Страница 71 из 74
Слева направо: Евгения Кара-Мурза, Владимир Кара-Мурза и Вадим Прохоров (© VADIM PROKHOROV)
Отработав 15 сроков в Палате представителей Конгресса США, Дана Рорабахер из калифорнийского округа Ориндж в 2018 году потерпел поражение от демократа Харли Руда. После этого он переехал в Йорк, штат Мэн, где вместе с Полом Берендсом, своим бывшим сотрудником, создал лоббистскую фирму «Р&Б Стрэтеджиз». 13 декабря 2020 года Берендс скончался в возрасте 62 лет. Причиной смерти стала тяжелая травма головы, полученная в результате падения возле своего дома в Вирджинии. Представитель Рорабахера заявил, что нет никаких оснований полагать, что смерть Берендса была насильственной и как-то связанной с Россией.
Что касается моих друзей в этой истории, то у большинства из них всё более-менее хорошо.
Николай Горохов с супругой Юлей по-прежнему живет и работает в Москве. Их дочь Диана уже стала взрослой. Николай чувствует себя довольно хорошо, но тяжелая травма головы, полученная при падении, не прошла бесследно — его зрение медленно угасает.
Владимир Кара-Мурза продолжает летать по миру, разъясняя необходимость введения санкций по закону Магнитского и добиваясь справедливости в отношении Бориса Немцова. Несмотря на отравление и мои попытки отговорить его, он по-прежнему проводит большую часть времени в России, борясь за свободу и демократию в своей стране. В начале 2017 года его снова отравили, и его вновь спас тот же врач, Денис Проценко.
В отчете за 2021 год агентство «Беллингкэт» (Bellingcat), базирующееся в Лондоне и занимающееся расследованиями при помощи анализа данных из открытых источников, выявило четырех сотрудников ФСБ, стоявших за отравлениями Владимира. Двое из них следили за ним в Казани в мае 2015-го. Они же были причастны к отравлению других российских диссидентов и оппозиционеров, включая Алексея Навального.
Вдова Сергея Магнитского Наташа и его сын Никита всегда в моих мыслях, хотя я мало упоминал о них в этой книге.
С момента гибели Сергея я поклялся не только добиться справедливости, но и заботиться о его семье. С первого дня я хотел вытащить Наташу и Никиту из России. Никитке тогда было восемь. Я знал, что оставаться там им было опасно, и чувствовал, что смогу лучше позаботиться о них, если они будут рядом с нами.
Но Наташа была полна решимости остаться. Она считала, что Никите будет лучше в России. Когда Сергея не стало, она обращалась к врачам и психотерапевтам за советом, как помочь Никитке пережить эту жуткую травму. Все говорили одно — ребенку необходима стабильная обстановка. Но забрать Никитку и переехать в Лондон, где у них не было ни родных, ни дома, ни школы, к которой он привык, оказаться без языка в незнакомой культурной среде, было прямой противоположностью той стабильной обстановке, в которой нуждался Никита. И всё же со временем стало ясно, что ее решение остаться в России было ошибкой. Чем активнее мы разоблачали людей, стоявших за убийством Сергея и аферой с 230 миллионами долларов, тем активнее власти искали объект для мести, и, естественно, в России Наташа стала их главной мишенью.
17 августа 2011 года в дверь Наташиной квартиры позвонили. Она была на кухне, убиралась после завтрака. Никитка уже был в школе. На пороге стоял почтальон с телеграммой. Она расписалась в получении. Это была повестка из МВД России о вызове на допрос. В последнем параграфе указывалось: «В случае неявки в указанный срок [...] вы можете быть подвергнуты приводу».
Наташа рухнула на стул, нервы сдали, и ее начало трясти. Ей велели явиться на допрос по уголовному делу, возбужденному против Сергея уже после его смерти.
