Страница 87 из 91
«Человек, который нашел себя, он счастливый человек. Это не всегда удается, но сами поиски себя уже доставляют удовлетворение, и ты становишься другим», — подчеркнул ветеран.
Речь зал встретил овациями. Вернувшись на свое место, писатель вместе с президентом поднял бокал шампанского».
«Я дважды присутствовал в Константиновском дворце на торжественных церемониях его награждения.
Первый раз — когда Дмитрий Медведев, который был тогда президентом, награждал его орденом Андрея Первозванного. Сам орден после награждения под охраной сейчас же повезли в Эрмитаж, а ему вдели в петлицу маленькую голубую розетку. После вручения Медведев сказал Гранину: «Даниил Александрович, пойдемте посекретничаем» — и увел его в другую комнату.
А во второй раз — когда Путин привез в Петербург Государственную премию для вручения Гранину, поскольку он уже себя плохо чувствовал и не мог приехать в Москву. После награждения премией он себя так плохо чувствовал, что на обратном пути в город рядом ехала машина скорой помощи.
Ночью он позвонил мне.
— Мне было так плохо, — сказал он, — что я даже не помню, что я говорил. Не говорил ли я какой-то чепухи?
— Ты говорил, как всегда, очень хорошо, — сказал я.
И это было абсолютной правдой. Это было его последнее выступление.
Вскоре после этого он попал в больницу и из нее уже не вышел.
…Я много раз лепил его портреты в разные годы. Они находятся сейчас в разных местах, связанных с его именем, и в Русском музее. Каждые пять лет я дарил ему шуточные скульптуры, которые стоят у него дома. А у меня дома на полках стоят все его произведения, и на каждой книге — его автограф. И эти автографы представляют собой небольшие литературные произведения.
А сейчас я работаю над проектом памятника Гранину, который по решению правительства должен быть установлен в Петербурге в 2019 году — в год его столетия. Неважно, кто выиграет конкурс — важно, чтобы это был памятник, достойный этого замечательного человека».
«С Даниилом Александровичем мы познакомились в середине 90-х годов. В 1997 году он стал почетным доктором Санкт-Петербургского Гуманитарного университета профсоюзов. Это звание не было для писателя чем-то формальным: он несколько раз в год бывал в СПбГУП, общался с профессурой и студентами. К столетию своего почетного доктора университет подготовил книгу его выступлений — более 60 текстов, посвященных волнующим автора проблемам.
Помимо публичного общения, нас связывали с Даниилом Александровичем и добрые личные отношения. Один-два раза в месяц мы обедали вместе, говорили о насущном. Я быстро понял, что подобные беседы являются одной из особенностей его творческого метода. Гранин обсуждал, проговаривал интересующую его фактуру жизни в своем кругу — иногда по несколько раз, с разными людьми. Наблюдал за реакцией, что-то для себя уточнял. Потом писал или не писал. «Я писатель больше слушающий, чем говорящий» — так он говорил о себе. Ему была интересна жизнь во множестве ее проявлений. И каждый раз, отталкиваясь от деталей, казалось бы, мелочей, он стремительно взлетал в понимании реальности до вершин философского взгляда на мир.
Свежа в памяти наша последняя встреча, 14 мая 2017 года. Патриарх передвигается с трудом, но мыслит замечательно: «В раю диссидентов не бывает. Всех все устраивает». Такие высказывания побуждают к диалогу. Спрашиваю: вот диссиденты — они в раю вынуждены замолчать, или это такие неисправимые склочники, что их туда не пускают, чтобы не мешали приличным людям? Хитрый Гранин этот мой вопрос оставляет без ответа, что за обеденным столом несложно. Просто улыбается.
Ему очень нравится речь Трампа в Конгрессе («Его волнует в первую очередь благополучие жителей своей страны. Так и нужно себя вести»), интересует общественная дискуссия об уроках Октябрьской революции 1917 года («Надо организовать обсуждение в СПбГУП»), не нравится передача Исаакиевского собора РПЦ (даже цитировать не буду, ужасно не нравится…).
