Жатва

Осторожно, стараясь двигаться бесшумно, я поднялся с дивана. Из одежды, помимо больничного халата на голое тело, я так пока ничего и не раздобыл, так что пришлось набросить на плечи махровый плед с дивана – в комнате все еще было довольно холодно.

Медленно повернул дверную ручку…

Свет исходил от старинной стеклянной лампады, стоящей на углу одного из смотровых столов. Вещь эта настолько выбивалась из окружающей обстановки, что я невольно зацепился за нее взглядом. Продолговатая стеклянная колба, внутри которой трепещет язычок живого огня. Витиевато украшенная металлическая оправа с рукояткой, позволяющей переносить лампу за верхнюю часть.

На другом краю стола, небрежно сдвинув в сторону простыни, сидел мужчина в потрепанном кожаном пальто со стоячим воротником, скрывающим большую часть его лица. Резную деревянную дудку он держал осторожно, кончиками пальцев, будто боясь повредить.

Заметив меня, он встрепенулся и прекратил играть. Улыбнулся, как старому знакомому.

– О, я тебя разбудил? Извини, не хотел. Хочешь выпить?

Он протянул темную стеклянную бутыль без этикетки, в оплетке из толстого шпагата.

Пить и правда хотелось зверски. Но прежде чем подойти к незнакомцу, я настороженно огляделся по сторонам.

В зале морга больше никого не было. Ну, точнее, больше никого живого. Снаружи не доносилось никаких звуков. Буря утихла? Хорошо бы. Надо выбираться отсюда. Добраться до своих вещей, до телефона, позвонить Ольге, спросить, узнать, как они там с Лиской…

Я невольно вздрогнул и поежился – частично от холода, но больше из-за мыслей о дочери. Успели ли они с Ольгой укрыться? Или, может, их вообще все это не коснулось? В глубине души до сих пор хотелось верить, что все это – лишь сон или бред после наркоза.

Но вряд ли. Все взаправду. И даже этот вот странный тип передо мной – точно реален.

Незнакомец молчал, разглядывая меня с неприкрытым любопытством и продолжая держать бутылку в вытянутой руке. Улыбка его была открытой, обезоруживающей. Хотя сам он производил какое-то двойственное впечатление. Я его поначалу за бомжа принял из-за потертого плаща. Но, похоже, ошибся.

Постарше меня. Лет, наверное, сорок пять – пятьдесят. Взъерошенные черные волосы с проседью, короткая бородка, обрамляющая породистое холеное лицо. Нос с горбинкой, изящный росчерк бровей. Такое лицо больше подходит какому-нибудь аристократу.

– Вы кто такой вообще? – спросил я, наконец, принимая из его рук бутылку.

– О, просто уставший скиталец. Я не хотел тебя напугать.

– Да я и не боюсь, – буркнул я и сделал осторожный глоток.

Вино. Судя по ярко выраженному букету – красное, с добавлением каких-то пряностей. Я сделал еще пару больших глотков и чуть не причмокнул от удовольствия. Не очень разбираюсь в алкоголе, употребляю редко. Но уж точно не пил ничего вкуснее.

Я с трудом оторвался от бутылки и вернул ее незнакомцу.

– Нет, нет, оставь себе, – отмахнулся он. – Тебе еще пригодится.

– Спасибо. Так кто вы? Имя-то у вас есть?

– Имя? – рассеянно переспросил он. – Да, конечно. Сколько угодно имен. Но большинство из них ничего тебе не скажет. К тому же, неужели это действительно то, что тебя сейчас интересует больше всего?

– И то верно, – осторожно проговорил я, делая еще один глоток из бутылки. Покосился на дверь в дальнем конце зала. Я ведь запирал ее. Обе двери. Или тут есть еще входы?

Мужик в плаще неотрывно смотрел на меня, разглядывая, будто диковинное насекомое. Взгляд был вроде бы и не враждебный, но какой-то… нездоровый. Еще и глаза разного цвета, я только сейчас заметил эту странность. Правый глаз темный, почти черный, левый – почему-то зеленый.

Кажется, у него с головой не совсем в порядке. Какой-то городской сумасшедший?

– Вы знаете, что творится там, снаружи? – спросил я. – Буря уже утихла?

– Да, почти полностью. Первые часы жатвы самые жуткие. Оно и неудивительно. Ткань мироздания трещит по швам под натиском слепого пожирателя, – он неодобрительно покачал головой и цокнул языком. – Они думают, что приручили его. Что используют его силу в своих целях. Но когда-нибудь они доиграются.

