействие в массе старого поколения, окружавшей их со всех сторон… ненавидевшей их за то предпочтение, которое им явно оказывали»{23}. Подобное противодействие, казалось бы, должно было обескуражить молодых чиновников, но на самом деле сыграло противоположную роль — подхлестнуло их служебное рвение и нетерпимость к тому, что не соответствовало их представлениям об идеале законности.
В случае с Победоносцевым нагнетанию подобной нетерпимости, видимо, содействовали дополнительные факторы — разночинское происхождение и связанная с ним неприязнь ко всему, что нарушало принцип формального равенства лиц и сословий перед монархом, и ко всем, кто «забегал вперед», надеясь получить привилегии за счет других. Будущий сановник буквально не находил слов для осуждения тех, кому молва при Николае I приписывала роль временщиков. «Этот человек, — писал, в частности, Победоносцев брату Александру о главноуправляющем путей сообщения и публичных зданий П. А. Клейнмихеле, — своей наглостью, бесстыдством и высокомерием почти для всех стал в последние годы ненавистен»{24}. Немало резких слов высказал он и в адрес своего тогдашнего непосредственного начальника — министра юстиции В. П. Панина и даже отправил в 1859 году А. И. Герцену в Лондон для публикации в Вольной русской типографии памфлет, обличавший Панина в самодурстве, произволе, упоении властью, равнодушии к судьбам подчиненных.
За ненавистью Победоносцева к временщикам просматривался еще один мотив — негативное, настороженное отношение к тем, кто уже по факту рождения был (не всегда заслуженно) возвышен над другими, то есть к родовому дворянству. Несмотря на весь свой консерватизм, Победоносцев ни в молодости, ни в зрелые годы не был носителем неких «продворянских тенденций», в чем его нередко обвиняли советские историки. Крепостное право, служившее основой материального благополучия поместного дворянства, вызывало у него неприязнь именно потому, что возвышало одно сословие за счет других. Молодой юрист задавался вопросом, в какой мере в XVIII веке была «сообразна с началом государственным отдача в частное владение десятков тысяч людей, почитавшихся до того принадлежностью государства». Прикрепление крестьян к «душевладельцу», а не к земле оценивалось им крайне негативно. «Власть помещика, — замечал он впоследствии, — …представляется нам явлением, во многих отношениях противоестественным даже для того времени»{25}. По его мнению, ограничение личных свобод, раз уж ему суждено было укорениться в системе социально-политических отношений России, должно было распространяться на все слои общества в интересах государства.
Победоносцев, при разборе судебных дел в Сенате столкнувшийся с недостаточной проработкой вопросов теории российского гражданского права, по собственному почину занялся учено-архивными изысканиями в этой сфере. Усердная работа в московских архивохранилищах (Сенатском архиве старых дел, архиве Московского Судного приказа и др.) помогла молодому правоведу собрать обильный документальный материал, относящийся к истории российского права. Впоследствии эти источники стали основой для ряда фундаментальных публикаций, принесших Победоносцеву славу одного из лучших экспертов по гражданско-правовым вопросам. Безусловно, уединенные кабинетные штудии, архивные изыскания в высшей степени соответствовали складу его личности.
Юридические изыскания, которыми чиновник Сената занимался в 1840—1850-х годах, стали важным стимулом, подпитывавшим его стремление к проведению реформ в судебной сфере. Главным объектом его критики было укоренившееся в России явление, широко представленное и в анналах истории, и в современной ему реальности, — так называемое приказное судопроизводство. Победоносцев даже хотел посвятить истории этого феномена особую работу. Суть такого судопроизводства, восходившего к приказам Московского царства, но надолго пережившего их, заключалась в том, что принятие решений по делам в рамках административных и судебных органов оказывалось в руках родовитых сановников, не разбиравшихся в существе вопроса, готовили же для них решения рядовые чиновники — те самые «приказные» и «подьячие», которые были объектом острой критики Победоносцева. Понятно, что функционирование государственной машины на основе подобных принципов открывало широкий простор для злоупотреблений.