Страница 55 из 74
К появлению в Ревеле Ганнибала состояние фортификационных сооружений на Балтийском побережье изменялось в худшую сторону. Граф Дуглас, шведский офицер, попал в плен при штурме Полтавы, перешел в русскую армию, дослужился до полного генерала, предан суду за «изменническую переписку с Швецией», умер во время процесса в 1741 году. Левендаля не судили, в 1742 году его лишили должности губернатора Эстляндии.
Петр I охотно брал на службу иностранцев, создавал для них наиболее благоприятные условия, предоставлял всевозможные льготы, строил католические и лютеранские храмы; многие иностранцы оставались в России навсегда, ассимилировались, переходили в православие, женились на русских, большинство старательно трудилось в интересах новой родины, изредка встречались и такие, как Густав Дуглас. Левендаль, Дуглас и другие эстляндские начальники Ганнибала оказались на русской службе при Анне Иоанновне, Петр Великий вряд ли бы их взял, но если бы по ошибке взял, то тотчас избавился бы от них. Петр I пригласил Даниила Бернулли, вслед за ним потянулись Эйлер и другие крупнейшие европейские ученые. Император брал на службу тех, кто мог научить русских тому, что они не умели делать, например строить корабли. Петра Великого до сих пор обвиняют в отсутствии патриотизма, в искоренении национальных традиций. Он был самый русский из всех российских императоров XVIII–XX столетий, по крови и по отношению к Родине, к своим обязанностям, положивший жизнь свою на благо Отечества, все, что перенималось им на Западе, видоизменялось и приспосабливалось к российским условиям и в интересах России. Петр Великий сделал Россию европейской державой, заставил с ней считаться, отстаивая ее интересы. Он был самодержец, стремившийся к просвещению, понимавший его достоинства и не страшившийся его последствий для самодержавия; повелевать просвещенными труднее. Перечислить все, что он сделал для России, здесь нет никакой возможности, больше него не сделал никто.
Государев крестник с редким рвением относился к своим обязанностям, чтил закон, яростно боролся с любыми злоупотреблениями, доставалось и обер-коменданту, и губернатору: в донесениях столичному начальству Ганнибал называл содеянное ими своими именами. Таким людям, как Абрам Петрович, всегда и везде приходится трудно: они быстро наживают врагов, они не удобны ни начальству, ни подчиненным, для которых они служат укором и источником дополнительных хлопот. Поэтому Абрама Арапа стремились изгнать из Ревеля не только как чужака; он всем мешал, он был слишком честен и несговорчив, требователен к себе и другим. Попытки выдворить начальника артиллерии из Ревеля путем уговоров и угроз не удались, тогда в ход пошли хитрости и провокации.
Приведем два письма Ганнибала принцу Гессен-Гомбургскому Людвигу-Иоганну-Вильгельму (1704–1745), генерал-директору над фортификациями, генерал-фельдцейхмейстеру.
Письмо от 23 марта 1741 года:
«Светлейший князь, Премилосердный Государь.
Вашей высококняжескои светлости покорно дерзнул объявить: маэор Голмер, обижая меня, подговаривает порутчика Асеева, дабы просить вруской (т. е. в русской крепости) гарнизон, по некоторой к нему, маэору, рекомендацыи, чтоб сдесь место опорожнил для незнакомой некоторой персоны. А понеже оной афицер при здешний артиллерии имеетца лутчеи, кому ж и его желания нет внутрь росеиские гварнизоны итьтит, — того ради вашей высококняжескои светлости покорно молю, чтоб оной порутчик Асеев из Ревеля от команды отлучен не был, и впред чтоб таких пропозицеи, без ихъ прошения, не было. Понеже при ревельской артиллерии в офицерах имеетца самая нужда. К тому ж ныне, по многим от вашей высококняжеской светлости строгим ордерам, велено ревелскои гарнизон укомплектовать служителями по штатному положению, чтоб все было готово. И я ныне имею, со всеми здешними афицеры, во исправлении ревелской артиллерии неусыпной труд…»[448].
