Его сладкая девочка

Все может быть, Любовь Михайловна Шумер, как зовут эту красивую женщину, за эти годы набралась опыта и вполне может взять за яйца любого мужика. Не удивлюсь, что ее запросы стали больше, а мужики богаче.

— Мне не нужна твоя помощь.

Отпускаю руки, откидываясь на спинку дивана, смотрю на часы, снова хочу домой.

— Это пока не нужна. Но потом может быть уже поздно.

Бред, но стало даже любопытно, что попросит она за свою помощь.

— Хорошо, чисто теоретически, допустим, я поверил, что ты имеешь некое влияние на определенного мужчину. Хотя ни один очень богатый и влиятельный человек не станет слушать свою подстилку.

— Как грубо, — Люба снова поморщилась.

— Говорю как есть. Так что ты попросишь взамен, мне очень интересно?

Улыбаюсь, даже не могу прикинуть в голове, что она сейчас скажет. Деньги? Украшения? Путевку на море? Что?

— Я хочу от тебя ребенка.

А вот тут я подвис реально. Я не ослышался? Ребенка?

— Что тебя так удивляет? Мне почти сорок два, я еще могу выносить и родить сама. У меня остались к тебе теплые чувства, ты молод, здоров, хорош собой — прекрасный генофонд.

Она говорила словно не обо мне, а о породистой собаке или быке. И этот вечер перестает быть томным, но в другом плане.

— Я так понимаю, встречаешься ты с одним мужчиной, а ребенка хочешь от меня?

— За того мужчину я хочу замуж, мы не афишируем наши отношения, встречаемся не так часто, но за все это время я так и не забеременела. У него есть две взрослые дочери, и ребенка на стороне он не планирует.

— Великая афера накрывается медным тазом? Однако, ты повеселила меня. Но я пас, найди кого другого. Что вообще за бред? Ты сама себя слышишь? Иди трахни любого и залети.

— А еще я знаю, кто твоя девушка, вы так красиво целовались тогда в ресторане, а потом ты не менее красиво нес ее на руках. Как же все-таки судьба так удачно сводит людей, не могу не верить в нее.

Вижу, как глаза Любы сверкнули недобрым огнем. Хочу ли я слышать ее очередной бред?

Нет, не хочу. И не буду.

— Прощай.

Встаю из-за столика, взяв свое пальто, выхожу на улицу. Вдыхаю морозный воздух полной грудью, он бодрит и приводит в чувство.

Кто такая моя девушка? Орешкина она, моя любимая Орешкина, которую я сейчас приеду и залюблю до обморока прямо в прихожей.

Глава 34

Вершинин

— Даша, я дома.

Квартира встретила меня темнотой и полной тишиной. Остановился на пороге, сжимая в одной руке ключи, в другой — букет цветов. Сам захотел подарить своей девушке цветы, завтра, можно сказать, годовщина знакомства — целая неделя.

Не припомню, чтоб такое со мной случалось раньше, но как только увидел вывеску «Цветы», рванул как ненормальный за охапкой розовых роз. Таких же нежных и колючих, как сама Орешкина.

Люба, конечно, выдала номер с ребенком. Совершенно ненормальная женщина, на что вообще она рассчитывала? Что я вот так кинусь к ней и начну оплодотворять? Что я променяю Дашу на бывшую любовницу своего отца ради спасения компании?

Чокнутая.

— Орешкина, мы играем в прятки? Я сразу сдаюсь, иди сюда, буду целовать.

Включил свет, закрыв дверь, разулся и прошелся по дому, заглядывая во все комнаты, даже в туалет и ванную, но Даши нигде не было. Заглянул в шкаф — мой любимый розовый чемодан стоял на месте, значит, не свинтила. От нее можно ожидать чего угодно.

Днем она стонет, отдаваясь в кабинете, а вечером уйдет в неизвестном направлении. Вполне в духе Орешкиной.

— Вот же зараза какая.

Набираю номер, гудки есть, но трубку не берет. В голове проносятся картинки одна страшнее другой: что мою девушку украли или что она застряла в лифте, а еще хуже — что ее сбила машина.

Ее должен был привезти Тимофей, набираю его, сжимая в руках букет роз, шипы больно врезаются в ладонь.

— Да, Роман Александрович.

— Тимофей, а скажи мне, милый человек, где Даша?

— Даша?

