Страница 35 из 46
— Это как минимум странно, мам… — вклиниваюсь в ее монолог, но лишь сильнее раззадориваю.
— Ты видела, какие у него часы? А как глаза блестели? Само в руки идет. Сегодня же напои его и поезжай в гости. Такие шансы на дороге не валяются. В твоем случае — это вообще несказанное везение, дуреха!
— А как же любовь? — откровенно издеваюсь, и мама нервно поводит плечами:
— Нет ее. Поумничай мне еще…
Молча глотаю сок. От кислятины сводит скулы.
Я бы задала ей сакраментальный вопрос, почему в таком случае она, как ненормальная, цеплялась за моего никчемного отца, но благоразумно прикусываю язык. Грандиозный утренний скандал не входит в мои планы.
***
Ровно в десять, как и условились, за забором раздается шуршание шин, мама, предусмотрительно на меня шикнув, натягивает приторную улыбочку и, всучив рюкзак, выталкивает к калитке. Сердечно приветствует вышедшего из авто Диму — в кипенно-белой футболке, светлых джинсах и черных очках, и тот обращает ко мне сияющее лицо.
— Привет, Майя. Как дела?
— Н-неплохо… Привет! — заикаюсь и заправляю за ухо надоедливую прядь. Ни дать ни взять непуганая девственница, робеющая перед властным героем из бульварного романа. Однажды мы с Тимуром весь вечер посвятили их чтению и ржали, как ненормальные.
Он тяжеловесно красив, каждым жестом транслирует снисхождение и готовность разрулить все мои проблемы, он слишком хорош для меня, нет смысла даже пытаться…
Знаю наперед: общение наше скоро закончится, и заранее подбираю слова, чтобы при первом же удобном случае технично слиться.
Топчусь на месте, рассматриваю пыльные кеды и извожусь от маминой болтовни и топорной актерской игры — она изображает перед Димой радушную хозяйку, любящую родительницу, свою в доску чувиху, и это поистине ужасно.
Нагрузив в дорогу напутствиями и пакетом скороспелых яблок, она подается ко мне и вдруг обнимает. На миг я верю в искренность ее порыва и едва не даю волю слезам, но тут же усмехаюсь от досады и разочарования — как бы не так…
— Я сказала: только попробуй… — шипит она, засовывая в мой карман пару мятых купюр. — Только попробуй его упустить!..
— Мам, я тебя поняла!.. — Вспоминаю о деньгах, оставленных Эльвирой на кухонном столе, и резко отшатываюсь. Улыбаюсь Диме, игриво машу рукой и, протиснувшись в гостеприимно распахнутую дверцу машины, устраиваюсь на переднем сиденье. Он вальяжно опускается рядом, поворачивает ключ зажигания, наглухо задраивает окна.
Урчит мотор, пасторальные пейзажи медленно приходят в движение, а я погружаюсь в тяжелые думы.
Пока я прячусь от собственноручно сотворенных косяков и зализываю раны, Тимур ищет ответы. И наверняка сегодня же явится, чтобы потребовать объяснений.
Я злюсь на него. Я его ненавижу!
За упрямство и упертость. За проницательность, мудрость и рассудительность. За внешность, познания, навыки и таланты. За все моменты доверия, тепла и счастья, что он мне подарил.
За тонированным стеклом пролегают зелено-желтые поля и поселки с черными заплатками огородов, тихая музыка — слишком легкая и невесомая — вместе с кондиционированным ветерком летает по салону, пробирается за шиворот и вызывает дрожь.
Дима постукивает по рулю пальцами, самодовольно ухмыляется и время от времени кивает мне, будто наши отношения — уже свершившийся факт.
Я рядом с этим взрослым состоявшимся мужчиной.
Идеальная картинка идеальной жизни.
Откидываюсь на подголовник и расслабляюсь, отгоняя ощущение чужой параллельной реальности, странного бессмысленного кино, куда меня вклеили при помощи монтажа.
Черт возьми, почему нет?..
Почему бы не представить другое будущее — правильное и светлое, в котором мы с Тимуром не держимся друг за друга мертвой хваткой?..
Прикрываю глаза и глубоко дышу.
Если он не внемлет моим доводам и не отвалит, я уничтожу его. Ударю. Закачу истерику. Расцарапаю лицо.
Отдираю яркое покрытие с очередного ни в чем не повинного ногтя, и внезапно понимаю, что Дима все это время что-то мне увлеченно рассказывает.