Узнав об этом, я снова попытался уговорить ее уехать, но тщетно. Ее травма мешала ей видеть вещи такими, какие они есть. Я не смел давить, настаивая на отъезде, и должен был дать ей время. Несмотря на все наши опасения, 26 августа 2011 года Наташа пошла в Следственный департамент МВД РФ, расположенный в центре Москвы, на углу Большой Никитской и Газетного переулка. Подойдя к зданию, она вдруг поняла, что они с Сергеем много-много раз проходили мимо этого дома по дороге на концерты классической музыки в консерватории.
Следственный департамент размещался в красивом бледно-желтом здании XIX века, и на нем не было никаких вывесок.
Ее адвокат уже прибыл, и вместе они вошли в здание. Дежурный офицер провел их по коридорам и узким лестницам, мимо закрытых кабинетов и складских помещений. Наконец они дошли до комнаты, где ее собирались допрашивать. Там была пара небольших столов, стоявших друг против друга. Места едва хватало для двух человек, а здесь предстояло разместиться Наташе, ее адвокату, следователю и специалисту-видеотехнику. Вдоль стены напротив замызганного окна стояли шкафы, и повсюду валялись папки. На стене висел прошлогодний календарь, и под ним в рамке Путин.
Следователем, точнее, следовательницей оказалась располневшая тетка средних лет с крашеными огненно-рыжими волосами, которая почему-то нервничала не меньше Наташи. Зачитав права, она вручила Наташе странный документ. Вместе с адвокатом они ознакомились с ним: Наташе присваивался статус «законного представителя умершего обвиняемого». Это была совершенно нелепая, выдуманная юридическая конструкция, отсутствующая в российском законодательстве. Умершие люди не могут привлекаться к ответственности, поэтому им и не нужен законный представитель. Министерство внутренних дел просто придумало это специально для Наташи.
Сидя на неудобной металлической табуретке, Наташа достала подготовленное заранее заявление и зачитала его, прежде чем тетка успела открыть рот. В нем она осудила посмертное преследование Сергея и закончила словами: «Продолжение уголовного преследования умершего человека противозаконно, бесчеловечно и безнравственно, поскольку он не может себя защищать... Я не буду отвечать ни на один вопрос следователя».
Тетка проигнорировала заявление и начала допрос. Для начала она потребовала назвать имена, адреса проживания, номера телефонов и другие данные всех, кто был связан или работал с Сергеем или Наташей.
Наташа смотрела на нее с каменным лицом и не произносила ни слова.
Дальше следовательница попросила Наташу признать законность ведения уголовного дела против ее мертвого мужа.
Снова тишина.
Тот же вопрос, но по-другому.
Тишина.
Видя, что кнутом не выходит, тетка решила попробовать пряником, сказав Наташе, что если та будет сотрудничать, то сможет истребовать от государства причиненный ей ущерб. Эта разводка была смехотворной еще и потому, что государство ни за что не признало бы своей вины в смерти ее мужа, не говоря уже о какой-то компенсации.
Ну и напоследок тетка прямо попросила Наташу признать Сергея виновным от своего имени в ее «новом статусе».
Именно этого они и добивались. Если бы они смогли дожать Наташу и заставить ее оговорить Сергея, то тогда, объявив его преступником, они на тарелочке с голубой каемочкой отправили бы дело в суд, и всё было бы шито-крыто! Настоящие преступники, похитившие 230 миллионов долларов из казны, будут разгуливать на свободе.
Наташа ничего не ответила.
Так она держалась все 2 часа 39 минут допроса, прежде чем тетка решила закончить.
В тот момент, когда они с адвокатом собрались уходить, следовательница подошла к одному из шкафов и, вытащив из него бумажку, положила ее перед ними на стол. Это была новая повестка, в которой Наташе предписывалось явиться на допрос 29 августа, а фраза в конце гласила: «В случае неявки в указанный срок [...] вы можете быть подвергнуты приводу».
Наташа вышла из здания, пообещав себе, что, несмотря на угрозы, она никогда не вернется сюда.
Я вновь пытался убедить ее уехать и не мог понять, почему она отказывается.
29 августа она осталась дома и ждала, когда за ней приедут менты, чтобы «подвергнуть приводу». Но этого не случилось.