— Да, та самая Даша, которая работает моим секретарем и которую ты, как мой водитель, должен был привезти после рабочего дня ко мне домой. Ты забыл дорогу или лишился окончательно мозгов?

Повышаю голос, потому что начинает колотить.

Тимофей молчит, слышу, как у него в салоне играет музыка, и неожиданно до моих ушей доносится голос Орешкиной, но не могу разобрать, что она говорит. Потом всхлип — она что, плачет?

— Тимофей, твою мать, что происходит?

Кидаю букет на кухонный стол, опираясь о него руками.

— Роман Александрович, я ни в чем не виноват, она сама попросила. А я говорил, что это дурацкая затея, но вы же ее знаете: нет, говорит, давай — и все.

Из этой скомканной речи своего непутевого водителя я понял лишь то, то Орешкина подбила его на какую-то авантюру, но он, как всегда, не виноват.

— Тимофей, вы в машине?

Надо задавать наводящие вопросы, на которые можно ответить быстро. Главное, чтоб они оба оказались рядом, а там я уж разберусь, кого и как наказать.

— Да, в машине.

— На какой улице?

— Почти рядом, на Васнецова.

— Быстро вези ее домой.

— Я никуда не поеду, видеть его не хочу, — это кричит уже Даша. — И пусть не звонит и не пишет. Никогда! Включай музыку и поехали в клуб.

Какой клуб? Что произошло за несколько часов, что я так впал в немилость и отлучен со двора?

— Тимофей, ты меня слышишь? Вези ее домой, ко мне домой, и даже не думай о клубе.

— Но…

— Тимоша, ты такой хороший, ну его, твоего начальника, поехали кутить.

Она что, пьяная? Язык явно заплетается. И с каких пор Тимофей стал Тимошей?

Ну, она у меня получит.

— Я тебя уволю с завтрашнего дня, Тимофей, ты слышишь меня? Быстро я сказал, вези эту кутилу ко мне, я встречу во дворе.

Дальше неразборчивая речь, Тимофей отключился, я снова обулся, захватив сигареты, спустился. А ведь хотели пойти в гости, надо было поговорить с Марком о Дымове, но нет, эту несносную девчонку нельзя оставить ни на минуту одну.

Конец февраля мел метелями и обжигал холодным ветром лицо. Стоя под козырьком подъезда, выкурил уже две сигареты, а карета все еще везла мою пьяную принцессу.

Но вот из-за поворота сверкнули фары рабочей машины, «Лексус» притормозил, но из него никто не спешил выходить. Дернул ручку двери, громкая музыка тут же заполнила весь двор. Даша пила прямо из бутылки коньяк и дергалась в такт мелодии.

Что это вообще за разгул? По какому поводу?

— О, Вершинин, ну как твой деловой ужин? Не обожрался?

Даша, уже хорошо пьяненькая, прижала бутылку к груди, икнула, музыка стала тише.

— Тимоша, включи, включи громче, моя любимая песня. А ты, Вершинин, не любимый, потому что козел. Не хочу тебя видеть. Тимофей, поехали ко мне, далеко только я тебя с сестрой познакомлю, она у меня хорошая, вредная только.

— Так, все, заканчиваем дискотеку и бухать, идем домой, буду в угол ставить.

— Никуда я с тобой не пойду. Фу, Вершинин, ты плохой, очень плохой, я-то думала, хороший, самый лучший, а ты как все, даже хуже своего Ржевского — бабника.

Даша снова делает глоток из бутылки, но я вырываю ее из рук, Тимоха смотрит непонимающе. Вытаскиваю Орешкину из машины, еще сопротивляется, сучка маленькая.

— Вот сейчас придем домой, и я тебя отлуплю, паршивка такая.

— Не имеешь права, я тебе никто, как и ты мне. Сидел там, ручки трогал, в глазки заглядывал, фу, противно было смотреть.

Не могу разобрать половину слов, что она говорит, смотрю на бутылку — почти пустая. И как в нее столько влезло, и она все еще стоит на ногах? Пихает меня в грудь, шубка расстегнута, волосы распущены, надо быстрее уводить ее, пока не простыла.

Даша шатается, вдруг подворачивает ногу, чуть не падает, но я, присев, закидываю ее себе на плечо, Тимофей, выйдя из машины, протягивает ее сумочку, виновато опуская глаза.

— С тобой я поговорю завтра, мало не покажется.