Расплавленный жарой город огромным ощетинившимся зверем выскакивает из-за холма, слепит оконными бликами, оглушает моторами, басами ультрамодных бэнгеров и ревом клаксонов, забивается в ноздри пылью и смогом.
Дима эффектно выруливает с шоссе на второстепенную улицу, уточняет мой адрес, но я рассыпаюсь в благодарностях и прошу высадить меня у остановки.
Я не на шутку опасаюсь, что во дворе ждет Тимур — сидит на лавочке у подъезда, пугая соседок габаритами, нелепой одеждой и мрачным видом.
— Все в силе? В семь на набережной, — напоминает Дима, поправляя очки с непроницаемо-черными стеклами, и я улыбаюсь:
— И ни минутой позже! Встретимся у фонтана. Как в кино…
Не хочу никакой романтики и прогулок под луной, но так до вечера появляется цель, и она не позволит развалиться на части, даже если прямо сейчас мне предстоит взглянуть Тимуру в глаза и, не дрогнув, плюнуть в душу.
На затекших ногах ковыляю во двор, полупустой рюкзак тянет к земле, тени ветвей переплетаются с трещинами асфальта, неминуемо приближая меня к развязке.
Я почти осязаю надежное присутствие Тимура и аромат пахнущего летом парфюма, но у скамеек, в лифте и на лестничной площадке никого нет.
Его нет…
Вздыхаю — разочарованно и облегченно, достаю ключи и, повернув их в замочной скважине, вваливаюсь в тихую пустую квартиру.
Я уезжала на пару суток, но все непоправимо изменилось.
Сколько не убеждай себя, что жизнь просто вернулась в привычное русло, это не так…
Разуваюсь и ставлю кеды на полочку. Замечаю пустоту там, где недавно болталось ненужное плюшевое сердечко, и фантомная радость сменяется тянущей грустью.
Неприкаянно брожу по притихшим помещениям, забредаю на кухню и без сил опускаюсь на стул.
Привычно гудит холодильник, шторки, влекомые сквозняками, кружатся в медленном вальсе, кафель беззвучно гладят солнечные зайчики. Обманчивое ощущение покоя порождает мысль, что Тимур только что был здесь — вышел в супермаркет за любимым дошиком и мятной жвачкой, и скоро вернется — с пакетом и огромной охапкой розовых роз.
Будущее без него больше не кажется чем-то далеким и абстрактным. И черная пропасть одиночества неумолимо разрастается, угрожая затянуть меня в свои мертвые глубины.
Деньги нетронутыми лежат на столе, от них исходит сладкий запах духов Эльвиры.
Я ведь действительно виновата перед ней — творила гнусности с ее сыном и стала причиной их ссоры. Он наверняка наговорил матери много лишнего. Из-за меня.
Господи, зачем?..
Весь день, не меняя позы эмбриона, валяюсь на диване, прислушиваясь к шагам в подъезде и вздохам лифта, невидящими глазами гляжу на красивые лица корейских актеров из многообещающего онгоинга, считаю минуты до вечера…
Стрелки бабушкиного будильника подползают к пяти; вытянув себя за шкирку из болота раскаяния и апатии, я плетусь в душ.
Тщательно сушу волосы, собираю их в подобие прически и надолго зависаю перед распахнутым нутром платяного шкафа. Готовлюсь к свиданию — настоящему, по всем правилам. С мужчиной, которого одобрила мама. И с которым, не опасаясь осуждения, можно показаться везде и всюду.
От волнения дрожат губы.
Однако стоит признать — вызвано оно не предстоящей встречей с Димой, а ожиданием, что Тимур вот-вот позвонит в дверь.
Но он не звонит. Хочется реветь.
Я такая жалкая…
Открываю ноутбук, нахожу подборку старых клипов и включаю для фона. Прищурившись, подвожу опухшие глаза и оттеняю веки темно-коричневым карандашом.
Но ролик быстро заканчивается, и, вместо сгорбленного над гитарой Кобейна, на экране возникает грозный психолог с подробным рассуждением на тему: «Как понять, по-настоящему ли вас любит мужчина».
«…Принимает такой, какая вы есть… — монотонно бубнит он. — …Слушает и слышит. Не пытается переделать под себя…»
«…Уважает ваши интересы…»
«…Разделяет их…»
«…Заботится о том, чтобы вы получали удовлетворение в постели…»