Блин, да что ж ты такое несешь? Точно какой-то сумасшедший. Остается надеяться, что не буйный.

С психами, насколько я знаю, лучше вести себя осторожно, делая вид, что все в порядке. И пытаться вывести их на разговор о чем-то конкретном, приземленном. Поэтому я снова вернулся к теме бури, но перефразировал вопрос.

– Так что думаете – там, снаружи, уже безопасно?

– Безопасно? – снова медленно переспросил незнакомец – с некоторым удивлением, будто обкатывая это слово на языке. – Нет, мой друг. Боюсь, тебе надолго придется забыть, что значит безопасность. Хотя…

Он огляделся.

– Здесь, пожалуй, неплохое укрытие. Если останешься и как следует укрепишь выходы – есть шанс продержаться. День. Может, даже два.

– Торчать здесь я точно не собираюсь.

– Почему? Разве ты не хочешь выжить?

– Хочу, конечно. Но я не могу прятаться здесь до бесконечности. Мне нужно отыскать дочку и бывшую жену, убедиться, что с ними все в порядке.

– Снова боюсь огорчить тебя, но вряд ли с ними все в порядке. Три четверти гелотов гибнут в первый же день жатвы. А из оставшихся еще половина разделяют их участь чуть позже. Увы, это своего рода дань слепому пожирателю. Таковы правила игры.

– Ну, ты накаркай еще! – зло огрызнулся я. Незнакомец окончательно перестал вызывать симпатию. – Для начала я их найду, а там посмотрим. Могу я взять твою лампу? Надо поискать кое-что, а в темноте не очень удобно.

Он пожал плечами и снова принялся наигрывать на своей дудочке.

Я взял лампаду и перенес ее в соседнюю комнату – туда, где до этого видел ряд узких вертикальных шкафчиков, похожих на те, что обычно устанавливают в раздевалках.

Да, так и есть. Раздевалка. Часть шкафчиков занята под всякое барахло, но в трех из них я нашел одежду – более-менее подходящие по размеру джинсы, футболку, какую-то мешковатую толстовку. Даже кроссовки мужские нашлись. Немного великоватые, но все равно это куда лучше, чем ничего. Да и временно все это. Мне бы до своей палаты добраться, а там уж переоденусь.

Я и сам не заметил, как попутно допил вино, подаренное незнакомцем. Пустую бутылку поставил на пол около стены. Опьянения почти не почувствовал – голова немного закружилась, но быстро прошло. А вот чувство голода преследовало все настойчивее.

Самому флейтисту тем временем, похоже, надоело сидеть, и он начал прохаживаться по моргу, тяжело грохая каблуками – так, что по всему залу эхо прокатывалось. В кирзачах он, что ли? Или в берцах каких-нибудь тяжеленных, с набойками…

Когда я вернулся в основной зал, незнакомец как раз остановился рядом с одним из тел, откинул ему простыню с головы. Причем покойника рассматривал все с тем же неприкрытым, искренним интересом – так дети смотрят, которым еще не объяснили, что это не совсем прилично. Хотя, Лиска у меня до сих пор такая. Любопытная варвара…

Воспоминания о дочери снова резанули тревогой. Верить в худшее не хотелось. Да, снаружи сегодня ночью творилось что-то страшное. Но я же, к примеру, выжил. Надо надеяться, что и с ней все в порядке. И если она жива – я должен быть рядом, и как можно скорее.

– Ты все же собираешься наружу? – оторвавшись от своего сомнительного зрелища, спросил мой незваный собеседник.

– Я же уже сказал, – раздраженно отозвался я. – Мне нужно отыскать моих близких.

– Да, да… – рассеянно кивнул он, задумчиво пройдясь между столами. – Но это может немного нарушить наши планы…

Походка у него была какая-то странная – он выгибал спину, смещая центр тяжести чуть вперед. Длинный кожаный плащ, весь в потертостях и прожженных пятнах, скрадывал его фигуру. Но я, почуяв неладное, осторожно сделал шаг в сторону и заглянул вниз, на его ноги.

Так вот почему он так грохочет при ходьбе. Это у него не каблуки.

Копыта.

По спине пробежал холодок. Никогда не верил во всю эту потустороннюю ерунду, но после вчерашнего уже во что угодно поверишь.