Статьи о литературе

Константин Бясов-Деканосидзе

Статьи о литературе

● 

Горькие и толстые

Горький полностью изменил само понимание эпопеи своей Жизнью Клима Самгина. До него в крупных произведениях, описывающих значительный период времени и важные события истории, с героями наблюдалась проблема сумбура. Авторы вводили максимально возможное число персонажей из разных общественных классов. В свою очередь, читателю приходилось, часто с трудом, вникать в эту палитру красок. И далеко не всегда это было интересно и легкочитаемо.

Горький же поступил проще и разумнее. Будущий основатель соцреализма ввёл в эпопею моновидение. Он поставил фоном – и это было впервые в мировой литературе – главного героя, а основной сюжетной линией – социальную жизнь, историю страны. Причём персонаж этот почти полностью лишён свойств. Однако писатель сделал это так тонко и психологично, что у читателя нет ощущения, что, во-первых, он листает хроники или учебник истории или, во-вторых, читает роман о каком-то недочеловеке, черты которого и описать-то невозможно.

Да, Клим Самгин – никакой, он тот самый человек без свойств, который чуть позже, после Горького, станет серьёзным объектом изучения в ряде литературных направлений. Именно потому, что таких людей очень много в действительности и они только и делают в жизни, что наблюдают, не принимая участия ни в чем. Но зато Самгин рассказывает нам все самое важное.

Алексей Максимович отправляет своего главного героя именно туда, где происходят важнейшие события страны на стыке веков, и именно через восприятие Самгина мы черпаем информацию о русской революции 1905 года, о Ходынке, о Первой мировой и т. д. Самгин переживает, радуется и страдает, размышляет, а мы, как читатели, волнуемся о нем и его товарищах, а не о стране в целом.

Горький с Самгиным, этим пустым, но очень наблюдательным человеком, проникает повсюду. Глазами этого "шпиона" мы видим жизнь, быт и хозяйство совершенно разных людей. Более того, мы узнаем, о чем они думают, что им интересно, что они любят и что их раздражает. Мы проникаем в деревенские дома, усадьбы, городские квартиры. Прогуливаясь по площадях и улочкам, посещая различные заведения, слышим, о чем говорят люди, что их волнует. И мы верим этому. Потому что это правда. Потому что эта информация до нас мастерски донесена. Но не все так умеют.

Гораздо хуже получилось у Алексея Николаевича Толстого в Хождении по мукам. Тупо, прямолинейно, даже пошло. Разумеется, это вкусовщина, моя личная вкусовщина, поэтому я никоим образом не призываю сейчас же закрывать произведения Красного графа или, хуже того, выбрасывать или сжигать их. Нет конечно же. Да и безусловно, что, прочитав мою графоманию, этого никто не сделает. Я в этом уверен и именно эта уверенность позволяет мне писать такие "гадости" про великого советского писателя. Так что простите мне мою вкусовщину, ну не люблю я эпопеи Алексея Николаевича. Не верю им. Но, с другой стороны, у Толстого есть, на мой взгляд, свои преимущества, о которых будет сказано чуть ниже.

Тем не менее, никак А. Н. Толстой не прикрыл или не смог прикрыть тот факт, что он описывает историю государства. Нет той самгинско-горьковской тонкости восприятия и передачи информации и чувств. Даже в Петре Первом, тоже вполне себе эпопее, мы наблюдаем людей у церкви, требующих старой веры. Именно в тот момент чтения, кстати, лично я перестал верить Алексею Николаевичу. Потому что так, как он описал, не бывает. Ну не появляются староверы только потому, что каким-то людям не понравились нововведения Никона и они решили поныть на эту тему на улице. Старой веры, мол, хотим. Проблема гораздо тоньше и глубже, и начинать её раскрытие нужно было с выяснения причин, по которым сам патриарх пошёл на известную реформу. Но Красному графу это было не очень интересно, видимо, да и, с другой стороны, религиозная тематика в молодом советском государстве была не в тренде, мягко говоря. Поэтому автор Буратино в двух словах показал, как, по его мнению, возникло движение староверов. Но примерно так же лаконично и бессодержательно он показывает и все остальное, в том числе монархистов, анархистов, эсеров и всех остальных. Та же Аэлита у него вышла намного более живым и реалистичным персонажем.

