Нефоры

– Какие соседи? Эти, блядь? – ругнулся Кир, указав на мать семейства, которая выглядывала из-за забора. – Они постоянно друг с другом пиздятся, дядь Миш. А я вчера спал. Дьяк вон подтвердит.

– Ага. Спали как убитые, – повторил я, когда равнодушные глаза участкового остановились на мне.

– Вы других соседей спросите, – кивнул Кир в сторону таращившихся с другого участка цыган, чьи дети тоже испробовали на себе кочергу.

– Да не видели они нихуя. Как обычно, – отмахнулся дядя Миша и, убрав лист в папку, вздохнул. – Заканчивай, Комаров. Когда-нибудь найдется тот, кто видел.

– Не в Блевотне, дядь Миш. Сами ж знаете, – снова усмехнулся Кир, закуривая сигарету.

– Знаю, – кивнул участковый и, взяв под козырек, направился к выходу с участка.

– Пидоры, блядь, – зло бросил Кир, когда участковый уехал. Только ругнулся он на соседку, которая все еще пялилась на нас из-за забора. – Хуй с ними. Погнали, выпьем. Башка трещит.

– Погнали, – кивнул я, и мы с Киром отправились похмеляться домашним вином, которого у Кира было в избытке.

Так получилось, что именно Кир открыл для меня мир метала. Случилось это в десятом классе, когда он подсел ко мне на перемене и положил на стол диск. На обложке был только орущий черно-белый мужик и какая-то нечитаемая хуета вместо логотипа.

– На, зацени, – коротко бросил Кир, смотря в сторону. Там, у книжных шкафов со старыми учебниками, наши старшаки мучили Петушка – классного лоха. Я же с головой погрузился в учебник по химии и раз за разом повторял формулы перед контрольной.

– Бля, Кир. Тут контроша сейчас будет, а ты с музлом своим, – поморщился я, но Кир, двинув мне по плечу кулаком, настойчиво придвинул диск ближе. – Чо это?

– У нефора из параллельного отжал вчера, – усмехнулся он. – Послушай.

– Хуйня какая-то, – хмыкнул я, повертев диск в руках.

– Сам ты хуйня, – вскипел Кир, но быстро остыл. – Сам так же думал, пока не включил. А потом проперло. Нефор сказал, что это типа блэк-метал.

– Ты ж по Queen перся, не? – поддел я друга. Тот поморщился в ответ и, прочистив горло, сплюнул на пол.

– Давно это было. Хуета пидорская. А это тема. Нефор сказал, что не всем заходит. Но ты попробуй.

– Ладно, – нехотя буркнул я и сунул диск в рюкзак, после чего снова вернулся к учебнику. Формулы расплывались перед глазами бессмысленными кляксами, и я, вздохнув, понял, что эту контрольную не вывезу точно. Петушок в углу протяжно завыл, когда старшаки стянули с него штаны и кто-то врезал ему по яйцам. Как и всегда.

Вечером мне, как обычно, дали дома пизды. Мамка нашла в рюкзаке сигареты и зажигалку, после чего устроила очередной концерт. Я привык к разносам с седьмого класса, поэтому молча стоял, потупив взгляд и изучая покрашенный коричневой краской пол на кухне. Но мамка на проповеди не остановилась и позвала отца. Тот молча выслушал её, повертел в руках пачку сигарет и грустно вздохнул.

– Ладно. Если уж куришь, то кури в открытую, – бросил он, заставив мамку открыть рот от удивления. – Лучше уж дома, чем бычки по помойкам собирать.

– Да как же… – попыталась было вставить мамка, но папа бросил на неё косой взгляд, и она замолчала. Я слабо улыбнулся, смотря на отца, и уловил в ответ еле заметную улыбку.

– Но придешь пьяным – отхуярю, – серьезно сказал он. – Не в этом доме. Усёк?

– Усёк, – кивнул я, и меня наконец-то отпустили.

Добравшись до своего стола, я скинул рюкзак и вытащил из него учебники, тетрадки и диск, который мне дал Кир. Затем, чуть подумав, достал из нижнего ящика свою «сидюк». Плеер я купил после летних каникул у Лёньки Щеглова – одного из наших старшаков. Ему батя подарил новый, а старый он долго пытался всем втюхать, пока я его не купил.

Летом мы с Киром хорошо пошуршали на промке и спиздили оттуда гору кабелей, которые потом продали барыгам из Блевотни. Деньги поделили поровну: Кир свои пропил, а я купил новые шмотки и на остатки взял плеер. У Ирки, моей соседки, был комп с резаком, и она за небольшую плату нарезала музло всему двору. Мне, понятно, она резала бесплатно, потому что мы дружили с детства.