Бравый майор-артиллерист Петр Петрович Гольмер мечтал занять освободившееся место начальника артиллерии, этого добивался и губернатор Левендаль, ему требовались везде свои надежные люди. А тут вдруг «сваливается» на них Ганнибал, да еще с таким дурным характером, и рушатся их планы; вот они и набросились на него.
Письмо от 14 мая 1741 года:
«Светлейший князь, премилосердыи государь.
Вашу высококняжескую светлость и премилостиваго государя, уповая на ваше природное великодушие, сим покорно дерзнул утруждат и протом донесть в несносных мне обидах от господина генерала маоэра и обер коменданта Дебринии. Ибо, сначала принятие мною ревелскои артилерискои каманды, беспрестанно от него принимаю не по делам моим, всякие несносные реприманды (выговоры) и изгнание, не так как артиллерии штап афицера, но и последней обер афицер снести того не может как персонал-но мне, так и заочно, и отданными при породе (пароле) письменными приказами. И в том я от своей братьи штап афицеров имею не малое презрение. И хвалитца искать надомною всяких причин, которое уже ево намерение явно происходит ибо ордировал меня, чтоб я с ревелских крепостей излишние сверх штата пушки все снял долой на лагери. И потому ордеру я исполнение учинил, и о том вашей высококняжеской светлости я и репортировал, о запинании снимание пушек, которые уже и сняты были. Також ордировал меня, чтоб я по ревельским морским крепостям определил артилериских служителей к пушкам, и быть им с правиантом безотлучно, денно и ночно, во всякой осторожности. И оной господин генерал маоэр Дебринии публично отпирался от тех ордеров, якобы он такими ордерами меня не ордировал, и то я учинил якобы по своей воли. А потом вторично меня ордировал, чтоб артилериских служителей с морских крепостей свесть, а оставить по малому числу; а пушки, свезенные с крепости чтоб поставить по бастионам в свои места по прежнему. И по оным ордерам я исполняю. Теми переменными ордерами меня и Артилериских обер-афицеров приводить в немалую конфузию и, как можно видить, особливо надо мною ищет, чем бы ни есть меня сгубить. И данную мне от ратуши квартиру всегда иметь намерение у меня отнять для одного приезжаго штапа офицера, которой меня млатчея. И призирая меня всем, якобы я протчих штап афицеров хуже. И в то самое время, в трудах рождение младенца жены моей, призывал от Ратуши служителя, чтоб Ратманы с квартеры меня свели безвременно; и в том ему Ратманы отказали, что оне отводят квартеры по своему рассмотрению, не по ево повелению. — И обо всех вашей высококняжескои светлости претерпеваемых мною в обидах донести окуротно, сим более вашу высококняжескую светлости утруждать не смею. И того ради всепокорнейший вашей высококняжескои светлости молю принять меня, бедного, в свою высокую протекцию, как изволили меня искусно окордовать (аккордовать), и от таких нетерпимых и наглых напатковать меня бедного охранить»[449].
Здесь следует пояснить: обер-комендант Ревеля генерал-майор Адран де Бреш по приказу губернатора Левендаля требовал от начальника артиллерии Ганнибала снять крепостные пушки за три месяца до начала войны со Швецией, Ганнибал противился выполнению этого преступного приказа. 27 июля Швеция объявила России войну. После Ништадтского мира, подписанного 30 августа 1721 года и положившего конец Северной войне, Швеция видела себя униженной. Вслед за кончиной Петра Великого шведские дипломаты предпринимали попытки пересмотреть условия мирного договора, конфликт зрел и требовал разрешения, это особенно ощущалось на Балтике. Крепостные сооружения нуждались в реконструкции и срочном ремонте. Весной 1740 года из столицы пришло распоряжение: прибалтийские крепости «в надлежащую исправность и оборону приводить с возможным поспешанием»[450]. Испытывая недостаток в специалистах, именно тогда Миних содействовал возвращению Ганнибала в армию. Принц Гессен-Гомбургский благоволил Ганнибалу, получив послание Ганнибала, он в тот же день отправил в Ревель письмо, о содержании которого мы можем судить по ответу на него де Берни, датированным 25 мая 1741 года:
448
Письма Абрама Ганибала. С. 15.
449
Там же. С. 15–16.
450
Леец Э. Абрам Петрович Ганнибал. С. 102.