Даниил Александрович продолжает: «Раньше и в сознании людей, и в литературе присутствовала масса нечисти. Бесы и прочее. Теперь нечисть осталась без работы и исчезла. Не выдержала конкуренции с той, что расплодилась в жизни». Главные бесы в нынешней жизни, по Гранину, пожалуй, чиновники. Вот об одном из очень больших начальников: «Система превратила (называет имя) в противного человека. Смотреть на них невозможно. А ведь были приличными людьми, честными. Вот зачем они уничтожают науку? Хотят командовать учеными. Встроить в вертикаль власти. Хотят контролировать закон Ома. Чтобы электроны двигались под их руководством. Они понимают, что электроны им подчиняться не будут? Понимают. Но ученые должны делать вид, что закон Ома подвластен чиновникам».
«В стране происходит внутреннее бегство. Люди не уезжают по разным причинам, но не хотят иметь с этой публикой никакого дела», — и все это Даниил Александрович говорит с удивительной иронией, насмешкой над злом.
Злости нет. Есть сожаление…
Буквально перед этой встречей смотрел старинный фильм по его роману и сценарию — «Иду на грозу». Делюсь восторгом: молодые Лановой и Белявский в главных ролях. Теперь таких актеров уже не бывает (нынешние в основном типичные ребята из пивбара). А там оба — поразительной, неземной энергетики и благородной красоты ученые-полубоги. Невероятная по нынешним временам драматургия конфликта, борьбы между добром и злом. Битва за идеалы науки против приспособленцев, проходимцев. Низость и величие человека.
Говорю автору с восхищением, что оторваться от экрана было невозможно. Теперь таких фильмов просто не делают, никто не может. А Даниил Александрович отвечает: «Сейчас искусство лишилось смысла. Не знает, о чем говорить с людьми. Хочет получать деньги. Но это не может быть смыслом разговора…» Понятно, что мой собеседник не собирается грести всех под одну гребенку, но суть обшей тенденции формулирует четко.
…А закончил Даниил Александрович эту встречу пушкинской цитатой: «Самостоянье человека — залог величия его».
«3 июня президент Путин вручал Гранину Государственную премию в Константиновском дворце в Стрельне. 4–5 июня писатель лежал с температурой. На вопрос: «как Вы?» отвечал:
— Если честно, неважно, Нина, я устал… Я устал от всего, от всех. Все хотят от меня чего-то, о чем-то просят, подпишите, защитите, заступитесь, я устал, ты веришь? Мне тяжело…
…Он хотел в Комарово на дачу. Хотел еще писать.
Осенью 2016 года мы задумали диалоги для «Новой» — «Дома у Гранина». Экономисты, академики, металлурги, писатели — я к каждой беседе готовилась и придумывала десятки вопросов. Приходила заранее. Гранин просил показать мои заготовки. Брал рукописи. Пробегал глазами. Переспрашивал. Уточнял. Иногда возвращал бумажки. Иногда рвал и выбрасывал в урну возле кресла. Меня трясло: всё, конец! Полное фиаско! А гость на пороге…
Но Гранин, даже если больной полудремал в кресле, открывал в себе 115-е дыхание и затевал разговор, и вел его, и я почти не вмешивалась.
…Он — образца 1919 года — в Бога не верил. Его слова: «Я родился, вырос и рос при Советской власти. Был убежденным атеистом. В первый раз усомнился в своем атеизме после войны. У меня никого в живых не осталось из одноклассников, одногруппников, однополчан. А я выжил. Почему? Зачем? Кому это было нужно? Потом я недавно тяжело болел, лежал без сознания неделю, врачи поставили на мне крест, и друзья приходили со мной попрощаться. Я был обречен. Почему я выздоровел? Не знаю. И врачи не понимают. Они мне сказали: «Даниил Александрович, Вы нарушаете все законы медицины». Но так случилось. Я благодарен за это. Богу? Небу? Судьбе? Называйте — как хотите».