При всем при этом конечно же нельзя не отметить величие Алексея Николаевича как разностороннего и талантливого человека. Ведь создать произведения, которые одинаково сильно могут понравиться как детям и подросткам, так и взрослым, может далеко не каждый писатель (до него этим мог похвастаться лишь Пушкин). Да, Горький – основатель соцреализма, но А. Н. Толстой – основатель советской литературы вообще. Более того, он определил и дальнейшее жанровое развитие этого искусства в СССР. Научная фантастика, столь любимая советскими читателями, с шедеврами Ефремова, Стругацких, Емцева и Парнова и многих других немыслима без пионерных творений Толстого в этом направлении. Далее, детский жанр как литературное направление в СССР – тоже исключительно его заслуга. То же касается и исторического романа,который так широко и грандиозно был раскрыт как жанр именно Алексеем Николаевичем.

Ну а в 30-40-е годы произошли события, которые многим журналистам и литераторам дали повод замахнуться на лавры зачинателя жанра эпопеи Льва Николаевича (хотя многие возразят, ведь таковым был Гюго, или хуже того, Гомер). Логика была примерно следующей: великому Толстому и не снились такие события, потому быть эпопее намного круче, чем Война и мир, никак иначе.

Но эти журналистики и писатели-фронтовики забыли (или, о Боже мой, не знали?), что для создания действительно хорошего произведения мало просто обладать связной речью (мыслью?) и запасом слов, нужно быть ещё и мыслителем, моралистом, психологом. Все эти качества были у великого старца и у Горького.

И ещё важно то, что в качестве примера фронтовики взяли почему-то именно Красного графа. Партия настояла или настолько высок был авторитет этого человека в писательской среде? Очень нерациональный выбор.

Хотя, с другой стороны, история знает страницы и похлеще. Взять, скажем допушкинские и догоголевские времена, когда знать зачитывалась редкостной мутью, об авторах которой и вспоминать не хочется. Но пришёл Белинский и объяснил нам, что такое хорошо и что такое плохо в литературе, то есть расставил все по своим местам. И именно с тех пор мы любим Пушкина, Лермонтова, Гоголя, да и вообще ворвались в мировую литературу. Спасибо тебе, Виссарион. Мы очень мало тебя благодарим, к сожалению.

Но вернёмся к теме Второй мировой и выбору Красного графа в качестве эталона. Ведь именно поэтому вместо шедевров о войне мы получили сотни тысяч замаранных страниц бесполезной для литературы (но не для истории) информации. С другой стороны, нельзя не признать, что события были настолько жуткими и бесчеловечными, что ни о какой эпопее речи быть не могло. Ну как создавать роман о высоте человеческой души, подвигах, красоте и любви, если применительно к тем годам даже слова такие произносить стыдно?

И обратите внимание, что как только мы берём томики с повестями о большой войне, у нас в тысячу раз возрастают шансы насладиться действительно качественным произведением. Они есть, их много, и они там, где не было мании величия, попыток перепрыгнуть через голову Льва Толстого. Они в небольших романах и повестях Васильева, Некрасова, Василя Быкова и многих других, где мы видим жизнь глазами героев и чувствуем жизнь их же эмоциями и переживаниями. Мы не думаем о стране в целом, нам это не нужно, это вообще невозможно (здесь можно поставить вполне логичную точку), когда читаешь роман или повесть. Какое нам дело до государства, этого воображаемого общества? Причём это касается как литературы, так и жизни вообще. Мы думаем и волнуемся исключительно о конкретных людях, на место которых мы ставим себя, ибо только через подобное восприятие, сопереживание и возможна хорошая литература, пусть даже она и нереалистичная, абсурдистская или какая угодно еще.