Засунув диск в плеер и нажав на «Play», я от неожиданности чуть не грохнулся со стула. Музыка, если её можно было бы назвать музыкой, совсем не походила на то, что я слушал раньше. Глухой сырой звук, монотонные барабаны и хриплое карканье вместо нормального вокала. Меня замутило, а сердце словно попыталось угнаться за неизвестным барабанщиком. И тут я услышал мелодию…

Мелодию настолько пронзительную и грустную, что даже сердце заныло, а в груди набух комок. Вместо карканья я услышал яростный крик, полный боли и жажды. Вместо сырости – ледяной ветер и колючий снег, рассекающий кожу до крови. Вместо тупого молотилова – бешеный стук сердца того, кто бежал через холодную пустыню в надежде найти тепло.

– «Transylvanian hunger», – прочитал я, перевернув коробку от диска. И тут же все встало на свои места. Голод! Крик голодного вампира посреди непроглядной тьмы и холода ледяной пустыни. Который хочет лишь одного. Крови.

– Зашло, – констатировал Кир, когда мы пересеклись у школы за углом, где часто курили без риска засыпаться. Я кивнул ему и пожал протянутую руку, после чего нахмурился и посмотрел на странного пацана, стоящего рядом с Киром.

– Зашло, – подтвердил я, доставая сигарету из пачки и зажигалку. – Сначала подумал, чо за хуета, а потом проперло.

– У блэк-метала есть особый шарм. В монотонности полотен… – манерно произнес незнакомый мне пацан.

– Ты, блядь, кто такой? – перебил его я. Пацан сбился, побледнел и сделал шаг назад, но когда Кир рассмеялся и положил мне руку на плечо, выдохнул.

– Не бурей, Миха. Это новенький, зимой с Речки перевелся. Он и подогнал мне диск, – ответил Кир. – В параллельном учится. И в музле шарит, вообще заебись.

– Роман, – представился пацан, протягивая руку. Я чуть подумал и пожал её.

– Миха. Будем. Так чо ты там про блэк-метал пиздел?

Так я познакомился с Жабой. Погонялом его тоже наградил я, но все, услышав его, соглашались с тем, что прозвище подходит ему идеально.

Невысокого росточка, Жабу смело можно было назвать отталкивающим. Круглая и слишком крупная голова, вечно грязные жиденькие волосы, стянутые в сальный хвостик, черные мелкие глаза и слюнявый лягушачий рот, частенько растягивающийся в противной ухмылке. А еще Жаба очень сильно был похож на вокалиста группы Alphaville, только чутка уродливее.

Жил Жаба через дом от меня по проезду в двушке вместе с отцом и мамкой. Его отец работал формовщиком на заводе, где трудились почти все мужики нашего района. Естественно, те, кто еще не спалил окончательно мозги паленым бухлом. Высокий и худой, он был идеальной парой для своей жены – такой же серой и неприметной мышки, работавшей бухгалтером на заводе.

Когда я впервые увидел отца Жабы, то подивился, насколько Жаба на него не похож. Словно он был детенышем кикиморы, которая подкинула своего отпрыска и забрала у семьи Черновых нормального ребенка. Правда выяснилась позднее, когда Кир напоил Жабу на своей днюхе спустя полгода после нашего знакомства. Тогда с Жабы спала маска, и он рассказал нам, что отец ему не родной.

Виной всему мамка Жабы, которая, получив путевку в санаторий, встретила там такого же бухгалтера, как и она сама. Он писал ей стихи, таскал вино ночами, а потом выебал и уехал в родной город. Через девять месяцев родился Жаба, а его мамка решила во всем признаться мужу.

– И чо? Не выгнал нахуй вас? – подивился Кир, прикладываясь к полторашке пива. Окосевший Жаба, с трудом сидящий на стуле, тяжело мотнул.

– Не. Сказал, что привык уже к ней. Да и куда бабу с мальком выкинешь, – запинаясь, ответил Жаба, неумело пытаясь закурить.

– Чот не понял я. Вроде и по-мужски поступил, а вроде и не мужик, раз блядюгу не выгнал, – задумался Кир.

– Тебе не похуй, а? – ругнулся я. – Чужая семья – потемки. Нехуй туда лезть.

– И то верно, – кивнул Кир. Он посмотрел по сторонам и, не найдя сигарет, повернулся к Жабе. – Жаб.